Стратагемы заговорщика (СИ) - Щербинин Тимофей

Айсин Тукуур окинул очередь задумчивым взглядом и решительно двинулся к павильону. Пожилая просительница в платье служанки, увидев его, потянула за рукав свою госпожу. Та обернулась, и знаток церемоний сразу узнал свою мать. Посеревшее от бессонницы лицо Бэргэн Найраны разгладилось и просияло, но набожная женщина лишь сложила пальцы в жесте благодарения, не позволяя себе бурные эмоции с святом месте. Знаток церемоний с улыбкой поднял над головой драконий амулет, благословляя собравшихся, и обратился к служителю.

— Я — избранник Последнего Судьи, и имею силу принять от его имени прошения этих добрых людей. Войдём, и да свершится воля Дракона!

— Предстанем пред ним и примем свою судьбу! — с поклоном ответил служитель.

Отомкнув украшенные изображениями хранителей четырёх сторон света двери, они пропустили внутрь мирян и вошли следом. В глубине зала за высоким помостом высилась украшенная эмалью и перламутром статуя Лазурного Дракона. Изваяние сжимало в когтях янтарный шар мудрости, но в видении Тукуура янтарь сжимал дракона, стремясь не то растворить его в себе, не то вытолкнуть наружу. "Наверное, Дракон хотел бы, чтобы было наоборот", — подумал знаток церемоний. — "Но как я, смертный, смогу ему помочь?"

Трижды по четыре раза распростёршись на полу перед образом Последнего Судьи, Тукуур и его помощник разожгли большую жаровню и водрузили на помост. Знаток церемоний, подобно судейскому писцу, сел за столик по правую руку от помоста. Служитель ударил в большой гонг.

— Вознесите мольбы Судье Трёх Миров и примите его волю! — провозгласил он.

Миряне по очереди подходили к помосту, совершали свои двенадцать простираний — по числу сторон света в каждом из Трёх Миров — и протягивали Тукууру аккуратно сложенные листки рисовой бумаги. Знаток церемоний вполголоса читал их прошения — о мире, здоровье и жизни родных и близких, о том, чтобы достигли Верхнего Мира умершие праведно, а дни скитаний в Нижнем Мире умерших неправедно были сокращены или, наоборот, удлинились. Потеряв близких в огне портовых кварталов, многие молили о мести.

Служитель принимал у Тукуура прочитанные бумаги и аккуратно сжигал их в большой жаровне. Пропитанная ароматными маслами ритуальная бумага легко вспыхивала, оставляя после себя лишь хлопья белого пепла. Когда сгорел последний лист, знаток церемоний обошёл помост и стал за жаровней лицом к собравшимся.

— Сказано древними: дающий быстро даёт дважды. Многие из ваших прошений уже исполнены, о чём я, видевший ваших сыновей и мужей в старом форте, утверждаю и свидетельствую. Если же кто-то не получил просимого, пусть будет уверен: Великий Дракон знает все благие и неблагие дни и часы прошлого и будущего. Ему открыта вся бесконечная цепь причин и следствий. Просимое вами сбудется вовремя или не сбудется, чтобы не нарушить ткань мироздания. Стремитесь к исправлению и совершенству, чтобы видение ваше очищалось и просьбы становились точны и содействовали благу всех живых существ. Примите вердикт Судьи с чистым сердцем, и Он поможет вам. Ступайте с миром, суд завершён!

Он первым вышел на улицу, навстречу синим с розовой каймой облакам и остановился у дверей павильона, ожидая мать.

— Ты жив. Я опасалась худшего, — с тревожной улыбкой сказала она, украдкой поглядывая на болотный огонь.

— Мудрейшего Дамдина заставили поверить, что Илана была виновна в смерти отца, но я доказал обратное, — мягко ответил Тукуур. — Теперь меч правосудия не грозит ни ей, ни нам.

— Я рада это слышать, но тревога не отпускает моё сердце. Скорее бы вернулся твой отец! Если пираты поднялись по реке…

— Это были не пираты, матушка, — покачал головой юный шаман. — А джонки "Медовой Лозы".

— Неужели острова хотят отделиться как при Двадцатом? — удивилась она.

— Колдуны посеяли в наших сердцах искры смятения и вражды, но силой Скального Лиса мы восстановим порядок, — твёрдо произнёс Тукуур.

Бэргэн Найрана снова бросила взгляд на парящий светильник.

