Скитальцы - Удовиченко Диана Донатовна

Я рассеянно кивнула, продолжая оглядываться в поисках Лэя. Среди живых эльфа не было…

— А и другу вашему, магику, наше душевное спасибо, — распинался староста. — Уж как он наволшебствовал, наколдовствовал! Знамо ли дело, спаси боги, чтоб корни из земли выпрыгивали, как змеюки! Вот уж я страху натерпелся!

Я медленно брела между трупами, вглядываясь в мертвые лица. Староста плелся позади, рассыпаясь в благодарностях и похвалах нашей невероятной храбрости. Я слушала его вполуха, потому и не сразу выделила из словесного потока важные сведения:

— А он-то, магик, как погонит Фалира! Как заяц за ним припустил! Знать, где-нибудь в лесу схватились колдуны-то!

Среди мертвых Лэя не было. Как и атамана… Я обернулась:

— Куда они побежали?

— А вона, аккурат туда! — махнул рукой Тарвин.

— Займитесь ранеными, — приказала я и отправилась на поиски друга.

Никто из крестьян за мной не последовал: магии они боялись еще больше, чем разбойников. Я продиралась через лес, то тут, то там находя следы схватки волшебников: черные, выгоревшие от пульсаров круги на траве, сломанные воздушными ударами ветви.

Я вышла к деревьям, покореженные ветки и покрытые сажей стволы которых красноречиво свидетельствовали о том, что здесь произошло главное сражение между Лэем и атаманом. Вскоре обнаружился и сам Фалир — вернее, то, что от него осталось. Он лежал на маленькой полянке, раскинув руки в стороны. Лица у покойника не было, вместо него пузырилась кровавая каша. Но жирная туша явно принадлежала атаману, что вызвало у меня вздох облегчения: значит, Лэй скорее всего жив. Я обыскала труп, забрала висевший у пояса кошель и двинулась дальше.

Эльф нашелся ярдах в пяти от покойника. Он сидел, прислонившись спиной к стволу старого дуба. Глаза его были закрыты, бледность лица наводила на печальные мысли. Кольчуга на груди была пробита, в прорехе виднелась окровавленная рана. Я кинулась к другу, приложила пальцы к шее, ощутила слабое биение пульса и облегченно выдохнула. Ушастик был жив, но из-за потери сил и крови пребывал в обмороке. Я осторожно подняла его на руки и понесла к дороге. Здесь стояла телега, к которой селяне подтаскивали тела убитых. Вдали виднелось облачко пыли — это везли в деревню раненых. Пятеро мужиков, разобрав предусмотрительно привезенные лопаты и мотыги, копали на опушке большую яму.

— Не ленись, ребятушки, навались, спаси боги! — покрикивал присматривавший за ними Тарвин. — Хоть и душегубы, а похоронить надобно по-человечески. А то завоняют же… Охти мне, спаси боги! — возопил староста, увидев Лэя, безвольно свисавшего с моих рук. — Неужто господин магик того… вручил душу морту?

— Не дождешься, старый хрыч, — едва слышно прошептал ушастик, на мгновение придя в сознание, и снова погрузился в обморок.

— Слава Лак'хе, жив молодой господин! — обрадовался Тарвин. — Да только вот раненых-то уже увезли. Вы кладите его сюда, госпожа. Покойники подождут.

Смирная старая кобыла, впряженная в телегу, неодобрительно косилась на мертвецов и, кажется, с облегчением восприняла наше появление. Я отстранила возницу — пожилого усатого крестьянина, уложила Лэя, сама забралась в телегу и, мысленно попросив у лошадки прощения, хлестнула ее вожжами. Кобыла со всей доступной ей резвостью побежала в сторону деревни.

Я внесла Лэя в дом старосты, уложила на лавку. Осторожно сняла кольчугу, осмотрела раны. На плече была скорее царапина, ничего серьезного. А вот грудь, от плеча к середине, пересекал длинный неровный разрез, как будто от удара меча. Только ни один клинок, даже Пламенеющий, не мог бы так изуродовать плоть. Рана, не очень глубокая, но широкая, с рваными краями, сочилась кровью и выглядела воспаленной. Лэй тяжело дышал, лоб был горячим, губы пересохли от жара.

В комнату заглянула маленькая востроносая старушка:

— Доброго здоровьичка, деточки. Знахарка я, бабка Варна. Дай-ка, милая, я гляну…

Старуха долго рассматривала грудь Лэя, накладывала на рану примочки, хмурилась, что-то бормотала под нос, потом заключила:

— Плохо дело, красавица. Помрет твой дружок, кровью истечет…

— Это еще почему? — возмутилась я. — Рана поверхностная, органы не задеты. По-моему, даже кости целы. Есть у вас трава, останавливающая кровь?

