Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан

Главная улица города золотилась обилием масляных фонарей. Ворон не торопился пересекать этот слабый поток огня. Он двигался параллельно ему, к яркому квадрату света на Ярмарочной площади.

С площади доносились звуки музыки, слышался смех, стук деревянных мечей. Видно, там давали представление заезжие комедианты. Ворон хотел было присмотреться получше к этому оазису ночного веселья, как вдруг тишину прорезал тонкий скрип, перемежающийся с хлюпаньем, а следом раздался человеческий визг, полный такого ужаса, словно кого-то пожирали заживо.

Визг порвал тонкую шаль ночи на лоскуты. Замелькали факелы, захлопали ставни, а крики звучали теперь сильнее, чем тот первый, самый страшный крик.

Ворон покружил над домом с резной башенкой, жавшимся слепым боком к рыночной скотобойне, и… камнем ринулся вниз! Следом вылетела из тьмы огромная крылатая тварь и с визгом заметалась между домами, пытаясь поймать его. Но быстро потеряла тень живой птицы среди мёртвых теней зданий.

За завтраком мэтр Грэ кашлял и кутался в беличью накидку, а тяжёлые шторы в обеденном зале были всё так же плотно задёрнуты, как и вчера за поздним ужином.

Чадили свечи. За окном голосила торговка молоком. Голуби вели на чердаке бурную невоздержанную жизнь, радуясь тёплой осени. Магистр Фабиус зевал, ковырял двузубой вилкой холодный рыбный пирог и вертел в руках кубок, то отхлёбывая из него, то разглядывая узор.

Всю ночь он размышлял, сравнивая увиденное и то, что прочёл в письмах Ахарора.

Маг писал о бедах, что настигают здесь высокопоставленных магистров, но даже не упомянул о разгуле потусторонних тварей. А флёр их присутствия висел над городом, как убедился Фабиус, словно рыбачья сеть над кустом спелой ерги.

Пролетая над Ангистерном, маг чуял пришельцев из Ада всем телом. Что-то нечистое свило здесь гнездо. Ахарор не мог не замечать этого. Он был весьма опытным магом. Не самым сильным, но Магистериум доверял ему.

И, тем не менее, Ахарор писал исключительно о таинственных похищениях: скорее обычных, бандитских, чем устроенных гостями из Ада.

Почему? Был выборочно слеп? Но зачем он тогда вообще сочинил эти странные послания малознакомому магистру, славящемуся, разве что, нелюдимым образом жизни и безразличием к соблазнам власти?

Встретиться с Ахарором? Он стар и, видно, слаб умом, раз до сих пор не соизволил, услыхав о госте, послать к нему слугу, пригласить в свой дом, протокольно, по праву хозяина.

А что если выжидает он неспроста и решил заманить Фабиуса в ловушку? Что если тварь подчиняется ему?

Но не у префекта же пытать о пропавших магах. Да ещё эти проклятые кубки с гербом умирающего правителя… Всех ли магистров пытаются здесь травить, или только его, Фабиуса?

Очередной кубок снова объявился этим утром на столе, слева от магистерского прибора. Серебряный, всё с той же печатью в виде дракона, расправляющего крылья. Случайный гость подумал бы, что префект экономит на посуде, и у него просто нет других кубков.

Разговор не клеился. Мэтр Грэ, случайно встретившись глазами с магистром Фабиусом, тут же опускал взор в миску с куриным супом, кроме прочего, имеющим славу домашнего средства от простуды. Префект изображал нездоровье, время от времени неискусно перхая, как простуженная овца.

Ждали секретаря с докладом.

— Плетей захотел? — процедил мэтр Грэ, когда в зал вбежал бледный, запыхавшийся парень лет семнадцати.

Впрочем, это для магистра он был юнцом, мальчишкой. В небогатых городских семьях взрослая жизнь начиналась рано, и подмастерье вполне успевал к семнадцати годам обучиться грамоте и начаткам ремесла. Но ходить по возрасту он должен был всё-таки в помощниках у писаря. Видно, мэтр Грэ заранее решил свалить безграмотность доклада на глупость слуги.

Угрозы сделали своё дело. И без того напуганный секретарь начал запинаться и мямлить, потому магистр Фабиус просто выдернул из его дрожащих рук свиток с докладом и быстро пробежал глазами.

— Двенадцать возов с вяленой рыбой? — спросил он удивлённо. — Так мало?

