Ловцы душ (ЛП) - Пекара Яцек

– Дед господина с ним занимался, потом отец господина, и теперь наш господин тоже. И барышня. Я ничего не знал, только как-то раз я зашёл, потому что дверь его милость не закрыли. Пришлось на кресте и на Библии присягнуть, что никомушеньки не скажу.

– Отпускаю тебе этот грех, – сказал я великодушно.

Я вытащил из кошеля дукат и бросил ему. Он ловко поймал монету пальцами, дунул на неё и спрятал за пазуху.

– Никому ни слова, – велел я. – Подведёшь меня, угодишь к палачу на стол. Ты понял?

Он рьяно закивал головой.

– Теперь возвращайся к своему господину. Сегодня ночью отведёшь меня в подвал и покажешь, что ты видел.

– Нет, господин, прошу вас…

Я соскочил с седла и схватил парня за горло. Настолько сильно, что он покраснел и захрипел, но достаточно мягко, чтобы не причинить ему вреда и не оставить следов.

– Будет так, как я говорю, – сказал я. – Будешь послушным, получишь ещё не один такой дукат.

Когда он услышал эти слова, его глаза аж засветились от жадности. Несмотря на страх.

– Если сбежишь, заживо освежую. – Я дал ему минуту, чтобы он точно понял, что я говорю, и что я говорю абсолютно серьёзно. Я отпустил его. – Ну, иди уже, и не хвались деньгами, потому что сразу начнут спрашивать, откуда они у тебя. И ещё одно: даже если все будут сегодня пить, ты не пей...

Я не знал, что обо всём этом думать. Парень, по всей вероятности, не врал, но ведь невозможно было, чтобы Маурицио Хоффентоллер, участник крестовых походов, был ещё жив. Да, я слышал там и сям о столетних старцах, но никто и никогда не слышал про стопятидясятилетнего старика! Да в наши дни уже мужчина, разменявший пятый десяток, считался пожилым. Я подозревал, что Матиас может скрывать от мира хворого разумом деда или отца (такие вещи часто случались и раньше). И если бы не краткая информация о разговоре двух дворян, которую передал мне Курнос, по всей вероятности, я даже не потрудился бы расследовать дело, сочтя его совершенно невероятным. А так у меня в голове засели слова тех дворян, утверждавших, что Маурицио вернулся из крестового похода. Может быть, он заразился там одной из страшных болезней Востока? Но в таком случае, как он мог прожить столько лет, несмотря на разрушающий тело недуг? Всё это было очень таинственно, а ваш покорный слуга всегда питал особую неприязнь к тайнам. Мне нравилось, когда всё было ясно, и каждый из кусочков мозаики подходил к следующему, словно петля к висельнику. Таков уж я, что тут поделать...

Я повернул в сторону поместья. Хоффентоллеру я объяснил, что, с его позволения, я с удовольствием проведу вечер и ночь у него в гостях, поскольку общество маркграфа мне не столь приятно. Дворянин очень обрадовался, принял мои слова за чистую монету и велел подавать ужин. Время ожидания мы скрашивали вином, и я старался, чтобы хозяин не проносил его мимо рта. Так что за ужин он садился уже в хорошем подпитии, хотя и всё ещё в сознании. Я надеялся, что скоро это изменится, ибо заранее достал из вьюков бурдюк сливянки.

– Перед едой ничто так не усиливает аппетит, – заявил я и сделал солидный глоток. – Ну, до дна, господин Хоффентоллер!

Он послушно наклонил сосуд к губам. Осушил его в три глубоких глотка. Выдохнул и фыркнул.

– Вот холера! – Он встряхнулся. – Хороша, так её мать! Креп-пка!

Он снова встряхнулся, а потом уставился на меня.

– Клянусь Богом, я бы предпочёл, чтобы она умерла, чем пошла за Рейтенбаха.

– Вы настолько его ненавидите?

– С ней всегда может что-нибудь случиться в замке, а, господин Маддердин? – Он зыркнул на меня хитрым взглядом.

Если он предлагал мне совершить убийство, то он должен был быть или не в своём уме, или очень пьян, или слишком ослеплён ненавистью. В любом случае, я сделал вид, что даже не услышал его слов, и, поскольку я и в самом деле проголодался, принялся за еду. Блюда не шли ни в какое сравнение с теми, что подавались в замке Рейтенбаха, но, во-первых, аппетит – лучшая приправа, а во-вторых, как жареная курица в меду, так и сочная колбаса были довольно неплохи. Хоффентоллеру еда как-то не шла. Он раскачивался на стуле, время от времени что-нибудь отщипывал, но в основном сидел, уставившись масляными глазами в противоположную стену. Так что на этот раз я наполнял кубки.

