Бремя чести (СИ) - "Darling Jen"

— Пф! Красиво, некрасиво… По совести говоря, не сильно меня это все и волнует. Знаешь, что меня заботит больше всего? В этом проклятом городишке цены настолько упали, что мне, кажется, не удастся отбить даже десятую часть денег, которые я потратил на снаряжение. А шкуры, которые я привез? Эри, ты бы их видел! Расцветки — волшебные, мягкость — невероятная, про густоту меха я вообще молчу! — Слэм расстроено пожал плечами, — ну их, этих варваров, уеду в столицу, и поглоти их всех Свардак.

— Ведь никуда ты не уедешь, — лукаво подначил его Экроланд. — Зная тебя, можно предположить, что ты скорее пойдешь и откроешь в Вусэнте пункт для раздачи мяса нуждающимся, и будешь днями пропадать в лесу на охоте.

— Нет, это скорее похоже на тебя! — заявил Слэм, со смаком откусывая аппетитный шматок мяса с тощей куриной ножки. — Хотя из вас, рыцарей, такие получаются охотники, что хоть плачь. Любой захудалый аристократишка даст вам фору в сто очков в этом деле. Для них-то это любимейшее развлечение!

— Охота — занятие тех, кто не чтит Заветы Талуса, — Экроланд нахмурился. — Я еще в силах понять, когда убивают зверей ради еды, но чтобы превращать убийство в забаву... Такое могло придти в голову только последователям Темного.

— Благородные лорды всегда были в чем-то хуже народа, потому как жили получше, — заметил Слэм. — Так было, так есть, и вряд ли что-то изменится. Я эти ваши Заветы видел одним глазком, и с тех пор мне кажется, что ни один человек, даже самый фанатичный, не умудрится исполнить их все.

— Жить в точности по Заветам по силам только какого-нибудь святого, — улыбнулся Экроланд. — Но чтобы заслужить благосклонность Талуса, надо ежечасно, ежеминутно стараться.

— Нет, это не по мне! Что может быть лучше, чем жить по своему желанию, делать то, что хочешь, и не зависеть в своей жизни ни от каких богов!

— Кто бы говорил, — усмехнулся в усы Экроланд. — Сам-то ты частенько выполняешь приказы.

— Так на то я и слуга Майринды, чтобы слушаться жриц! И к тому же мне за это платят хорошие деньги, — Слэм пожал плечами и резко сменил тему, — а что, Вил по-прежнему живет в Медовых Лужайках?

— Да. Он работает у меня конюхом и, по-моему, ему это даже нравится. Он уже привык к нашим лошадям, а поначалу все изумлялся, какие они, мол, голые, на его-то родине все коняги мохнатые, что твои шкуры. Завел себе двух помощников с окрестных деревень, которые к нему привыкли и уже не мыслят своего мастера без татуировок и колец, — тут рыцарь не смог сдержать улыбки. — И госпожа Сакара стала к нему куда как добрей.

Слэм недовольно поморщился при упоминании о татуировках и привычным жестом поправил прядь волос на виске. Он долго мялся, смотрел в пустую кружку и явно не решался что-то сказать. Экроланд с возрастающим нетерпением смотрел, как рейнджер мучается, и, наконец, резко сказал:

— А ну давай, Слэм, выкладывай. Что там у тебя на уме?

— Слушок один по городу носится… Не успел приехать, а уже услышал его дважды. Прямо скажу, нехороший слушок. Люди судачат: то ли ты поклоны Неназываемому отбиваешь, то ли ведьма тебя какая приворожила… — решился, наконец, Слэм.

Экроланд нахмурился. Ему очень не понравилось, что рейнджер подозревает его в чем-то. Раньше они оба посмеялись бы над этими нелепыми слухами, а теперь Слэм, забыв про веселье, ждет опровержения своим словам. Конечно, даже узнав, что рыцарь переметнулся на сторону не то что Секлара, а самого Неназываемого, Слэм не кинется тотчас его убивать, а просто забудет о том, что на свете существовал рыцарь Экроланд Гурд. Дело в другом. Раньше в их дружбе не было места подозрительности. Тем не менее, Экроланд рассказал Слэму обо всем, что случилось за время похода, ничего не утаивая. Когда же он поведал о визите в храмовую школу, Слэм сжал кулаки размером с пушечные ядра:

— У, тварь Рапен! Чувствую, он слухи распускает, больше-то некому! Наделает он еще бед!