— Ты говоришь как брат Ордена, — устало сказала она.

— Правда? — смутился шаман. — Мне нужно над этим подумать.

— Мы будем ждать тебя к обеду.

Найрана легко коснулась руки сына и пошла к воротам Святилища. Старая служанка последовала за ней.

— Как брат Ордена, — тихо повторил знаток церемоний, вглядываясь в розовую кайму облаков.

Эти слова разбудили эхо какого-то воспоминания, но Тукуур никак не мог вытащить его из глубин памяти. Образы ускользали, слова сливались в бессмысленный гул, из которого вдруг выпрыгнуло его имя.

— Эй, Тукуур! — снова крикнул кто-то, и шаман узнал голос Максара.

Он обернулся и помахал товарищу рукой.

— Максар! Я думал, ты в крепости!

— А я думал, эта штука опять затуманила тебе мозги! — хмыкнул воин, приветственно хлопнув его по плечу.

Плечо отдалось тупой болью, но Тукуур вдруг понял, что вкрадчивый шёпот на странном языке больше не преследует его. И умолк он, похоже, ещё ночью.

— Я в порядке, — поспешил он заверить Максара. — Просто задумался.

Воин пристально посмотрел ему в глаза и кивнул.

— Да, выглядишь, вроде, получше. Идём! Токта принимает Дамдина в зале Сосредоточения. Старый лис позвал помощников, и прорицателю пришлось послать за нами.

— А где же Холом? — удивлённо спросил знаток церемоний.

— Лекарь приказал ему оставаться в постели, если он не хочет свернуть с Пути Доблести, — проворчал Максар. — Придётся ему довольствоваться нашими рассказами.

Зал Созерцания был украшен цветами и выстелен свежими циновками. Посредине, за низким столиком, на котором горело несколько толстых свечей, на набитых душистой травой подушках сидели в позе лотоса правитель области и дворцовый прорицатель. Служитель, в котором Тукуур с удивлением узнал Кумаца, подал им высокие пиалы с отваром шаманских зёрен и стал за спиной Токты.

Улагай Дамдин оценивающе взглянул на городского сановника. У того было малоподвижное лицо — дар духов для хитреца, а, может, и результат упорных тренировок. Совиные глаза законоучителя глядели настороженно, но, вроде бы, не враждебно.

— Визит посланника Прозорливого — большая честь для нас, — бесстрастно произнёс он. — Надеюсь, Вам удалось сорвать покров тайны с убийства моего советника?

— Мы выяснили, что за убийством стоит местная секта слуг Безликого демона, которую возглавляет кто-то из городских чиновников, — с вежливым сожалением ответил прорицатель.

— Опасное и злое время! — вздохнул Токта. — Разбойники бесчинствуют в городе, чиновник изменяет присяге… Не иначе, злые духи живых камней вырвались из нижнего мира и терзают нас за грехи! Знамения этого я вижу повсюду.

Правитель поднял руку, и один из служителей тотчас же вложил в неё золочёные гадальные пластины. Повертев их в руках, Токта вынул одну будто бы наугад и положил перед собой. Символ "падение" заискрился в свете свечей.

— Говорят, будто бы вы обвиняете в убийстве родную дочь Темир Буги?

Прорицатель покачал головой. Повинуясь его мысленному приказу, светящаяся сфера покинула Тукуура и подлетела к столу. Её сияние угасло, и на поверхности проявился символ "обман".

— Мы установили, что улики против неё фальшивые, — уверенно ответил он.

— Я и мои помощники предполагали это, — склонил голову правитель.

Он снова перемешал пластинки и выложил поверх "падения" символ "путь".

— Мудрейший посланник не известил своих нерадивых учеников о цели своего прибытия. Это порождает вредные слухи в народе, — процедил Токта.

— По слову Смотрящего-в-ночь и с благословения мастеров Ледяной Цитадели я обязан поймать опасную колдунью, — доверительно ответил Дамдин. — Мне открылось, что некоторые внушают Вам, мудрейший соратник, будто я прибыл, чтобы занять Ваше место. Уверяю, ничего более далёкого от моих планов невозможно помыслить.

— Вот как, — поднял бровь законоучитель. — А мне открылось, что Вы называли моего советника Бугу еретиком, который женился на колдунье. Он, якобы, помог ей бежать от факельщиков Ледяной Цитадели?