Последний сон ее смертной души (ЛП) - Линкольн К. Берд

— Как в Японии?

— Было интересно.

— Я ни разу не был в Японии. Я всегда хотел отправиться, но, когда Кваскви покидает Портлэнд, он говорит, чтобы мы с Джорджем оберегали место на случай, если кто-то начнет ворчать. Конечно, мы побывали у Элло и Оципета в Нью-Йорке. Вот там место! Но, если не считать Канаду как другую страну, а так никто и не делает, то я не покидал Штаты, — и так далее. Я боялась их до этого, но теперь было смешно.

Мое сердце пело у моста Бернсайд. Гора Худ поднималась над табличкой Белого оленя, и ощущение дома встало на место, но когда мы добрались до улицы Турман и параллельной, мое лицо застыло в пустой улыбке. Кен не опускал бровь в изумлении. Джордж кашлянул, когда машина остановилась, и Генри перестал описывать нам меню со своего дня рождения в кафе.

— Кваскви ждет под мостом, — сообщил он, и повисла странная тишина. Он ожидал, что мы сразу выпрыгнем из Субару.

— Я останусь с папой, а ты посмотри, что он хочет, — сказала я Кену.

Кен покачал головой.

— Он хочет тебя.

Пон-сума постучал по плечу Генри.

— Кваскви сказал вам оберегать нас? Это Хераи Акихито. Присматривай за ним.

Генри залепетал:

— Но Сиваш Тийе сказал…

Джордж сжал ладонь Пон-сумы, склонившись из-за брата. Они ткнули друг друга кулаками, пожали руки и мрачно кивнули. Медведь и волк наладили отношения.

Папа все еще был без сознания, но в остальном — в порядке. И все же.

— Я не могу просто оставить его тут, — я сожалела, что не оставила его Марлин. Может, я шла к опасности. Я разрывалась, прижала костяшки к глазам.

— Даю слово, — сказал Генри, бодрое поведение тетушки сменилось серьезностью. — Мы с Джорджем будем защищать его, пока не умрем.

Боже, мы перегибали. Кваскви был лидером Иных Портлэнда, и эти двое были его друзьями. Я не бросала папу на обочине.

— Спасибо, — сказала я. Генри выглядел так умоляюще, что мне хотелось пожать его руку через куртку. Я подняла палец. — Минутку, — я набрала номер дневной опеки для взрослых, которую мы использовали, когда мы с Марлин были заняты.

Медсестра Дженни ответила на третьем гудке. Я договорилась о временной заботе на эту неделю, Генри внимательно слушал. Медсестра Дженни не сдавалась, но потом призналась, что одна кровать есть. Я надеялась, что Марлин сможет это оплатить, раз она была так занята… другим.

— Можете отвезти папу по этому адресу? — я показала Генри и Джорджу карту на телефоне. Генри схватил телефон, показал Джорджу. Тот задумался на миг и кивнул.

Генри улыбнулся.

— Мы вернемся, не успеет овца два раза хвостом тряхнуть, — он выглядел слишком юным, а говорил как пожилой житель запада, но кто знал, сколько на самом деле братьям было. Я опустилась на колени на заднем сидении, поцеловала папу в щеку. — Медсестра Дженни поможет, — сказала я. — Прости меня за это.

Кен вытащил меня из машины, и я смотрела, как Субару уезжает. Казалось, не хватало чего-то важного, словно я не туда положила ключи или потеряла телефон. Но тут мы могли только поскорее идти на зов Кваскви.

Пон-сума вел нас по улице к лестнице в небольшом холме у моста. Мы поднялись, попали в парк Маклью, обрамленный густыми зелеными рощами. Фонари, верхушки домов и провода над деревьями не мешали естественной тишине этого места. Мы были в паре улиц от модных ресторанов и шумных дорог района Перл, но тут мы будто были не в городе.

Что-то зачирикало сверху, я подняла голову и увидела стаю синих соек на металлическом поручне моста Трумана, все сидели так, что один глаз-бусинка смотрел на нас.

— Вы не спешили, — сказал женский голос. Я вздрогнула. Сойки зашумели крыльями, вопя.

— Элиза, — сказала я, узнав светловолосую болельщицу в голубом костюме, скрывающуюся в тенях под мостом. Она слабо улыбнулась нам, ее идеальные зубы сияли, и гладкий хвост волос лежал на плече.

Пон-сума выжидающе посмотрел на меня.

«Видимо, мне всех представлять».

