— Кажется, вам по душе воинское ремесло?
— Что? — не понял юноша.
Он растерянно глядел на оружие, потом на кавалера, потом снова на оружие.
— Ну? Так вы сделаете это? — спросил Волков, всё ещё держа стилет пред юношей.
Максимилиан взял у него стилет и теперь поглядел на Вилли, Сыч держал его крепко, лицо секретаря было уже багровым, но он всё ещё был жив и таращился на оружие у Максимилиана в руке. Сипел, пытаясь что-то сказать.
— Ну, чего вы тяните, — спросил Волков, — или вам всё это нравится?
Максимилиан взглянул на него и, собравшись с духом, шагнул секретарю. Он воткнул ему оружие в живот. Струйка почти чёрной крови лизнула руку юноши, и он тут же инстинктивно вытащил стилет из тела секретаря и выронил его на пол. Отшатнулся и поглядел на кавалера.
Тот смотрел на него неодобрительно и спрашивал:
— Вы его пытаете, или убиваете?
Юноша смотрел на него ошарашено, он был не в силах говорить. А кавалер постучал себя пальцем по груди и произнес, показывая место:
— Бейте в сердце и не попадите в грудную кость. На оружии нет гарды, соскользнёт рука, и вы её себе располосуете.
Максимилиан кивнул головой, вздохнул и поднял с пола оружие. Подойдя к секретарю, который всё ещё шипел и сипел придушенный, снова вонзил в него стилет. Жало вышло из спины секретаря, даже чуть кольнуло Сыча в ляжку. На сей раз удар был более точен. Кровь залила юноше руку, но он не выпустил оружия и поглядел на Волкова, ища одобрения. Вилли тут же помер, обмяк. Сыч отпустил веревку, и он сполз на пол. А Максимилиан успел вытащить стилет. Волков смотрел на него и даже при тусклом свете лампы видел, как он бледен, как странно блуждают его глаза, как не хотят они глядеть в сторону мертвеца, словно боятся его разглядеть.
«Ну, что ж, мальчик, ты, кажется, хотел быть воином, — со злорадством думал Волков. — Добро пожаловать в корпорацию, это неприятно, а как ты хотел? Как ты будешь добивать раненых и пленных еретиков. Или, может, отпустишь их?»
Максимилиан протянул ему оружие. И Волков не стал ему выговаривать за то, что стилет был весь липкий от крови. Вытер его сам об мертвеца, а затем отмыл остатками воды, что была в кувшине у кровати. Он совсем не торопился, хотя чувствовал, знал, что и Максимилиану, и барону, и даже Сычу хочется уйти отсюда побыстрее. Нет уж, постойте рядом с трупом. Стойте тут, и ты, заказчик, и вы, убийцы, пока я отмою свой стилет. Они все стояли молча, ждали его.
Наконец, он спрятал чистое оружие себе в сапог и пошёл к выходу.
Там, в коридоре, когда монах уже вышел из пыточного зала, Волков нашёл начальника караула и сказал:
— Ведьма Рутт и её секретарь пытались убить барона, пришлось их успокоить. Похорони их, — он протянул стражнику талер, — и чтобы ни могил, ни надгробий, чтобы всё тихо было. Понял?
— А в реку можно их? — спросил понятливый начальник стражи.
— Да, в реку можно.
Волков пошёл на улицу, думал, что у барона хватит ума больше не лезть к нему хотя бы сегодня, но тот не унимался, догнал его на улице и заговорил, как всегда вкрадчиво и убедительно:
— Как я рад, что встретил вас. Даже не знаю, кто бы ещё мог всё это сделать.
Кавалер сразу понял, что это только начало, барон снова хватал его за рукав, а у него уже не было сил даже чтобы вырвать руку.
— Но нужно завершить дело, нужно сделать последний шаг, слышите, кавалер?
— Чувствую, дело не завершится, пока я не зарежу вас, — холодно сказал Волков.
— Нет, дело завершится только на банкире, — барон его даже остановил, зашептал возбуждённо, — банкир последний, кто видел бумаги.
— Идите к дьяволу, барон, — ответил Волков, даже не скрывая раздражения.
— Подождите, кавалер!
— К дьяволу, я сказал, — на сей раз Волков вырвался из цепких пальцев барона и пошёл к лошадям.
— Дело надо завершить. Понимаете?
— Наймите убийц, в этом гнилом городе это будет не сложно.
