Воровка чар (Дилогия) (СИ) - Сокол Анна

— Нет, — врать не было смысла.

— Как нет? А речку кто вспять поворачивал?

— Слушай, ты вроде ученый, можно течение повернуть? — я почувствовала злость. В основном на себя, надо было сразу отказаться, а не шептать над водой детские песенки.

— Замедлить или ускорить — да. Обратить — нет, закон о магическом воздействии на целостность природных объектов.

— Так чего придуриваешься?

— Я не придуриваюсь, но и не обманываю. Знаешь, что за магическое мошенничество полагается?

Мы снова замолчали, на этот раз тягостно, неловко. Я убрала руку, мне не хотелось касаться парня. Он ни в чем не виноват, но все равно не хотелось.

Наша деревня Солодки располагалась на соединении двух рек. Мелководная Рыховка впадала в полноводную Ленею. Бабушкин домик стоял особняком на другой стороне. Дощатый мост строили еще до моего рождения по старому образцу — бревенчатый, выгнутый, без перил. Пробегая туда-сюда по нескольку раз в день, я никогда не задумывалась о возможности падения.

От тесных лаптей болели ступни, терпеть неудобство в угоду приличиям глупо, тем более, теперь. Я стянула первый, встала на прохладное, влажное дерево и облегченно выдохнула. Рион отвернулся, словно увидел не голые пятки, а, по меньшей мере, колени.

Потянулась за вторым, зацепила пальцами и… заскользила. Мир снова пришел в движение, мост зашатался, запрыгал перед глазами, звезды описали сияющий хоровод. Воздух ударил в спину, предвещая короткий полет и падение. Страх молотом ударил в голову, оглушая, ослепляя, лишая воли.

Водянка, значит? Самое время рассмеяться. Кто-то боится мышей, кто-то домовых, а кто-то сборщика налогов. Я больше всего на свете боюсь не тычков и летящих камней, больше всего я боюсь воды, даже плавать не умею.Что там под темно-зеленой толщей? Что появится, когда поднявшийся ил осядет, и муть разойдется?

Лапоть упал в реку, издав легкое «плюх». Следом за лаптем упаду я, и звук будет посильнее. С губ сорвался стон. Я отчаянно взмахнула рукой, ожидая, что загребу лишь воздух, но… Не знаю, во что я вцепилась сведенными от страха пальцами, но раздался треск рвущейся ткани и хруст. Меня ударили в плечо и оттолкнули от края моста. Клацнув зубами, я упала на пахнущее влагой дерево.

Вот и все. Обычное дело — пьяная девка чуть не свалилась в речку. Знай, я тогда какие последствия это повлечет, прыгнула бы сама, не раздумывая.

— Ты…ты…

Рион побледнел, его зрачки сузились, по телу прошла дрожь.Эол и сподвижники, у него что, падучая?

— Ты убила меня, — прошептал он и рухнул на мост.

Точно — падучая. Жалко-то как, молодой еще…Я разжала кулак, на сырое дерево моста упал лоскут чужой рубашки с тесемками, который я оторвала, пытаясь удержаться от падения. Парню удалось невозможное— напугать меня еще больше.

— Рассказывайте, — приказала бабушка.

Мы втроем сидели за столом. Обычным, круглым, с потемневшей от времени столешницей и отпечатками от мисок, кувшинов, кружек. Недоброе предчувствие незримо повисло в комнате, я видела его везде — в глазах парня, в собственном молчании, в бабушкиной притворной бодрости. Это как проснуться и понять, что-то случилось. Нет никаких причин, но ты чувствуешь, знаешь — это близится.

После того как малолетний маг упал, я попыталась привести его в чувство. Все знания, годами вбиваемые бабушкой, вылетели из головы. Традиционные методы — пощечины, сопровождаемые жуткими завываниями в моем исполнении, не помогали. Исчерпав запас ругательств, я, не переставая скулить, побежала домой. Что будет за мошенничество? Ха, а за смерть мага?

Из бессвязных объяснений бабушка поняла одно — я кого-то убила, и зову ее с собой, должно быть, чтобы спрятать труп.На мосту, картина, к сожалению не изменилась. Рион лежал там, безмолвный и неподвижный.

— Жив он, — осмотрев мага, обрадовала бабушка.

— А чего ж он тогда…?

— В обмороке. Помоги-ка.

Совместными усилиями мы дотащили парня до избушки. Сима сунула под нос несостоявшемуся покойнику склянку с листоцветом, и маг не замедлил выказать признаки жизни, поморщился и отполз подальше.

