Грани Обсидиана - Колесова Наталья Валенидовна

– И отцу скажу, чтоб выпорол! – крикнул Бэрин вслед. Провел ладонью по мокрой голове – прямо на глазах волосы покрывались изморозью. Передернулся и оглянулся: – А-а-а, хорошо…

Он забрал принесенные мной сапоги. Пояснил, прыгая на одной ноге, чтобы обуться:

– Сапоги хорошие… жалко, если б порвал…

Я отдала свою шаль, начала стягивать и куртку, но Бэрин остановил меня. Сказал, заматывая шаль на бедрах:

– Прикрыл самое нежное место – и хватит! Ну вот, кажется, теперь мы заживем спокойнее!

И побежал к замку, неспешно, размеренно, словно каждый день бегал по морозу так: раздетым, в одних лишь сапогах и в чем-то наподобие женской юбки. Я смотрела ему вслед – он не казался смешным. Он выглядел сильным. И…

…красивым.

Я просто не могла оторвать от него глаз. Смотрела и смотрела. Лишь когда он скрылся в воротах замка, машинально оглянулась на реку. И поняла, что Бэрин имел в виду: начался ледоход, и теперь тот берег был надежно запечатан. Для всех.

И для меня – тоже.

А как же мой Рыжик?!

В замке только и делали, что обсуждали случившееся. Все сводилось к: «Эти проклятые сорванцы, никакого с ними сладу!» Кое-кто вспоминал собственные детские проказы – и на реке и на границе. Хвалили Бэрина, но как-то вскользь, вроде как он сделал то, что и должен был сделать. Должен рисковать собственной жизнью ради спасения ребенка? Хотя… насколько все-таки Бэрин рисковал? Я вспомнила, как буквально в воздухе он превращается в зверя, какие у него сильные лапы и мощное тело… И как оглушенный ударом льдины Волк едва не идет ко дну.

Берта, наливавшая травяной отвар, сказала озабоченно:

– Мальчик все никак не может согреться! Отнесешь ему?

– Да, конечно. – Я обхватила полотенцем глиняную кружку, чтобы не обжечься – в лицо пахнуло цветочным жаром летнего полдня, – и только на пороге кухни догадалась спросить:

– А куда нести-то?

– Бэрину, – удивленно отозвалась Берта. Увидела, что я не двигаюсь с места, и добавила: – Ты ведь помнишь короткую дорогу? Неси быстрей, пока не остыло!

Я приостановилась у двери, толкнула ее плечом и заглянула в комнату.

– Бэрин?

– Да, входи, – донеслось изнутри. Волк сидел, кутаясь в меховой плащ, у самого камина, с наброшенными на ноги одеялами. Принял кружку, отпил разом половину. Я отступила, но не ушла. Бэрин сжимал в руках кружку, точно грелся об нее. Сказал неожиданно, глядя в огонь: – Ты же была там, видела, как я… облажался?

– Что?

– Руки соскользнули. Не понимаю почему. Я бы спокойно уцепился за лед, вылез, подгреб к нашей стороне… а тут… – Он поднял руку, взыскательно осмотрел, точно отыскивая причину ее слабости. Не нашел и вернул руку на кружку обратно. – Вымокли.

Едва ли «вымокнуть» – самое страшное, что могло с ними случиться… Я все-таки задала мучивший меня вопрос:

– Этот мальчик, которого ты вытащил из воды, – ребенок Волков?

Бэрин указал на соседнее кресло. Я подошла, но садиться не стала.

– Нет, оборотни редко могут зачать ребенка с людьми. Когда такое случается, мы всегда следим за детенышем. И если у него проявляется Дар, забираем и воспитываем.

Мать-то наверняка рада-радешенька избавиться от маленького оборотня! Но я подумала о своей и устыдилась: она ведь не отказалась, не бросила меня, хотя ей со мной пришлось очень нелегко…

– Но ведь у ваших леди Невест… Берта говорила, у всех них родились дети!

– Важен обряд. Наш обряд. Когда лорд соединяет наши руки и говорит Слово…

– Слово?

– Ну ты же не ждешь, что я скажу – какое? – Бэрин отхлебнул отвара. – Не понимаю, чего я так разболтался…

Он казался возбужденным, раскраснелся, но вовсе не от пламени камина, в глазах появился странный, стеклянный блеск… Если б от него пахло вином, я бы даже решила, что он пьян.

– То есть, если обряда не будет, пара бесплодна?

Бэрин взмахнул рукой.

– Бывают и исключения! Например, таков Гэвин.

– Гэвин?

– Хоть он и полукровка, Дар в нем очень силен. – Бэрин фыркнул: – Еще и некоторым чистокровным даст фору! Сядь, что ты торчишь, как гвоздь!

Он наклонился, подбрасывая полено в камин: зачем, и так кожа от жара чуть не лопается!