— Элиза, Кена ты помнишь. Это Пон-сума, он из Токио, — я не стала называть его вид, как и все его имя. Я не буду больше так ошибаться.

— Токийский хафу, — исправил Пон-сума и кивнул Элизе.

Улыбка Элизы стала задумчивой.

— О, я знаю, кто ты. Какой ты. Кваскви — ужасный сплетник.

Я вздохнула. Кваскви тут не было. Видимо, он был где-то выше по тропе. Я надеялась, что мы быстро тут справимся, чтобы я вернулась к медсестре Дженни и папе, поселилась в отеле, взяла латте в Стамптауне. Я была готова ехать дальше с братьями и слушать одного из них. Мои мысли все еще были медленными после перелета.

— Сюда, — Элиза вышла из-под моста под мелкий дождь.

«Нет, латте меня не ждет», — она пошла к ровной тропе у холма. В этом парке было две основные тропы, и мы шли не по короткой. Конечно. Вместо кофе меня ждал долгий подъем по лесу под дождем и место с веселым названием «Замок ведьмы».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Сойки взмыли в небо, повернули налево, направо, а потом пропали в деревьях на холме в облаках.

— Братья-медведи хорошо позаботятся о папе, да? — тихо сказала я. Мы шли друг за другом, Пон-сума и Элиза — впереди.

— Кто? — Кен растерянно посмотрел на меня.

— Джордж и Генри.

— Пон-сума — гость Кваскви. Это священное доверие, — мы говорили на японском, желая хоть немного уединения в зловещей тишине леса и в жутком присутствии Элизы. Я не знала, говорила ли она на японском, хотя я встретила ее впервые на уроке японской литературы в колледже. Кваскви уже показал, что хорошо знал японский. Так что и она могла его знать.

— А если он проснется? Если он в смятении и напуган?

Кен смерил меня осторожным взглядом. От этих его взглядов, оценивающих, сколько я еще выдержу, я твердела как корочка на старом хлебе, но даже я слышала, что скулила. Я хотела винить нехватку сна и латте, но мой страх из-за отца было вытерпеть проще, чем то, что Кваскви хотел от нас в Замке ведьмы.

— То, что сделал Хераи-сан, что сделала ты в Аомори, чтобы освободить Черную Жемчужину, было тяжелой задачей даже для самых сильных Иных, к которым относится баку. Это требует много энергии, и ее можно получить только из смерти и рождения. Он должен был умереть.

Я охнула. Его слова были горячей иглой в спине. Мы выжили, потому что снежная женщина из Совета Токио, Юкико, отдала свою жизнь. Но папа не был в порядке. Я не могла его потерять.

— Так кома навсегда? — я в ужасе застыла посреди тропы.

Элиза возмущенно оглянулась.

— Он может проснуться, — сказал Кен. — Но не сегодня.

— Скорее. Времени мало, — сказала Элиза.

Мы пошли дальше в сумеречной тишине леса. Пон-сума оторвался и обошел дерево, упавшее на тропу. Я зацепилась ногой о выпирающий корень и споткнулась. Кен схватил меня за руку, удержал на ногах, вспышка тепла была приятной после сухости погоды и моих страхов.

— Надеюсь, в конце подъема ждет круассан с шоколадом, — ворчала я, пока мы шли среди папоротников с каплями воды, которые пропитывали мои леггинсы холодом.

— Конечно, Кои знает, где ближайшая пекарня, — буркнула Элиза.

— У нее на это радар, — сказал Кен. Никто не смеялся.

— Ладно, ждите тут, — Элиза пробежала пару шагов к Пон-суме. Он замер.

— Кваскви там, — сказал Кон-сума, кивая на высокие кедры.

— А у кого-то радар на Кваскви, — тихо сказала я.

Кен приподнял бровь, но Пон-сума растерялся. Да, его английский был хуже, чем у Кена.

Элиза нетерпеливо цокнула языком.

— Там круг защиты. Нужно ждать, пока Кваскви пропустит нас.

Сойки с моста появились над деревьями, опустились пернатыми бомбами, сформировав неровную линию на хвое на земле. Я стала ощущать любопытный гул, поток энергии, звук напоминал что-то между стоном и высоким пением флейты. Птицы вопили, суетились, пока звук усиливался, мои зубы дрожали. Кен прижал ладонь ко лбу, впился большим пальцам в чувствительную впадинку под его ухом. Хлопок, звук прекратился, птицы замерли как фарфоровые фигурки.