Силой и властью (СИ) - Ларионов Влад

А когда Адалан закончил, открыл глаза и разомкнул ладони - увидел голубые язычки пламени. Огоньки были робкие, совсем слабенькие, и от шевеления пальцев сразу же пропали - но они были! И это окрыляло. К вечеру Адалан научился их удерживать, а на следующий день уже с легкостью мог одним касанием зажечь свечи, растопить камин или согреть сколько угодно воды. От радости он как следует перестирал все свои вещи, долго и с удовольствием мылся, а после завалился в постель, хотя до заката было еще далеко, и проспал до утра. Это был первый день честно заработанного отдыха в Сером замке.

Дальше дело пошло быстрее: магистр Жадиталь сдержала слово и научила простеньким приемам, подходящим для каждодневных нужд: согреть или остудить еду, чтобы она стала еще вкуснее, вымести пыль из комнаты, почистить и починить одежду. Правда, то, что было пустяком для Ваджры, Доду и остальных мальчишек, для Адалана оказалось далеко не так легко. Стоило чуть-чуть перестараться или зазеваться - и сила бездны прорывалась, била огнем. От удара сводило руки, а нос и уши начинали кровоточить. Тогда ничего не оставалось, кроме как стирать одежду и мести пол уже без всякой магии, не уставая благодарить Творящих за то, что все обошлось.

Но успехи успехами, а как растопить вечный лед, Адалан по-прежнему не знал. Хуже: воспоминания о дне совета, когда пришлось этот самый лед взять в руку, вгоняли его в дрожь.

Между тем в Тирон пришла зима, и выпал снег. Два дня он падал в лужи и сразу же таял - никакой радости, только еще больше грязи. Но потом посыпало чаще, гуще и, наконец, укрыло весь сад. Сейчас снег казался пышным, сухим и хрустящим, готовым лежать до самой весны. От его белизны было так светло, так переполняли чувства, что хотелось бежать, раскинув руки и кричать на весь замок. А потом, набегавшись до изнеможения, упасть прямо в сугроб, смотреть, как плывут по небу облака...

Адалан так размечтался, что не заметил подкравшуюся сзади девчонку, а та, подхватив пригоршню снега, сжала в ладонях и ловко метнула прямо в него. Снежок разбился о макушку и запорошил волосы. Послышался веселый звонкий хохот. Адалан обернулся, а довольная проделкой девчонка уже катала второй снежок.

- Держись, златокудрый!

Холодный влажный ком ударил в лоб, залепил глаза. Проказница состроила забавную гримасу, отбежала в сторону и скрылась за живой изгородью ночной невесты.

- Ах ты... Ну сейчас пожалеешь!

Утираясь рукавом, Адалан бросился следом, но стоило свернуть за кусты - получил новый удар, теперь в плечо. Прикрываясь локтями, он тоже начал «отстреливаться».

С обеих сторон снежки летели один за другим, то и дело попадая в цель.

- Давай, иди сюда, чудовище! Я не боюсь! - радостно визжала девчонка, выскакивая из-за кустов с новым снарядом.

- А это мы посмотрим, - отвечал Адалан, - только высунь нос - я его мигом отшибу!

Наконец ему удалось подобраться так близко, чтобы дотянуться до противницы и толкнуть в сугроб. Но та не растерялась - сгребла в обе горсти его плащ, утянула следом. Дети упали, весело хохоча, забарахтались в снегу, стараясь как можно больше извалять и забросать друг друга. Девчонка была сильная и верткая, как настоящий молодой боец, и казалась немного старше Адалана, но все же не могла сравниться с даахи, с которыми он привык играть, - ее удалось скрутить и подмять под себя. Некоторое время она еще сопротивлялась, но вскоре запросила пощады.

- Хватит, хватит, златокудрый! - кричала она сквозь смех, уже почти не отбиваясь. - Я и так вся вымокла!

Он бросил ей в лицо последнюю пригоршню снега и остановился.

