Разделенный Мир - Малинин Евгений Николаевич

Маша быстро вернулась к коню, вскочила в седло и быстро поскакала прочь с поляны. Только углубившись в чащу, она остановилась и развязала сверточек. Внутри довольно грязной тряпочки лежала маленькая золотая сережка – этакий лихой завиток, с замысловатой застежкой и капелькой бирюзы. Именно этот талисман она должна была носить не снимая. Дед Антип так и сказал – носить не снимая! Никогда! Пока она не вернется назад! И при этом в его глазах плескалась такая не свойственная ему тревога.

Девушка, чисто по-женски полюбовавшись на несколько необычное ювелирное изделие, деловито вдела его в правое ушко. И тут же почувствовала, что застежка словно растворилась в нежной мочке уха. Вряд ли теперь кто-нибудь смог бы снять сережку, ну разве что вырвать вместе с ухом. Еще раз тронув кончиками пальцев свое новое украшение, Маша не торопясь тронулась в обратный путь. Ей было очень интересно, что несет в себе эта сережечка, но дед Антип ничего ей не объяснил.

Вернувшись в лагерь, она была приятно удивлена. Во-первых, поляна была прибрана. Весь мусор выбрали из травы, и она приняла довольно свежий вид. Во-вторых, по краю поляны были поставлены шесть больших шалашей, плотно укрытых еловыми ветками. Седьмой шалашик, гораздо меньшего размера, располагался у противоположного края поляны, под нависшими кустами. Маша сразу смекнула, что это ее резиденция. У шалашика по стойке «смирно» стоял мужик с черным косматым чубом. Видимо, на часах.

Маша подъехала к шалашику, соскочила с коня и, шагнув к часовому, доброжелательно произнесла:

– Все, служивый, хозяйка явилась, можешь быть свободным.

Мужик тряхнул чубом и молча направился в сторону общих шалашей. Приблизившись к одному из них, он кашлянул, и оттуда мгновенно выскочил Стоп. Часовой что-то прошептал ему на ухо, и тот, кивнув, рысью двинулся к Маше. Подбежав, он сразу забормотал:

– Ваша колдовская милость, оставила бы ты часового... Мало ли что может случиться... А он – тут как тут...

– Глянь-ка, Стоп, а ты, оказывается, разговорчивый!.. – Маша добродушно улыбнулась. – Только мне нянька не нужна, я вполне могу обойтись своими силами.

– Ваша колдовская милость, – шепотом взмолился Стоп, – Пожир, когда уезжал, знаешь что мне сказал? Если, говорит, с Ее колдовской милостью что случится, я, говорит, тебе, Стоп, без всякого колдовства все твое хозяйство повыдергиваю!

Он скосил глаза вниз, помолчал и снова жарко зашептал:

– А ты, Ваша колдовская милость, знаешь он какой? Его сам Трот боялся... Как Жан скажет – так и сделает... Так что ты уж сделай милость, оставь Огонька на стреме. Мне спокойнее будет. – И он инстинктивно прикрыл волосатой ладонью низ своего живота.

Машенька чуть не расхохоталась, глядя в испуганные умоляющие глазки огромной гориллы.

– Ладно!.. Ставь своего Огонька. Только подальше от шалаша. Пусть смотрит, чтобы меня не беспокоили...

Она отвела коня за стоявшие невдалеке кусты, расседлала его и тщательно вытерла. Затем, уложив седло и другую сбрую рядом с лошадью, вернулась на поляну и нырнула в свой шалаш.

А между тем по-осеннему быстро наступал вечер. Небо стало разноцветным, догорая с одной стороны розовым закатом и темнея до фиолетовой глубины с другой. В воздухе разлились тишина и прохлада. Гвардейцы запалили рядом со своими шалашами костер и, усевшись вокруг пламени, повели какую-то беседу, поглядывая за закипавшим на огне котлом.

Маша сбросила с головы шлем, стянула через голову кольчугу и осталась в светлой, легкой темно-серой рубашке и свободных брюках, заправленных в сапожки. Скоро шагах в десяти от ее шалаша послышалось сдержанное покашливание, а затем хрипловатый голос позвал:

– Ваша колдовская милость, а Ваша колдовская милость... Тут ребята каши наварили, может, ты тоже поужинаешь?..

Маша чуть не подавилась одним из захваченных с собой бутербродов с колбасой. Такой заботы она никак не ожидала. Высунувшись из шалаша, она увидела в сгустившихся сумерках того самого чубатого часового, которого прогнала было от своего шалаша. Он, не приближаясь к ее временному жилищу, держал в вытянутых руках большую миску, наполненную какой-то темной густой массой, из которой торчала ручка ложки. На краю миски был пристроен большой кусок темного хлеба.