От возмущения усы Экроланда встопорщились, как две щеточки. Весьма чопорно он изрек:

— Хотя я и очень высокого мнения о твоем чутье, не стоит употреблять такие слова, когда говоришь о святом отце, Слэм. Он великолепно справляется со своими обязанностями, ну а то, что мы не ладим, так то наши, можно сказать, семейные неурядицы.

Рейнджер посмотрел на рыцаря с заметной жалостью во взгляде и молвил:

— Эри, ты как был дубом, так дубом и остался. Посмотри на себя в зеркало, седой уже весь, а наивен, словно телок. Как ты не понимаешь, что священник этот заодно с Сегриком, и оба спят и видят, как бы половчее тебя спихнуть пониже! Теллер хочет стать паладином, а ты для него — досадная помеха, — Слэм выдохся и раздосадовано прицокнул языком, видя, что на лице у рыцаря разлилась безмятежность. — Ну как мне объяснить тебе! А с Рапеном они давно спелись, так что им ничего не стоит подстроить тебе какую-нибудь пакость. И то, что у тебя в доме находится эта девушка, во сто крат увеличивает опасность. Берегись, Эри! Мало тебе варвара, мало тебе гномов, так тут еще и ведьма!

— Вот слушаю тебя, Слэм, и удивляюсь. Твои слова показались мне очень странными. Над Сегриком и Рапеном сияет свет, они живут во славу Талуса и ничего против меня не замышляют.

Слэм скривил губы, но смолчал. Он знал, что если его другу втемяшилось в голову, что некто хороший, то пусть трижды этот некто будет убийцей и насильником, Экроланд мнения об этом человеке не переменит.

— Кстати, — вспомнил рыцарь, — сегодня вечером одна известная тебе молодая особа решила нанести визит в Медовые Лужайки.

Слэм застыл и медленно перевел взор на рыцаря, а потом в окно. В широко распахнутых глазах появилась мечтательность, а губы вышептали два коротких словечка:

— Кармина Улин?

— Именно. И мне подумалось, что, хотя вы с госпожой Сакарой друг друга не перевариваете, ты мог бы заехать ко мне поужинать.

— Ради прекрасных глаз Кармины я и не на то способен! — громко воскликнул Слэм, так, что на него стали оборачиваться посетители. Он поймал на себе взгляд какого-то купца и подмигнул ему. Купец нарочито небрежно отвернулся. Шуметь днем в «Левушке» считалось крайне неприличным.

Экроланд знал, что сердце Слэма тоскливо ноет с той самой поры, как рейнджер увидел юную деву на балконе Холла. Взгляд ее голубых глаз пронзил его насквозь, и теперь Слэм мог днями шататься вокруг дома Улинов, надеясь, что она выйдет прогуляться. Самое забавное для рыцаря заключалось в том, что Кармина знать не знала, ведать не ведала о чувствах, обуревавших рейнджера.

Теряясь в догадках, зачем Кармине понадобился он сам и Медовые Лужайки, рыцарь, тем не менее, не забыл о своем друге. Вечером будет благовидный предлог их познакомить.

***

Кармина выглянула в окошко кареты и увидела, что пейзаж изменился. Глухой, дремучий лес сменился славными рощицами, появились небольшие ухоженные фермы. Экроланд слыл рачительным хозяином, заботящимся о своих крестьянах. До Медовых Лужаек было подать рукой.

Кармина часто удивлялась, зачем столь богатому и успешному рыцарю ютиться в такой глуши, когда бы он мог спокойно переехать в Силвердаль и, купив там особняк, жить на широкую ногу до самой старости. «И завещать все свое состояние бедным», — ухмыльнулась она, потому что у Экроланда не было детей, которым он мог бы оставить все нажитое состояние.

Девушка знала, что рыцарь появился в Вусэнте много лет назад. «Тебя еще и на свете не было!» — припомнила она слова отца. Почти сразу Экроланд купил Медовые Лужайки у какого-то разорившегося аристократа и прочно здесь обосновался.

Когда же речь заходила о причинах, по которым рыцарь оставил столицу, начинались недомолвки, шепотки и таинственные вздергивания бровей. Во всяком случае, сколько она ни расспрашивала, ни мать, ни отец, ни вхожие в дом рыцари ничего не говорили. Она даже подозревала, что никто вокруг и не знает толком ответы на ее вопросы. Кармине было до жути, до колик интересно, что за тайны хранит в себе статный рыцарь. Не иначе, считала она, любовная история! Со временем девушка надеялась разрешить эту загадку.