Пару лет назад она предложила обучить его грамоте и письму, он неохотно, но согласился, так из вежливых незнакомцев они постепенно стали друзьями, а после дружба переросла в более глубокое и совсем не детское чувство.
— Прости меня, Артур, — Мэл всегда приходила мириться первой, просто потому, что ей невыносимо было знать, что он на нее обижается. — Но как же твои родители, твоя семья?
— Лазарю уже семнадцать, он может заменить меня. А я мечтаю о море, хочу плавать под парусом, вдыхать морской воздух, сражаться со штормами…
— Ты наслушался сказок мистера Филлиса. Это у берегов море прекрасно, а там, за горизонтом водятся страшные, хищные чудовища, способные потопить любой корабль, пираты, да сама стихия… Сколько уже кораблей затонуло по той или иной причине…
— И что? Я должен всю жизнь прозябать здесь, в этой глуши? Работать в порту, или у твоего отца или в лесу, как мой вечно уставший отец? Ты знаешь, что он уже совсем седой? Ему чуть больше сорока, а он уже старая развалина.
— При чем здесь возраст?
— Я не хочу так жить.
— Ты и не должен. Просто я не понимаю, к чему такая спешка?
— В следующем месяце отходит корабль, на острова. Я уже заказал билеты.
— Заказал? — удивленно воскликнула девушка.
— Мэл! Мэл! Вы где? — послышался высокий женский окрик далеко позади.
— О, боги! Как мы далеко ушли, — всплеснула руками Мэл и, приподняв юбку, которая все время цеплялась за колючки, поспешила назад, к своей любимой подруге Мэдди и маленькому братику.
Больше она от них не отходила. В меньшей степени из-за Мэдди, которой очень не нравилось, когда они оставляли ее одну в лесу, а в большей — чтобы не продолжать неприятный разговор об отъезде. И почему Артур так зациклился на этом? Зачем нужна эта спешка? На этот вопрос она ответа не находила, ни когда они прощались, ни когда вернулись домой.
— Мама, мы вернулись, — прокричала Мэл, не найдя никого на кухне. — Мама, вы где?
— Я здесь, — ответила леди Генриэтта, складывая письмо в конверт. Встала, обернулась и всплеснула руками, увидев дочь с заляпанным подолом, и своего четырехлетнего сына, рот которого и маленькие ручки были перемазаны ежевичным соком. — О, Пресветлая, где вы были?
— Мы ходили за езевичным соком, мама, — ответил маленький Уилл, который также, как и Мэл в детстве, неосознанно коверкал слова. — Мы и вам плинесли.
С этими словами, оба с хитрым видом протянули ей лукошко, доверху наполненное лесными ягодами.
— Вы снова ходили в лес? Одни?
— Нет, с нами Мэдди ходила и Алтул, — бесхитростно сдал их малыш. Леди строго посмотрела на дочь, обещая той большой выговор.
— Мам, мы правда просто гуляли.
— С Артуром? — подняла бровь женщина, а Мэл виновато опустила взгляд. Она знала, что леди Генриэтта не в восторге от их общения, но то и дело заставляла ее огорчаться.
— А что в этом такого? — спросила Мэл, найдя в себе силы, наконец, открыто посмотреть на мать.
— Ничего, — все также подозрительно отозвалась женщина и повела сына умываться.
— Идем, горе ты мое.
— Я не голе, я мальчик, — строго и по-взрослому, как папа, ответил малыш, вызвав улыбку у обеих.
— А ты иди, помоги Полли на кухне. Сегодня у нас будут гости.
— Гости? — удивилась Мэл.
— Да, лорд и леди Маррин, вместе с сыном.
— Вы опять меня сватаете? — негодующе вскричала девушка.
— Тебе же нравится Франклин. Он будущий доктор из очень уважаемой и респектабельной семьи.
— Конечно, только это вас и волнует, насколько он уважаем и богат. Так отчего же мелочиться, может, сразу за графа Айвана меня выдадите и дело с концом.