Когда Машенька появилась из шалаша без доспехов, у часового буквально отвалилась челюсть. До «госпожи баронессы» не сразу дошло, что мужик впервые видит ее без доспеха, в простой, но достаточно облегающей одежде. И тут она... смутилась. Быстро выхватив миску у него из рук, она нырнула назад в свое укрытие.

Каша была гречневой с мясом и необыкновенно вкусной, видимо, после бутербродов всухомятку, так что проголодавшаяся девчонка опорожнила миску с рекордной скоростью. Вычистив миску хлебной корочкой и с удовольствием эту корочку проглотив, Маша выглянула из шалаша. Часовой маячил на прежнем месте. Она вздохнула и полезла наружу – врожденная порядочность заставляла ее вернуть миску. Однако, вопреки ее опасениям, он уже взял себя в руки и встретил ее спокойным взглядом. Маша сунула пустую миску ему в руки и, смущенно пробормотав «спасибо», направилась назад в свой шалаш, но неожиданно услышала за своей спиной тихий хрипловатый голос.

– Ты, дочка, не сомневайся... Мы тебя в обиду не дадим... Хоть даже и самому герцогу...

Она резко обернулась и молча уставилась на мужика. Тот стоял как ни в чем не бывало только легкая улыбка чуть кривила его губы.

– Хм... спасибо, – повторила Маша. И на этот раз у нее это слово получилось гораздо свободнее и... откровеннее. Она помахала часовому рукой и скрылась в своем шалаше, а тот быстро отошел к костру, передал пустую миску одному из гвардейцев и так же быстро вернулся на свой пост.

Ночь уже вступила в свои права. Окружающие поляну деревья растворились в темноте, и лишь огонь костра выхватывал на мгновения отдельные стволы и переплетения веток. Они уже не казались жалкими, изломанными остатками лесного величия, а приобрели некое темное, таинственное могущество.

Маша улеглась на брошенный поверх кучки сена плащ и долго смотрела из темноты шалаша на пляшущий огонек костерка. Постепенно фигуры, окружавшие костер, начали разбредаться по шалашам, пока возле огня не осталось всего несколько человек. Маша закрыла глаза и расслабилась. Ее тело перешло в режим отдыха, а неугомонный дух вновь воспарил над поляной.

Она, конечно, знала, что подслушивать нехорошо. Но, как говорится, женское любопытство не знает границ, да и какая-то тревога не давала ей покоя. Медленно приблизившись к костру, она услышала негромкий разговор.

– ...Нет, ребята, она ж еще совсем девочка... – внятно втолковывал знакомый хрипловатый голос. – А Трот попер на нее со своим хозяйством... Да и мы все, ровно зверье какое, вокруг столпились – очереди ждали. Вот она и защищалась, как могла...

– Ну, Огонек, ты даешь! Ничего себе – девочка! Здоровенного мужика в секунду выхолостила!.. А мечом как владеет! Кто видел, чтобы у Трота тесак из лапы выбили?! А тебя послушать, так она прям безгрешный цветик-одуванчик, а мы, злодеи-негодяи, хотели этот цветик растоптать!..

– Именно так и есть!.. Ты, Крюк, скажи, зачем мы на нее напали?.. Она что, мешала нам, или за ней караван с товаром шел?.. Или она кого из нас обидела?.. Нет! А раз так – она имеет полное право защищаться...

– Ну, если б мы знали, что она ведьма, мы и не стали бы с ней связываться... Хотя... Говорят, герцог за каждую ведьму или колдуна хор-р-рошие денежки платит...

Молодой парень, которого Огонек назвал Крюком, смачно плюнул в огонь.

– Ага, платит. – Чубатый Огонек уставился в говорившего внимательным черным глазом. – Даже за ребятишек с Даром...

– Ну, вы! – грозно проворчал сидящий на пеньке Стоп. – Еще герцога пообсуждайте!..

Все разом замолчали, уставившись невидящими глазами в огонь.

Только потому, что Маша-два, слушая разговор сидящих у костра, внимательно наблюдала за окрестностями, она заметила, как от одного из дальних шалашей отделилась расплывчатая тень и тихо исчезла в темноте окружающего леса. Неожиданно ей стало интересно, кто бы это мог быть. Легким невидимым облачком она двинулась следом.