— Осень выдалась засушливой… — проблеял мэтр Грэ.

— Река на излучине обмелела, — подсказал ему с усмешкой маг. — И рыбу бабы могли подолами черпать!

Он не сдержался и стукнул кулаком по столу.

Тут же повисла пугающая тишина, даже голуби перестали возиться под крышей.

Паренёк-секретарь упал на колени, понимая, что крайним он сейчас может оказаться с обеих сторон.

Магистр Фабиус оглядел с головы до ног его некрепкую фигуру и приказал в полголоса:

— Вон отсюда.

И когда парень неловко встал и попятился, маг нащупал бутыль с вином, налил, даже не повернув головы, но и не пролив ни капли, и совой уставился на префекта.

— Устал я смеяться, почтенный. Ночью — комедианты, днём — клоуны. В городе разговоры, что какая-то тварь вторую ночь убивает женщин. Да и маги мрут здесь, как мухи, — Фабиус пристально и нехорошо глянул на префекта и отхлебнул вина. — А вот трорское было дорого этим летом по причине всё той же засухи. Да ещё и из южных… подвалов?

Пред словом «подвалы» он сделал очередной глоток, а, заговорив, прямо-таки вперился в лицо мэтра Грэ.

Так они и сидели некоторое время, достаточное, впрочем, чтобы курица отложила яйцо.

— Я не понимаю… — пробормотал наконец префект.

— Ах, даже так? — лицо магистра Фабиуса озарилось поддельной радостью. Он отшвырнул пустой бокал, поднимаясь. — Даю тебе время до захода солнца! На понимание! Тогда и договорим!

В полной тишине маг размашисто прошагал через весь немаленький обеденный зал, задержался у порога, чтобы окинуть взглядом почти нетронутый стол и сгорбившуюся фигурку префекта, и вышел вон, оттолкнув слугу с блюдом яблок.

В гостевые комнаты магистру заходить не хотелось, однако вино брызнуло на рубашку, окропив не только манжет, но и весь рукав. Служанку он позвал, не думая, что придёт та, вчерашняя. С высокой грудью, крепко затянутой в простой чёрный корсет, с девчоночьим румянцем на щеках.

Фабиус был рассержен неудавшимся разговором, но не настолько, чтобы удержаться от лёгкой магической шалости. Когда женщина положила на кровать вычищенную и выстиранную одежду гостя и наклонилась, подбирая с пола испачканную рубашку, корсет её расшнуровался сам собой, левая грудь выскользнула и обнажилась почти вся, показав напряжённый сосок.

Это была несложная шутка, вроде тех, что первыми осваивают студенты, но она вдруг развеселила мага. А служанка зарделась почему-то, словно и не отдавалась ему в полутьме купальни.

Тогда он позаботился о её радостях несколько формально, слишком устал. Но вроде, расстались они без обид? Тогда к чему сейчас эта краска? Ведь не делал он с ней ничего плохого или стыдного?

По взгляду женщины, брошенному в сторону двери, магистр Фабиус понял, что дело не в нём, улыбнулся и… запечатал вход заклятьем, а следом и рот — поцелуем.

Тут же померкло окно, споро зарастающее магической паутиной. А Фабиус, полуголый, по причине неудавшейся смены рубашки, схватил женщину за талию, скользнул губами по нежной коже в вырезе блузки… (Алисса, её же зовут Алисса?) и приник к соску.

Женщина вскрикнула, и наслаждение — маг ощутил это всем телом — смешалось в её душе с болью утраты. Нет, она не хотела от него каких-то особых милостей, трепетала болезненно и неловко, открываясь тому, что пока ещё не случалось с ней. Видно, не было в её потерянном браке особенной женской радости.

Фабиус ощутил, как дрогнуло у него сердце, как согрелось в паху. Он высвободил из корсета вторую грудь, взял обе в ладони. Маг был опытным любовником, но сейчас ему захотелось превзойти самого себя. Он медленно и нежно поцеловал каждую грудь, опустился перед женщиной на колени и поднял её юбки.

Через полчаса магистр Фабиус спустился во двор и приказал седлать коня. Он был одет, словно собрался на приём к королю. Рубаха накрахмалена, камзол вычищен до такой замшевой матовости, что можно было принять его за новый, даже вышивка на камзоле была обновлена сияющей золотой нитью.