Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

   - Приказ был. Командующего фронтом без зачтения. Чтоб безнадёжных не вывозить, не загромождать дорогу и экономить бензин. Поставили на это спецвойска. Другие бы не стали, а эти.... вывернули они раненых на дорогу, под откос сбросили, а машины под свои нужды. А раненых добили, и сфотографировали. Как вражеское зверство. Я просто на фотографии откос узнал, там дерево приметное было. Мы там за два дня до того стояли, ждали своей очереди на переправу.

   - И молчал? - спросил Чалый.

   Гаор открыто посмотрел ему в глаза.

   - Жить чего-то хотелось.

   - А шофёры?

   Гаор покачал головой.

   - Их никто не видел после того. А машины... номер сменили и ищи-свищи. Спецвойска, чего хотели, творили. Им свои-чужие - всё и все по хрену.

   - Понятно, - кивнул Седой. - А майор тот, которому ты морду набил, он что?

   - А ни хрена, - улыбнулся Гаор. - Я пробку растолкал, взвод наш переправился и дальше потопал. А на передовую он за мной не попрётся.

   - А твоё начальство как на это смотрело?

   - А никак. Оно в сторонке курило и свои дела обдумывало. Мне сказали переправляться, мы до бомбёжки и переправились. Я, - Гаор подмигнул притихшим слушателям, - свой приказ выполнил. Ну, следующая нашивка мимо проехала, ну и что?

   Все помолчали.

   - Даа, - наконец покрутил головой Бурмаш, - солоно, значитца, на фронте-то?

   - А помирать всё равно неохота, - усмехнулся Гаор.

   Слушатели расходились, обсуждая услышанное, что получается-то сортировку устроили, четвёртую категорию бедолагам выписали, утилизацию.

   - Страшные вещи рассказываешь, - покачал головой Седой.

   - Всюду свои страхи, - пожал плечами Гаор. - Там я вон как. А написать об этом побоялся.

   - Сейчас напиши, - будто в шутку посоветовал Седой.

   - Это успеется, - отмахнулся Гаор, - моё при мне и никуда не денется. А вот... - он запнулся, подбирая слова. Как сказать, чтоб и всерьёз, и чтоб шуткой повернуть можно было?

   Седой молча ждал.

   - А вот интервью об аварии десятилетней, говорят, давности я бы взял. Дадут?

   Седой изумлённо посмотрел на него и захохотал. Смеялся он долго, смотрел на Гаора, пытался что-то сказать и снова начинал смеяться. Гаор терпеливо ждал.

   - Ну, - наконец выговорил Седой, - ну точно журналюга, ну подловил, ну молодец.

   - Седой, ты чего? - настороженно спросил Зима.

   - Ничего, - Седой вытер глаза. - Купили меня. Хорошо купили. А закрутил-то зачем так?

   - Так за "вы" врежут, меня предупредили, а на "ты" в интервью говорить тоже не положено.

   - Это где? - заинтересовался Чеграш, - ты Рыжий, чего-то совсем несуразно загибаешь.

   - Интервью, это когда один спрашивает, а другой отвечает, - объяснил Гаор.

   - Аа, так это допрос, - понял по-своему Чеграш, - а ты мудришь.

   - Н-да, - удивлённо улыбнулся Седой, - в самом деле, интересно. И чем же интервью от допроса отличается?

   - На допросе бьют, - сразу ответил Гаор. - И спрашивают, чтоб навредить. А интервью это сбор информации с благими целями.

   - Ты смотри, - восхитился Седой, - неплохо. И что же это за цели?

   - Информированность общества, - победно улыбнулся Гаор.

   - Журналюга, - вздохнул, сдаваясь, Седой. - Спрашивай.

   - Мне записывать или диктофон включить? - невинным тоном спросил Гаор.

   - А он у тебя есть? - не менее невинно поинтересовался Седой.

   - Дорогие они, стервы, - вздохнул Гаор, - так и не накопил.

   - Тогда записывай, - кивнул Седой и сел поудобнее, закинул руки за голову.

   Гаор изобразил, что держит на колене блокнот и ручку. Но лицо его тут же стало серьёзным. И рассказывая, Седой видел это жёсткое лицо, потерявшее всё своё лукавое обаяние, прицельно сощуренные карие глаза, тёмно-рыжие полукольца волос, уже наполовину прикрывавшие клеймо: пять синих лучей из одной точки. Что ж, этот парень видел столько и такого, и ещё увидит, что имеет право знать правду. Его она не сломает.

