Он перевел дух и повторил еще раз:
— Летани — это поступать правильно.
Я попытался придумать какой-нибудь классический пример хорошего поступка.
— Накормить голодного ребенка — это летани?
Он сделал колеблющийся жест, означающий «и да и нет».
— Летани не в том, чтобы что-то делать. Летани показывает, как делать.
— Летани — это правила? Законы?
Темпи покачал головой.
— Нет.
Он указал на лес вокруг.
— Закон снаружи, он управляет. Это… металл во рту лошади. И ремни на голове.
Вопрос.
— Удила и уздечка? — предположил я. И сделал жест, как будто натягиваю поводья.
— Да. Закон — это удила и уздечка. Он управляет снаружи. А летани…
Он указал себе между глаз, потом на грудь.
— …Летани живет внутри. Летани помогает решать. Закон сделали потому, что многие не понимают летани.
— Значит, зная летани, человеку не обязательно соблюдать законы?
Пауза.
— Может быть.
Бессилие. Он обнажил меч и протянул его параллельно земле, лезвием кверху.
— Если бы ты был маленьким и мог идти по этому мечу — это было бы похоже на летани.
— Ногам больно? — спросил я, пытаясь немного развеять напряжение. Улыбка.
Гнев. Неодобрение.
— Нет. Трудно идти. Легко упасть в сторону. Трудно стоять.
— Летани очень прямая?
— Нет.
Пауза.
— Как называется, когда много гор и только одно место, где идти?
— Тропа? Перевал?
— Перевал, — Темпи кивнул. — Летани — как перевал в горах. Извилистый. Сложный. Это легкая дорога. Единственная дорога через горы. Только нелегко увидеть. Гораздо легкая тропа часто не идет через горы. Иногда никуда не идет. Голодный. Упасть в яму.
— То есть летани — верный путь через горы.
Частичное согласие. Возбуждение.
— Это верный путь через горы. Но летани — это еще знать верный путь. Оба. И горы — не просто горы. Горы — это все.
— Значит, летани — это культура.
Пауза. И да и нет. Темпи покачал головой. Бессилие.
Я вспомнил, как он сказал, что наемникам приходится учиться летани дважды.
— Летани — это умение драться? — спросил я.
— Нет.
Он сказал это с такой неколебимой уверенностью, что мне пришлось тотчас задать противоположный вопрос, чтобы убедиться:
— Летани — это умение не драться?
— Нет. Тот, кто знает летани, знает, когда драться, когда не драться:
Очень важно.
Я решил сменить направление:
— А то, что ты дрался сегодня, — это летани?
— Да. Показать, что адемы не боятся. Мы знаем, что у варваров не драться — это трус. Трус слабый. Плохо, если они так думают. Так много людей смотрели, драться. И еще показать, что один адем стоит многих.
— А если бы они тебя одолели?
— Тогда варвары знают, что Темпи не стоит многих.
Едва заметная улыбка.
— А если бы они тебя одолели, тогда сегодняшняя драка не была бы летани?
— Нет. Если ты упал и сломал ногу на горном перевале, он все равно перевал. Если я неудачно следую летани, она все равно летани.
Серьезно.
— Вот почему мы разговариваем сейчас. Сегодня. С твоим ножом. Это не летани. Это было неправильно.
— Я боялся, что тебя ранят.
— Летани не растет из страха, — сказал он, как будто цитировал кого-то.
— А позволить тебя искалечить — это летани?
Он пожал плечами.
— Может быть.
— То есть летани — это позволить, чтобы тебя искалечили?
Большой нажим.
— Может быть, нет. Но они это не сделали. А первым достать нож — не летани. Если ты победил и первым достал нож — ты не победил.
Сильное неодобрение.
Я не мог понять, что означает последняя фраза.
— Не понимаю, — сказал я.
— Летани — это правильный поступок. Правильный способ. Правильное время.
Темпи внезапно просиял.
— Старый торговец! — сказал он с заметным воодушевлением. — В истории с мешками. Как это называется?
— Лудильщик?
— Да. Лудильщик. Как надо обращаться с такими людьми?
