Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария

Именно этот деревянный уродец стал причиной беспокойства Тани. Она еще некоторое время стояла, не в силах отвести взгляд от лавки, с которой так жестоко обошлось время, когда хлопнула подъездная дверь. Вышел мужчина, на ходу размахивая мусорным пакетом, и прошел мимо, не обратив никакого внимания ни на Таню, ни на ее лавочку. А вот Таня почти с ненавистью посмотрела на него, внимательно проследила, чтобы он кинул мешок в бак и убрался со двора, и только после этого подошла ближе к тополю. На задворках сознания копошилась мысль о том, что происходит невыносимый сюр, но магия, связавшая два мира, была сильнее логики.

Во дворе же появилось еще одно действующее лицо. На этот раз это была девушка примерно одного с Таней возраста, в плотном костюме фисташкового цвета, напоминавшем то ли домашний, то ли спортивный, и белоснежных кроссовках. Она шла, погруженная в свои мысли, но вдруг остановилась, чем-то ошеломленная. Медленно обернулась, увидела скамейку, и глаза ее радостно распахнулись.

“О нет! — мелькнуло в голове Тани. — Она хочет мою лавку! Нет, нет, только не это!”

Впоследствии Таня много раз вспоминала этот эпизод и свои чувства и не понимала, что с ней тогда произошло. Она не находила ни одного рационального объяснения той любви, которая вспыхнула к обычной обшарпанной лавке, и отчаяния от мысли, что этот кусок дерева достанется другой. Не понимала механизма действия алхимии, которая засасывала ее в другой мир, отравляя сюрреалистичной магией, только чувствовала тоску и одержимость.

Девушка тоже заметила Таню, и в ее глазах вспыхнула ненависть. Она отшвырнула дорогую сумку, из-за которой согласилась на несколько унизительных свиданий, и бросилась к лавке. Таня последовала ее примеру. Она была крепче и быстрее и стояла ближе, но споткнулась о корень дерева и полетела вперед, рискуя разбить колени в кровь. Незнакомка издала победный вой, такой, какой не издавала во время самой выгодной распродажи, но Таня в полете выбросила руку вперед и зацепилась за доску, которая служила сиденьем. И тут же девушка в то ли спортивном, то ли домашнем костюме замерла, удивленно моргнула, а затем потеряла всякий интерес и к лавочке, и к обнимавшей ее девушке, подобрала сумку и пошла своей дорогой.

Мгновение абсолютного счастья сменилось замешательством. В московском дворике воцарилась непривычная тишина, он будто оказался в изолированном пузыре. Никто больше не появился на улице, а прохожие, которые хотели свернуть с проспекта, вспоминали о важных вещах и проходили мимо. Убогая лавочка оказалась вне времени и пространства. Девушка, которая минуту назад пылала такой же страстью к скамейке, что и Таня, не успела уйти далеко, поэтому застыла на месте, с тупым выражением лица рассматривая фасад девятиэтажного дома. С Таней же творилось что-то неладное. Она почувствовала, как ее кожу колят тысячи разрядов, будто она терлась о синтетический свитер. Таня посмотрела на свои руки, между пальцами мелькали фиолетовые искры, причиняя боль и оставляя крошечные следы. Она потерла руки в тщетной надежде прогнать неприятные ощущения, но это было бесполезно. Любовь к лавке растаяла, словно грязный снег в жаркий день, и ее место занял страх. Таня огляделась, пытаясь справиться с ощущением, что чужие руки затягивают ее в омут, из которого ей уже не выбраться.

— Лучше уйти отсюда, — сказала она самой себе и даже успела сделать несколько шагов, когда по телу пробежал необычайно сильный разряд, причинивший боль и заставивший раскинуть руки в стороны, открываясь злобной магии. Прежде, чем потерять контроль над сознанием, Таня успела испытать первобытный страх, заставляющий бежать без оглядки, спасая жизнь, и страх, нахлынувший, как цунами, и потопивший все прочие чувства, ощущения и даже звуки. Она дернулась раз, второй, словно муха, застрявшая в паутине, но было поздно: неведомая сила захватила ее. Таня запрокинула голову, позволяя молниям разрастись, оплести ее тело, оставляя отметины на руках, шее, лице. Под их ударами тело источналось, становилось все более слабым и бледным, и просачивалось в другой мир, повинуясь воле магистра, с интересом естествоиспытателя наблюдавшего за экспериментом. Сознание милосердно померкло.