   - Если совсем точно, это было семь лет назад, но началось раньше. Тебе говорили, что я инженер, а ещё точнее, инженер-конструктор. Думал остаться в науке, в аспирантуре, но не получилось, по совсем другим обстоятельствам. Хотя... это тоже сыграло свою роль в моём решении. Мой научный руководитель, я у него писал диплом, потерял лабораторию, и его разработки закрыли, а были там весьма перспективные идеи. Он не выдержал, инфаркт, скоропостижная смерть, все бумаги сразу стали ненужными, основные идеи были у него в голове, он только начинал работу. И я ушёл, отказался работать над темой его конкурента, решил, что смогу вернуться к его теме уже самостоятельно. Тем более, что фирма создала все условия. Свободный доступ в лабораторию, возможность ненормированного рабочего времени. И отличная бригада. Подобралась компания молодых энтузиастов, не только работали, но и дружили. И тут к нам назначили нового... кому-то из руководства фирмы он приходился наследником. Нам это не очень понравилось, мы все из младших и бастардов, да мы бы и не обратили на это внимания, если бы он сам это не помнил и не старался, чтобы окружающие не забывали. Объяснялось это просто. Большей бездари я за всю жизнь не встречал. Мы говорили, что любой стол рядом с ним уже профессор. Хотя бы потому, что слушает наши разговоры. Но бездарь была с претензиями. А у нас как раз стало кое-что получаться. И он сумел повернуть так, что докладывал о результатах всегда он, и в списках на премии и награждения его фамилия стояла первой. Мы оглянуться не успели, как он стал официальным руководителем. Но многим из нас, да почти всем было на это наплевать, слишком интересно разворачивались события, и если находится дурак, согласный вместо того, чтобы думать и работать, просиживать штаны на совещаниях и толкаться в приёмных высоких кабинетов, то флаг ему в руки. Тем более, что всё необходимое: материалы, деньги, приборы, иностранную литературу, а уже шла война и многое надо было доставать неофициальными путями, квалифицированных рабочих и подсобников он доставал. Мы давали максимально точный заказ и получали точно заказанное. Кстати, именно тогда, я впервые стал работать с рабами. И сразу обнаружил вопиющее враньё официозов о непроходимой тупости аборигенов и их неспособности к обучению. Но начались столкновения с надзирателями. Мы нажали на своего... гм, начальника, и он выбил изменения режима содержания в соответствии с потребностями производства. Именно такая формулировка.

   Краем даже не глаза, сознания, Гаор отметил, что Чалый, Чеграш, Зима и Гиря образовали вокруг них молчаливое, но плотное кольцо, и камера, всегда охотно ввязывающаяся в любой разговор, не замечает их. Седой говорил, явно не заботясь о слушателях, что уж совсем на него не походило.

   - Теперь они жили прямо в рабочем отсеке, рядом с лабораторией. Да и мы фактически перешли на казарменное положение. Сами не заметили, как стали одной командой. Работа шла полным ходом. Заинтересовалось Военное Ведомство. Впереди замаячили не только премии, но и ордена. И он потерял голову. Задумал устроить парадный прогон, напоказ. Хотя установка была не готова к такому режиму. Первым забил тревогу бригадир рабов. Невероятное чутьё было у парня. Правда, высказал он это в непонятной тогда для меня, да и для остальных, форме. Голозадый шебуршится, надо бы ему укорот сделать.

   Гаор отметил про себя непонятную фразу, но промолчал, смутно догадываясь о смысле. Однако Седой заметил и, усмехнувшись, тут же сам перевёл сказанное. И продолжил:

   - Никто не понял. Мы работали. И оказались поставленными перед фактом. Рабочий зал набит генеральской сволочью в мундирах, орденов столько, что магнитное поле нарушено, мы оттеснены, и нас, жалких штафирок, в упор не замечают, а он даёт пояснения, как под его чутким руководством достигнуты столь внушительные результаты. Если б этот дурак ограничился трепотнёй! А он шикарным жестом врубает полную мощность и, отталкивая оператора, отключает автоматику защиты.