— Я уже подумал об этом, но я не знаю тут надёжных людей, — барон всё шёл и шёл рядом, — а если дело сорвётся, и банкир сбежит, что тогда делать?
— Не знаю, я по вашей прихоти уже казнил без суда двух людей. И хоть людишки были дрянь, но мне это успело наскучить. Ищите убийц.
Волков уж вставил ногу в стремя, как барон опять его схватил за рукав:
— Кавалер, — он задумался на мгновение, — у меня есть двадцать два гульдена золота. Больше нету, это последние. Я вам их отдам вперёд дела. И как только вы сделаете дело, я клянусь, что сразу напишу герцогу, сразу же! И буду представлять вас как нашего с ним спасителя. Буду писать о вас в самых прелюбезных формах. Вы узнаете, насколько герцог может быть благодарен. Вы удивитесь его щедрости.
Волков залез в седло. Двадцать два гульдена — не отмахнёшься. Деньги немалые, даже если три сундука серебра стоят у тебя в покоях. У него, в сундуке бургомистра, среди серебра то и дело мелькали золотые. Там явно их было больше. Но двадцать две жёлтых монеты… Да ещё расположение герцога… А Сыч всё сделает за три…
«Вы удивитесь его щедрости».
И расположение герцога…
«Вы удивитесь его щедрости».
Может быть, даже земля с мужиками…
Он смотрел сверху вниз на барона и молчал, хоть и начинало светать уже на востоке, Волков почти не различал его лица.
— Кавалер, — не отставал барон, — герцог будет вам благодарен, благодарен как спасителю.
— Хорошо, — наконец сказал кавалер, не выдержав уговоров и посулов, старого дипломата, — я займусь банкиром. И очень надеюсь, что герцог удивит меня своей щедростью.
Тут на коней сели и Максимилиан, и Сыч, монах залез в свою телегу, а барон поспешил к своей карете, все стали съезжать с тюремного двора и не видели, как в предрассветной мгле стражники грузят в телегу два завёрнутых в дерюгу трупа. Все хотели спать, все торопились.
А город просыпался потихонечку, вставал с кроватей и перин городской люд, вставал под петушиные крики и мычание надоенных коров. И все здесь было на своих местах.
Глава 37
Приходил посыльный из городского совета, но Ёган не пустил его, сказал, что господин не спал два дня, теперь спит. Когда встанет, только Богу известно. Сыч тоже две ночи не спал, отсыпался, а вот молодые брат Ипполит и Максимилиан поспали совсем немного и к обеду встали. Максимилиан уже и забыл о ночном деле и был в хорошем расположении духа, шёл наверх в покои господина, чтобы поговорить с Ёганом о разных мелких делах. И в коридоре столкнулся с госпожой Агнес. Нос к носу. Юноша поклонился ей и сделал шаг в сторону, пропуская девушку, а та не пошла, встала и стояла, на него смотрела странно. Он тогда сделал шаг в сторону, чтобы обойти её в узком коридоре. Но она, как специально, шагнула в ту же сторону и снова оказалась на его пути. Играла с ним, видимо. Он улыбнулся вежливо и сдал шаг в другую сторону, надеясь проскочить. Уж играть с этой странной девушкой он вовсе не хотел. Но Агнес опять преградила ему дорогу.
Максимилиан остановился, поклонился и, всё ещё улыбаясь, спросил:
— Угодно ли что-нибудь молодой госпоже?
— А может, и угодно, — загадочно ответила она, но дорогу ему не освободила.
— Могу ли я помочь чем?
— Можешь-можешь, — сказал она и пояснила: — господин мне карету подарил, а кучера не подарил. Хочу, чтобы ты кучером моим был.
Максимилиан изумился, на секунду задумался, как бы повежливее отказаться, и промолвил с полупоклоном:
— Лестно мне предложение ваше, молодая госпожа, но путь я себе выбрал воинский, и служу уже господину кавалеру оруженосцем. Так и желаю служить впредь.
— Да? Желаешь? — нагло спросила девушка и даже прищурилась. — А не погонит ли тебя наш господин, как узнает, что ты его чуть жизни не лишил?
— Я? Как? Да когда же такое было? — искренне удивился Максимилиан.
— Когда? — едко улыбалась Агнес. — Когда девок блудных к нему в покои приводил. Вот когда!
— Девок? — озадачено переспросил он.