Очнувшись, Таня обнаружила себя в полумраке на влажном земляном полу. Пахло болотом, сыростью и грибком — подвалом, одним словом. Дала о себе знать головная боль, молотом стучавшая в виски и лоб, и Таня застонала. Она попыталась подняться, оперевшись ладонями о землю, но испачканные в глине руки разъехались, и Таня упала вниз лицом. Боль прострелила нос. Когда она пыталась пошевелиться, все ее тело протыкали тысячи маленьких иголок, будто она часами лежала в неудобной позе и все мышцы затекли, от пальцев ног до самых бровей. Откуда-то издалека раздался незнакомый голос, произносивший непонятные слова. Чьи-то руки помогли Тане подняться, она потерла глаза, перед которыми плясали цветные точки и мешали видеть. Незнакомец подхватил ее под колени и, по всей видимости, попытался поднять, но быстро бросил эту затею, а просто обнял ее за плечи и повлек вперед, не давая упасть. До сознания Тани донесся далекий неприятный смех, но возможно, ей показалось. Незнакомец, от которого пахло назойливым парфюмом и пОтом, что-то сказал на странном языке, и из-за спины раздался ответ, и голос того человека, что оставался позади, был тягучим, как мед, и крайне ядовитым. Таня обернулась, сощурившись, ей показалось, что она должна рассмотреть его, что это невероятно важно, но пятна перед глазами никуда не делись, а чужие руки все продолжали тащить ее прочь, так что странный человек с неприятным голосом так и остался темным пятном. Мерзкие запахи вскоре стали слабее, тусклый свет ударил по несчастным глазам, словно молот, а потом была лестница, коридор и еще лестница. Таня шла, спотыкаясь, хлопала ресницами, тщетно пытаясь восстановить способность нормально видеть. В ее памяти остались отдельные моменты, словно кадры фотопленки: кусок стены, завешенный гобеленом, зеленый ковер с замысловатым узором, обитая металлом стрельчатая дверь, массивные мраморные перила, увитые каменными растениями.

Ей помогли пройти в комнату и улечься на мягкую кровать. Мир вокруг плясал яркими искрами, раздваивался, кружился, был теплым, плотным и сладко пах фруктами. Мужчина, которому принадлежали незнакомый голос и руки, что-то еще говорил, и тон его был мягким и взволнованным.

— Где я? Дайте воды, — проговорила Таня, но язык ее распух и заплетался, вероятно, поэтому ее не поняли, а надавили на плечи, не позволив подняться с кровати.

“У меня же джинсы грязные”, — мелькнуло в голове, но молот, стучавший по вискам, никак не унимался, и чистота одежды, чужие руки и незнакомая комната — все вдруг оказалось неважным. Хотелось одного: чтобы прошла головная боль, а в ушах перестало шуметь так, будто волны бились о барабанные перепонки. Таня закрыла глаза, а в следующую секунду перегнулась через край кровати, не в силах справиться с подступившей рвотой.

Когда желудок перестал бунтовать, она провалилась в тревожное беспамятство. Ее сознание засосало в тягучую черную жижу, где плавали мутные тени и пахло металлом. Иногда Таня всплывала на поверхность, и тогда она слышала женские голоса, но не могла разобрать ни слова, или чувствовала прикосновение рук, которые стягивали одежду. А в следующее мгновение снова ныряла в темноту, чтобы биться там, как зверь, увязший в мазуте.

Сколько продолжалось ее беспамятство, Таня не знала. Но головная боль постепенно отступила, а черная жижа сменилась обычным сном без видений, который наконец-то принес отдых телу. И когда Таня очнулась, чувствовала она себя не так паршиво, как могла бы. Ее обступал мягкий полумрак: за окном разлилась чернильная ночь, но небольшая лампа на комоде прогоняла темноту. Таня прислушалась к себе. Каждый сантиметр тела кололо, пока терпимо, но если это не закончится, то дискомфорт превратится в настоящую пытку. Она уставилась на свою руку. Кожа была усеяна маленькими красными точками, напоминавшими следы от иголок.