— Есть, ее я и приложила, — угрюмо произнесла бабка Варна. — Да только не поможет она. Здесь волшбой поработали, красавица. Потому кровь и не запекается. Заклятием его ранили. А я простая знахарка, ничего поделать не могу. Тут магик нужен…

— Попробуем обойтись без мага, — пробормотала я, проводя ладонью над грудью Лэя. — Ты меня только не отвлекай, бабушка…

Сконцентрироваться удалось почти сразу. Я вышла в раш-и и тут же ощутила эманации волшбы. Это не было настоящим заклятием — скорее в теле эльфа остались его обрывки. Извивающиеся, хаотично разбросанные нити, похожие на червей, копошились в ране, не давая ей закрыться и вызывая кровотечение. Я долго выбирала их, очищала кожу и плоть и, когда закончила, ощутила настоящую усталость. Руки отяжелели от невидимых фрагментов заклятия. Но главное, я сумела помочь Лэю — дыхание эльфа выровнялось, кровотечение постепенно прекращалось, горячка спадала.

— Его перевязать надо, — сказала я.

— За это, красавица, не переживай. Все сделаю, — кивнула старушка.

Она быстро и ловко наложила на рану повязку и тихо проговорила:

— Иди, девонька, ополоснись ключевой водицей.

Бабка вывела меня на улицу, принесла глиняный кувшин с водой.

— Текучая вода — первое дело от грязной волшбы, — приговаривала она, поливая мне на руки. — Сейчас легче будет…

Я стряхивала с ладоней обрывки заклятия, наблюдая за тем, как они распадаются на безвредные частицы и растворяются, впитываясь в землю вместе с водой. Ключевая вода действительно принесла облегчение, но усталость никуда не делась. Я вернулась в дом, улеглась в углу на соломенный тюфяк и сразу же уснула.

Разбудил меня бодрый голос Лэя:

— Нет, матушка, беличья капуста для этого зелья не пойдет, слишком слабая. Нет ли у тебя семерицы?

— Да я и слова-то такого не знаю, касатик мой, — проскрипела бабка Варна.

— Должна в ваших местах расти семерица, — наставительно заметил ушастик. — Ну ничего, вот поправлюсь, пойдем с тобой в лес, покажу. Она как раз по весне цветет. А пока… вон там что у тебя?

— Кукушкины слезы.

— Вот, отлично. Кидай щепотку.

Я приоткрыла глаза. Бабка Варна стояла у печи, помешивая бурлящее в котелке варево, от которого тянуло пряным горьковатым ароматом. Лэй, веселый и улыбающийся, сидел на лавке, изучая разложенные перед ним пучки сухой травы. Оба выглядели довольными и умиротворенными. На повязке, стягивающей грудь эльфа, не было ни пятнышка крови.

— Мара, вставай уже, хватит притворяться, — проговорил ушастик.

Я поднялась, потянулась, разминая затекшие мышцы.

— Смотрю, тебе полегчало?

— Да, выкарабкался, — отозвался Лэй. — Варна говорит, это благодаря тебе.

— Я очистила рану от магии.

Посерьезнев, мальчишка сказал:

— Спасибо, Мара.

Я пожала плечами:

— Не за что.

В дом вошел Тарвин:

— Проснулись, добрые господа! Спаси боги, и господин магик, гляжу, оклемался. А народ-то уже спрашивает, где, мол, наши избавители, неужто брезгуют с нами выпить? Я говорю, остыньте, оглашенные, пусть люди… тоись нелюди… тоись… ну, спасители наши, в общем, отдохнут да раны подлечат. Так, что ли, госпожа воительница?

Лэй, который исподтишка подхихикивал на протяжении всей прочувствованной речи старосты, скроил важную мину и произнес:

— Выпить — это хорошо, это я всегда пожалуйста. А только сначала дело, потом уже развлечение. Где наш гонорар?

— Гонорар? — удивленно переспросил старик. — Спаси боги, господин магик, я ничего такого не видал. У нас народ честный: чужого не возьмут. Так что, может, он сам куда убежал иль закатился… А как он хоть выглядит-то, гонорар ваш? Мы всем миром поищем.

— Тьфу! — поправился эльф, поняв, что здесь никто не оценит его богатый словарный запас. — Плата наша где, говорю? Плата за услуги. Вспомни, что ты нам обещал?