Я знал, но мне хотелось узнать, что об этом думают адемы.
— Как?
Он посмотрел на меня и стиснул пальцы — раздражение.
— Надо быть добрым и помогать им. И говорить хорошо. Всегда вежливо. Всегда!
Я кивнул.
— И если они что-то предложат, надо подумать и, может быть, купить.
Темпи сделал торжествующий жест.
— Да! Ты можешь сделать много вещей, когда встречаешь лудильщика, но правильным будет только одно.
Он немного успокоился. Предупреждение.
— Но только делать — это не летани. Сначала знать, потом делать. Это летани.
Я немного поразмыслил.
— То есть быть вежливым — это летани?
— Не вежливый. Не добрый. Не хороший. Не долг. Летани — не что-то из этого. Каждый раз. Каждый выбор. Все другое.
Он устремил на меня пронзительный взгляд.
— Ты понимаешь?
— Нет.
Удовлетворение. Одобрение.Темпи встал и кивнул.
— Это хорошо, что ты знаешь, что не понимаешь. Хорошо, что ты говоришь. Это тоже летани.
ГЛАВА 88
СЛУШАНИЕ
Вернувшись, мы с Темпи обнаружили, что в лагере все пребывают в удивительно хорошем настроении. Дедан с Геспе улыбались друг другу, а Мартен сумел подстрелить на ужин дикую индейку.
Мы ели и шутили. После того как мы помыли миски и котелок, Геспе заново принялась рассказывать историю про мальчика, который влюбился в луну. Дедан, как ни странно, действительно помалкивал, и я позволил себе надеяться, что наша маленькая компания наконец-то начинает превращаться в полноценную команду.
* * *
— Джаксу нетрудно было идти вслед за луной, потому что в те времена луна всегда оставалась полной. Она висела в небе, круглая, словно чашка, яркая, словно свечка, и никогда не менялась.
Джакс шагал много дней подряд, пока не стер себе все ноги. Он шел много месяцев подряд, и спина у него болела от мешков. Он шел много лет подряд и вырос высоким, тощим, жилистым и голодным.
Когда он хотел есть, он продавал что-нибудь из того, что было в мешках лудильщика. Когда у него снашивались башмаки, он поступал так же. Джакс шел своим путем и сделался хитрым и ловким.
И все это время Джакс думал о луне. Когда ему начинало казаться, будто он не в силах сделать больше ни шагу, он надевал очки и смотрел на нее, светлую и круглобокую. И каждый раз, как он ее видел, что-то шевелилось у него в груди. Со временем он начал думать, что это любовь.
И вот наконец дорога, которой шел Джакс, миновала Тинуэ, как случается со всеми дорогами. А он все шел и шел по широкому мощеному тракту, на восток, в сторону гор.
Дорога взбиралась все выше. Он доел весь хлеб и сыр, что у него были. Он допил всю воду и все вино. Он уже несколько дней ничего не ел и не пил, но шел все дальше и дальше, и луна, висящая над ним в ночном небе, становилась все больше и больше.
И вот, когда силы Джакса уже были на исходе, он поднялся на вершину горы и нашел там старика, сидящего у входа в пещеру. У старика была длинная седая борода, и одет он был в длинную серую мантию. У него не было ни волос на голове, ни обуви на ногах. Глаза его были открыты, а рот закрыт.
Увидев Джакса, старик просиял. Он поднялся на ноги и улыбнулся.
— Привет, привет! — сказал он. Голос у него был сильный и звучный. — Далеконько ты забрел! Какова дорога до Тинуэ?
— Очень долгая, — сказал Джакс. — Тяжелая и утомительная.
Старик предложил Джаксу сесть. Он принес ему воды, и козьего молока, и фруктов. Джакс принялся жадно есть, потом предложил старику в уплату пару туфель из своего мешка.
— Незачем, незачем! — весело сказал старик, шевеля пальцами на ногах. — Но все равно спасибо, что предложил.
Джакс пожал плечами.
— Что ж, как хочешь. Но что ты делаешь здесь, так далеко от всего на свете?