– За здоровье Светлейшего Государя! – Провозгласил я.

– О, да, да, – оживился он.

Ему удалось проглотить почти всё, лишь несколько капель напитка пролилось на скатерть. Я плеснул ещё, и, поскольку бутылка закончилась, позвал слугу.

– Одна нога здесь, другая там, – приказал я. – А мы, господин Хоффентоллер, за что теперь выпьем?

– Эээ? – Уставился он на меня.

– Ну за что же, как не за вас, – сердечно подсказал я. – За ваше здоровье и благополучие. До дна!

На этот раз у него возникли проблемы с тем, чтобы попасть кубком в рот, так что я встал и любезно ему помог. Я выждал, пока сосуд опустеет. Сел и отрезал себе солидный кусок куриной грудки. Слуга принёс на подносе бутылку вина и озабоченным взглядом посмотрел на качающегося на стуле Хоффентоллера.

– И сколько здесь слуг? – Спросил я.

– Сейчас посчитаем. – Он отогнул палец левой руки. – Куно, Давид, Дорота и её дочь. Значит, пятеро выходит.

– Давид это тот, похожий на ласку?

– Ну. – Он скривил губы в улыбке.

– Вытащи и для вас несколько бутылок. Господин Хоффентоллер разрешает.

– О, благодарю, ваша милость, – воодушевился он и помчался в сторону подвала куда более быстрым шагом, чем обычно.

На дворе ещё были сумерки, когда все, кроме вашего покорного слуги, были пьяны до потери образа Божьего. Хоффентоллера уложили на кровать, и даже стянули с него обувь и накрыли одеялом. Пусть спит спокойно. Тогда я решил посмотреть, что делают слуги. Все пятеро сидели за кухонным столом. Две женщины (одна в годах, вторая молодая) дремали, похрапывая, старый слуга и его компаньон говорили о чём-то столь невнятными голосами, что я едва разбирал отдельные слова.

– Готовы, господин, – доложил Давид.

– Тогда идём.

– Но ключ, господин. От той комнаты. Его милость всегда носит его на шнурке на шее.

Я на минуту задумался. Если, не дай Бог, Хоффентоллер очнётся и обнаружит отсутствие ключа, это будет означать проблемы. А я знал, что иногда люди, даже самые пьяные, на это способны, чтобы проверить, не пропало ли что-то, что они охраняли и что ценили.

– Мы справимся и без ключа. От подвала у тебя есть? – Он забренчал связкой ключей и пискливо рассмеялся. – Даже не почувствовал. – Он указал подбородком на старшего слугу.

Он и его спутник уже не разговаривали, а сидели в унылой задумчивости. Я посмотрел и увидел, что их кружки пусты. Я налил им щедрой рукой.

– Со мной не выпьете? – Встряхнул я их.

– От-тчево б не вып-пить?

Я убедился, что они опорожнили кубки, и вновь их наполнил.

– Пошли. – Кивнул я Давиду. – Добудь огонь и зажги свечу.

За комнатой, в которой мы разговаривали с Хоффентоллером (который сладко спал, посвистывая носом), находилась дверца. Давид отыскал нужный ключ, и мы спустились по лестнице. Свеча мерзко воняла, видно у Хоффентоллера не было денег на пчелиный воск, и он пользовался дешёвыми свечами из животного жира. Но, по крайней мере, она давала хоть какой-то свет.

– За коптильней, – зашептал мой помощник. Мы остановились перед солидными дверями из крепкого дерева.

– Посвети, – приказал я, склоняясь над замком.

В преславной Академии Инквизиториума нас учили разным вещам. Конечно, всё внимание было сосредоточено на том, что наиболее необходимо инквизитору: навыки чтения и понимания книг, распознавания демонов и следов тёмной магии, эффективной защиты от колдовства и дьявольских созданий, проведения допросов, как предварительных, так и квалифицированных, навыки боя голыми руками или с помощью кинжала или меча. Ха, целую книгу можно было бы написать о трудной и изнурительной учёбе в Академии, в которую попадали молодые ребята, после нескольких лет покидающие её в качестве квалифицированных инквизиторов. Наши мудрые учителя, однако, знали, что иногда инквизитору могут пригодиться и навыки преступника. Поэтому нас обучали трудному искусству вскрытия замков. Необходимый набор инструментов я всегда возил с собой, исходя из справедливого предположения, что лучше, чтобы он сто раз не пригодился, чем остаться без него в тот раз, когда он будет нужен.