– Но ты ведь не о том спрашиваешь, да, Лисса? – Он повернул голову. Глаза его блеснули. – Ты считаешь, что я мог прыгнуть в воду только за ребенком оборотня?

Я ответила молчаньем. Бэрин качнул головой собственным мыслям и сказал:

– Все, кто живет здесь, – под рукой моего лорда. И мы защищаем их. Я прыгнул бы в воду даже за тобой… – Он хрипло рассмеялся, – хотя, чтоб ты в это поверила, тебя пришлось бы туда сначала столкнуть… Проведем такой опыт, а?

Да он же… Не задумываясь, что делаю, я приложила ладонь к его лбу. Бэрин аж передернулся:

– Да ты ледяная!

– А ты как огонь! Бэрин, ты же простыл!

– Бред! – категорически сказал он. – Мы не болеем!

– Иди-ка ты в постель!

– А ты со мной? – живо спросил Бэрин и засмеялся: – Ну, не делай такое лицо! Я пошутил.

Шутил он или нет, но перебрался на кровать охотно. Вновь натянул на себя ворох одеял и шкур. Я постояла, вспоминая, что знаю про людские болезни: простуда, кашель, жар… Странно, что оборотень мог заболеть этим. Я тоже никогда не болею.

– Пить, – сказал Бэрин с кровати. – Дай мне пить.

Я отдала ему остатки травяного отвара. Больше питья, травы и ягоды, снижающие жар, припарки на грудь и спину… вот, кажется, и все, что я знала. Наверняка Берта и леди Инта знают больше.

Но и леди и Берта согласились со мной. Берта еще и безжалостно выгнала леди из спальни больного: мол, нечего тут, мало ли… а вдруг поветрие какое? Но леди Инта так беспокоилась и упрямилась, что я вынуждена была сказать, что помогу Берте сама. Да что там помогать-то, если Бэрин беспрестанно то спит, то бредит? В короткие периоды сознания я поила его отварами и ягодными компотами, прикладывала согревающие повязки к груди и спине и горячие камни – к ногам. Незаметно для себя я стала главной сиделкой, и ко мне приходили спрашивать о состоянии младшего Фэрлина – и не только женщины…

– Холодно, – сказал Бэрин. – Так холодно…

Он был накрыт всеми одеялами и плащами, огонь в камине горел так, как не горел, наверное, даже в Зале, я только что сменила нагретые камни в ногах, но Бэрина трясло так, что я слышала стук его зубов. Единственное, что он мог произнести, было: «Холодно, холодно, холодно!»

Мне не нравился его кашель. Так же, как и Берте, и леди Инте, которую Берта не пускала дальше порога. Я знала, что незадачливый мальчишка-рыбак жив и здоров, но с чего же тогда свалился Волк, по самой своей природе не склонный ни к простудам, ни к воспалениям легких…

Берта говорила, что лорд Фэрлин тоже приходит к брату – счастье, что не в мое дежурство. После его визитов Бэрину становилось легче, жар ненадолго отступал, он даже мог есть…

Я вновь потрогала его лоб. Бэрин, лежавший с закрытыми глазами, придержал мою руку, сунул ее между подбородком и шеей и сказал:

– Хорошо. Тепло. Знаешь, лед – он везде.

– Нет…

Он чуть приоткрыл тяжелые веки. Кивнул, утягивая мою руку к себе на грудь:

– Везде лед. Я не… выплыл.

– Ты выплыл. Ты вытащил мальчика и выплыл сам!

Бэрин сунул мою ладонь себе под мышку и содрогнулся.

– Я там… подо льдом. Остался. Мальчишка ведь вынырнул?

– Да.

– А я – остался, – он открыл глаза, но вряд ли видел меня, когда говорил доверительно: – Я утонул. Там… зеленый свет… и так холодно…

– Да нет же! Ты не утонул! Ты здесь, в замке. Вон камин, видишь?

Он неспокойно двинул головой на подушке, поглядел на камин:

– Он далеко! А лед – вот, рядом. Во мне. Хрустит, ты слышишь, наверное, у меня уже кости изо льда? И з-зубы…

Он говорил все невнятней, потому что стучал зубами – в самом прямом смысле.

– Ты бредишь.

– Х-холодно!

Я беспомощно огляделась – и укрывать уже попросту нечем. Что делать? Разбудить Берту? Жалко – она разрывается между больным «мальчиком» и большим замковым хозяйством, которое привыкла контролировать. Я поглядела на больного: сухие губы, ресницы прикрыты, но видно, как мечутся под веками глаза, точно Бэрин смотрит на что-то, происходящее в его воспаленном мозгу. Или судорожно ищет дорогу к воздуху и свету. Бэрин сказал, что там, под водой, оглушенный, он на мгновение перепутал, где верх, где низ, куда ему плыть. А потом словно кто-то дернул его за шкирку, он поднял голову и увидел зеленый свет… Наверное, ему сейчас кажется, что он снова тонет.