Девочку эту Адалан приметил несколько дней назад - встречал иногда в саду или в трапезной - и почему-то сразу решил, что подружиться было бы здорово. Он и сам не мог бы сказать, чем таким отличалась именно эта ученица? Может быть, красотой - а девочка была красива: длинненькая, стройная и быстрая, похожая на молодую козу, которой нипочем ни широкие луга, ни заоблачные кручи. А может быть, его привлек яркий, веселый свет, что согревал и радовал при каждой встрече. Пару раз он даже хотел подойти и заговорить, но не решился. Девушек-учениц в Сером замке было мало, жили они в противоположном крыле, в самом дальнем приделе, и гуляли в другом конце сада. Ни о каких запретах на дружбу с ними Адалан не слышал, но и общих дел или других благовидных предлогов для знакомства тоже найти не мог. А подойти просто так, без повода, мешали гордость и, как ни стыдно было признать, страх, все тот же страх, его вечный и неистребимый спутник. А больше всего Адалан боялся, что девчонка про этот страх узнает и осмеет - вон какая хохотушка, все время рот до ушей.

И вот эта хохотушка и проказница вместе с ним барахтается в снегу и даже не думает его высмеивать. Радости Адалана не было предела. Если бы она родилась в Гнездах, ее бы звали Солнышком, - подумал он.

- Скажешь, как зовут, - отпущу.

- А зачем тебе? - рыжие глаза в густых светлых ресницах лукаво блеснули, на раскрасневшихся щеках обозначились кокетливые ямочки. - Ну, Кайле. Кайле Бьертене с Птичьих Скал, отпускай теперь.

Он позволил ей сесть в сугробе и сам сел рядом.

- А меня - Адалан.

- Я знаю, - Кайле развязала ленту, отряхнула растрепанную косу от снега и начала переплетать. Русые пряди, прямые и тяжелые, как крученые шелковые нити для шитья, быстро заскользили между пальцами. - Мой учитель зовет тебя чудовищем и смеется, а еще золотом, говорит, приемный отец-даахи так назвал.

- Путает твой учитель! - Адалан снова засмеялся. Все-таки с этой Кайле было удивительно весело. - Лаан - золото, а меня зовут Лаан-ши, очень маленькое такое золотце, а на самом деле всего-то одуванчик. И назвал меня так не отец, а брат.

- А то, что тебя воспитали даахи, - правда?

- Правда.

- Ой!..

Кайле запнулась, и Адалану показалось, что в рыжих ее глазах промелькнул страх. Впрочем, и понятно: к Белокрылому, да и вообще к любому хранителю не только дети, но и взрослые, даже маги ордена относились с опасением. Он этого не понимал, но привык и уже не спрашивал: так задумано Творящими - и все.

- А где твои настоящие родители? - спросила она и смутилась еще больше.

- Не помню. Да не мнись ты! Это давно было, я, правда, ничего не помню. Лучше расскажи, а твой учитель - он кто?

- Магистр Датрис.

- Датрис-смотритель?!

Вот уж с кем бы он ни за что не хотел связываться - так это с магистром Датрисом! Адалан искренне считал его самым неприятным обитателем замка, сравнимым разве что с предводителем крылатых, и чувства эти, наверное, скрыть не сумел - Кайле опять рассмеялась.

- Что, испугался, златокудрый?!

- Да уж... зловредный упырь твой учитель, - то, что смотритель ему не нравится, Адалан даже скрывать не стал. - Как ты с ним ладишь?

- Хорошо мы ладим, даже очень. Год назад, когда только приехала, мне было девять, и верховный магистр сказал, что мала, брать не хотел. А учитель сразу: я, мол, возьму, мне такие нравятся, северяне - самые упорные, всегда своего добиваются. И взял.

Кайле перевязала косу лентой, отбросила за спину и посмотрела на Адалана по-другому, тепло, даже немного похоже на то, как смотрела мама Хафиса.

- Магистр Датрис насмешник, конечно, и спуску никогда не даст, но на самом деле надежный. Как мой батюшка, тот тоже если что - и поперек спины вожжами вытянет, или смоленой веревкой, так то за дело, чтобы слушались. Но чужому обидеть не позволит никогда, недаром чужие паруса Птичьи Скалы обходят дальним курсом.

- А где они, Птичьи Скалы твои? Ласатр, да?

Кайле кивнула и тихонько запела:

- Там, на краю необъятной суши

Грозные скалы шагают в море,

Рушатся волны клочьями пены,

Ветры поют холодные песни.

Там, где зимой не бывает солнца,

Звезды и месяц звенят морозом,

Братья-сполОхи гуляют в небе,

Стонут от стужи вечные камни.

Там, где весной расцветает тундра,

Рыжее солнце кругами пляшет,