Теперь Рион, приведенный в более или менее, вертикально-разумное состояние, с тоскливым видом смотрел себе под ноги. Где тот парень с равнодушно-презрительным взглядом? Где высокомерный маг? Сейчас он напоминал маленького мальчика, потерявшего любимую и дорогую сердцу игрушку, того и гляди заплачет.

— Она сломала мой камень силы, — не поднимая головы, пожаловался он.

— Этот? — бабушка выложила на стол лоскут рубашки, обрывок веревки и камешки. Удлиненный четырехгранник, темно-синего цвета был расколот посередине, к одному из осколков крепилось железное кольцо, сквозь которое была продета веревочка. Парень носил его на шее, как самое дорогое.

Маг кивнул.

— Как тебя угораздило? — повернулась ко мне бабушка.

«Откуда я знаю!» — хотелось ответить мне. — «Я всего лишь ухватилась за него, чтобы не упасть».

Эол, откуда эта тошнота, то и дело подкатывающая к горлу, словно съела что-то несвежее? Что я сделала на самом деле? Слова сами сорвались с губ, быстро, уверенно, убежденно, стараясь заглушить нарастающую панику:

— Дорогая побрякушка? Так можно склеить или, на худой конец, новую заказать. Чего людей пугать?

Рион стал бережно заворачивать кристаллы в лоскут. Остатки хмеля еще не выветрились, и меня охватило чувство нереальности. Сейчас открою глаза и окажусь в постели, в худшем случае — в канаве. От его осторожных ласковых движений становилось не по себе. Так обращаются с хрупкой яичной скорлупой. Парень боялся лишний раз дыхнуть на осколки.

Бабушка погладила меня по руке, встала и, не глядя на парня, спросила:

— Ты не прошел посвящение?

— Нет.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, но Сима, покачав головой, пояснила:

— Заканчивая обучение, маг изготавливает амулет. Его наполняют магической энергией. В процессе посвящения силы перетекают от амулета к его владельцу, и с этого момента маг считается «действительным». Ты, Айка, сломала амулет, высвободив энергию до срока.Я изо всех сил боролась с желанием зажать уши. Не слышать, не знать. Иначе придется что-то делать, что-то решать, исправлять.

— Как я учителю на глаза покажусь?

— Объясни все, а потом новый камушек сделаешь, — резко, даже грубо, ответила я.

Детская беспомощность парня вызывала негодование. Кто из нас чаровник?

— Не могу. Камни силы никогда не ломаются.

— Плохо старались.

— Айка, прекрати, — одернула меня бабушка.

— В том-то и дело, что хорошо. Знаешь сколько охотников за чужими силами. Амулет связан с жизнью носителя. Сломать камень и поглотить силу мага можно только после смерти, и отнюдь не от старости.

— Напоминаю, ты жив!

— Это и есть проблема. Маг может остаться жив, в случае добровольной передачи силы. Я ничего подобного не делал. Учитель может отказаться от меня, — Рион чуть не плакал.

Он обхватил голову руками и стал покачиваться из стороны в сторону. Бабушка достала еще одну бутылочку, посмотрела на мага, вздохнула, перевернула мою ладонь и капнула на кожу. Мне и в голову не пришло сопротивляться. Пусть в другое время, я задала бы ей тысячу вопросов, мешая и говоря под руку. Сейчас же просто наблюдала. Что это? Успокоительное? Снотворное? Яд? Эол, какой яд, это же бабушка.

Жгучая боль, как от раскаленной иглы прострелила руку до самого плеча, в глазах на миг потемнело. Жидкость покраснела, будто на коже выступила кровь, вскипела и с шипением стала испаряться.

Проявитель, подсказала внезапно проснувшаяся память. Треть чабреца, треть пастушьей сумки и треть сока клевера. Настаивать ночь при полной луне, закрыть черной тканью и хранить месяц. Используется для проявления наложенных заклятий. Травница должна знать, болен человек или наведена порча.

— Айка, на тебе печать, — севшим голосом сказала бабушка.

— Ага, — кивнула я, бережно баюкая ноющую руку.

— Убивший чаровника и забравший его силу, будет заклеймен, — Рион говорил, не поднимая головы, отчего голос казался глухим, доносившимся сквозь перегородку, или сквозь крышку, — печатью смерти. Долг каждого мага нести возмездие, кару отмеченным, не зная пощады и жалости. Тебе будут мстить за мою гибель.