Они постояли в молчании, и потом Имраиль спросил:
– А где же наместник? И где Митрандир?
Один из стражей ответил ему:
– Наместник Гондора в Палатах Врачеванья.
И тогда спросил Эомер:
– А где моя сестра, царевна Эовин? Ей должно покоиться рядом с конунгом, и подобают ей равные почести. Куда ее отнесли?
И отозвался Имраиль:
– Там, близ городских ворот, царевна Эовин была еще жива. Ты разве не знал об этом?
В сердце Эомера вспыхнула надежда, а вместе с нею такая мучительная тревога, что он, ни слова не говоря, повернулся и быстро вышел из Башни. Имраиль следовал за ним. Смеркалось, на небе высыпали звезды. У дверей Палат Врачеванья они встретили Гэндальфа, и с ним был некто в сером плаще. Они отдали магу поклон и обратились к нему:
– Мы ищем наместника, нам сказали, он здесь. Неужели он ранен? А царевна Эовин – где она, ты не знаешь? И Гэндальф отвечал им:
– Царевна здесь, и она жива, хоть и близка к смерти. Фарамир, как вы знаете, ранен отравленным дротиком, и теперь он наместник Гондора, ибо Денэтора нет в живых и прах его испепелен.
Они внимали ему скорбно и удивленно. И сказал Имраиль:
– Не в радость нам стала победа: она куплена горькой ценой, коли нынче Гондор с Ристанией лишились своих государей. Эомер будет править мустангримцами, но как же Минас-Тирит? Не послать ли за Государем Арагорном?
– Он уже пришел, – сказал человек в плаще. И выступил вперед; свет фонаря над дверями озарил его, и они узнали Арагорна, надевшего лориэнский плащ поверх кольчуги. Венца на нем не было, но брошь, подарок Галадриэли, осталась у него на груди.
– Я пришел сюда по слову Гэндальфа – сказал он. – Но сейчас я не более и не менее, чем вождь арнорских дунаданцев; препоручаю Град Имраилю, покуда не очнется Фарамир. И советую ему в главном довериться Гэндальфу – да будет он нашим общим правителем в эти грозные дни.
Все были согласны, и Гэндальф сказал:
– Не будем же медлить у дверей, время не ждет. Пойдемте! Для раненых нет надежды помимо Арагорна. Ибо сказала гондорская знахарка Иорета: В руках Государя целебная сила, и так распознается истинный Государь.
Арагорн вошел первым; за дверями стояли двое часовых в облачении стражей цитадели – один рослый, другой сущий мальчик. При виде Арагорна он подскочил и вскрикнул от радости и удивленья:
– Бродяжник! Вот это да! Я ведь сразу понял, что там, на черных кораблях, ты и плывешь, а кому же еще! А все орут: «Пираты! Пираты!» – разве их перекричишь? Как это у тебя получилось-то?
Арагорн рассмеялся и пожал хоббиту руку.
– Рад тебя видеть! – сказал он. – Погоди, потом расскажу.
А Имраиль сказал Эомеру:
– Подобает ли так говорить с Государем? Впрочем, может статься, он будет царствовать под другим именем!
Арагорн услышал его и сказал, обернувшись:
– Да, имя будет другое, ибо по-древнему я зовусь Элессар, Эльфийский Берилл, и еще Энвинъятар, Обновитель. – И он явил взорам зеленый самоцвет, блеснувший у него на груди. – Однако если мне суждено основать царственный дом – что ж, так и быть, я нарекусь Бродяжником. Не так уж страшно это и звучит на языке былых времен: буду я зваться Телконтаром и завещаю это имя наследникам.
Они прошли в Палаты, и по пути Гэндальф поведал о подвиге Эовин и Мериадока. – Долгие часы, – сказал он, – склонялся я над ними, внимая бессвязным речам, пока их не затянула предсмертная темнота. Правда, я и раньше многое увидел издали.
Арагорн сперва подошел к Фарамиру, потом к Эовин и Мерри. Он осмотрел их, поглядел на бескровные лица и тяжело вздохнул.
– Не знаю, сумею ли я помочь и хватит ли у меня сил, – сказал он. – Сделаю все, что смогу. Элронда бы сюда, старейшего из дунаданцев, он великий целитель.
Видя, как он устал и удручен, Эомер спросил:
– Может, тебе сначала отдохнуть или немного подкрепиться?
Но Арагорн ответил:
– Нет, для этих троих время истекает; для Фарамира как бы уже не истекло. Тут медлить нельзя.
И он обратился к Иорете:
– Запасены у вас в Палатах снадобья и целебные травы?
– Конечно, ваша милость, – сказала она, – только маловато осталось, разве напасешься. Да и где их сейчас взять, повсюду безобразие, огонь, пожары, посыльных раз-два и обчелся, и куда их посылать, дороги-то перекрыты! Уж, право, не помню, когда был подвоз из Лоссарнаха. Справляемся с тем, что есть, но, может, чего и недостает, сами посмотрите.
– Посмотрю, – сказал Арагорн. – Больше всего недостает у нас времени на разговоры. Целема у вас есть?
– Может быть, и есть, не знаю, сударь, – отвечала она, – но названье мне незнакомо. Сейчас позову нашего травоведа: он знает все старинные названья.
– По-простому ее в Гондоре, кажется, называют княженицей, – сказал Арагорн. – Ну?
– Ах, вот вы о чем! – сказала Иорета. – Сразу бы назвали как следует, я бы сразу вам и ответила. Нет, этой травы у нас нет, я совершенно уверена. Ну что вы, тем более нет в ней и никакой целебной силы, травка и травка, только что листья большие: бывало, мы с сестрами набредали на нее в лесу, и я говорила: «Это надо же, княженица – вот уж назвали, не пойму отчего: была бы я княгиней, не такие бы травы росли у меня в саду!» Духовитая, правда, если ее растереть. Духовитая, может, не то слово; у нее такой, знаете, живительный запах.
– Вот-вот, живительный, – сказал Арагорн. – И если вы, сударыня, взаправду любите правителя своего Фарамира, то без лишних слов и так же быстро, как они у вас вылетают, обыщите весь город и добудьте мне княженицы, хоть один листок.
– А если в городе ее нет, – добавил Гэндальф, – придется мне ехать в Лоссарнах с Иоретой: сестер ее навещать не будем, а княженицу найдем. Вот сядет она на Светозара – поймет, что значит «быстрее».
Иорета ушла, и Арагорн велел женщинам вскипятить воды. Потом взял руку Фарамира и потрогал его лоб, обильно увлажненный холодной испариной. Но Фарамир не шелохнулся, он уже почти не дышал.
– Отходит, – сказал Арагорн, повернувшись к Гэндальфу. – И не в ране его беда. Погляди, рана подживает. Если бы его поразил дротик назгула, он бы умер прошлой ночью. Наверно, дротик был хородримский. Кто его выдернул? Его сохранили?