— Как ты с матерью разговариваешь, девчонка! — вскричала леди Генриэтта. Но Мэл была и так расстроена разговором с Артуром, а тут еще это глупое сватовство, заставило ее выйти из себя. Чтобы не наговорить еще больше слов, о которых потом пожалеет, она предпочла сбежать туда, где бы ее никто не потревожил. И у нее было такое место, старая водонапорная башня в поле за поместьем. Она любила забираться на самый верх и часами разглядывать море, и приплывающие, отплывающие корабли. Особенно красиво было на закате, когда солнце окрашивало багряными красками небо, создавая удивительный контраст пурпура и синевы.
Вот и сегодня она просидела там до самого вечера, пока папа за ней не пришел. Тяжело забрался наверх и уселся рядом, опираясь руками на деревянные перила.
— Мама рассказала о вашей ссоре.
— Это не была ссора, — возразила девушка. — Мама просто ненавидит Артура за то, что он беден, не знатен, и хочет стать моряком.
— Твоя мама не ненавидит его. Она просто очень любит тебя и не хочет, чтобы ты совершила ошибку.
— Она слишком меня контролирует.
— Из любви.
— Знаю, — наконец, согласилась она. Вот в чем в чем, а в маминой любви она никогда не сомневалась, только эта любовь иногда ее просто душила.
— Вы слишком молоды.
— Артуру скоро девятнадцать.
— Но тебе нет и шестнадцати. Ведь никто не запрещает вам дружить.
— Мама запрещает.
— Я поговорю с ней. Но милая, прошу тебя, не торопись. У вас вся жизнь впереди. И помирись с матерью. Она очень переживает.
Мэл посмотрела на отца, и комок невыразимой нежности застрял в горле, лишая ее всякого желания снова спорить. Она не могла себе даже представить, как огорчится отец, если она поддастся на уговоры Артура.
* * *
— Милая, ты спишь? — леди Генриэтта заглянула к дочери, а заметив, что та пошевелилась, тихо вошла в комнату и осторожно присела на кровать. — Прости меня.
Мэл обернулась, и серьезно посмотрела на мать.
— Папа просил извиниться?
— Все-то ты знаешь, ребенок, — улыбнулась женщина.
— Я уже не ребенок. И только ты этого не замечаешь.
— Замечаю. Просто… — она передернула плечами и легла рядом с дочерью. — Не могу смириться. Мне все кажется, что если ты останешься рядом, со мной, я смогу тебя от всего защитить.
— Но зачем меня защищать? Разве мне угрожает какая-то опасность?
В ответ леди Генриэтта лишь горько вздохнула и погладила девушку по волосам.
— Когда у тебя будут свои дети, ты поймешь, что для меня весь мир угроза. Когда ты уходишь из дома, сердце мое сжимается от тревоги за тебя, и отпускает только тогда, когда ты возвращаешься домой.
— Мам, но когда-нибудь я выйду замуж, и буду жить в доме мужа.
— А я все равно буду тревожиться. Прости свою глупую, мнительную мать.
— Почему ты не любишь Артура? Потому что он не нашего круга? Потому что он беден?
— Нет. Не поэтому, — искренне ответила леди Генриэтта. — Просто вы разные. Он ищет жену, которая бы рожала ему детей, отпускала его в море и месяцами ждала на берегу. Ему нужна приземленная, простая девушка, как твоя подруга Мэдди. А ты — мечтательница, деятель. Простой жизни тебе бы никогда не было достаточно. Ты хочешь стать врачом, помогать людям, отдавать себя миру, а не мужу. И ручки твои нежные совсем не приспособлены к мытью посуды, чистке кастрюль и готовке. Посмотри на миссис Пибоди, разве ты хочешь для себя такой судьбы?
— Но я люблю его, мама.
— Я верю, что ты в это веришь. Но подумай, знает ли он о твоих мечтах, твоих желаниях, хочет ли он воплотить их в жизнь? Готов ли он жертвовать ради тебя, как ты хочешь жертвовать ради него? Иногда мужчины в своих мечтах забывают, что у нас есть свои. Счастье — когда ваши мечты совпадают.
— Как у вас с папой?
— Как у нас с папой. Я очень люблю Бертрана, очень люблю тебя и Уилла, люблю наш дом, этот город, здесь наше место. О лучшем я и мечтать не могла. И я бы очень хотела, чтобы в моем возрасте ты сказала своей дочери то же самое. Что ты счастлива.
Слова матери глубоко задели ее, они словно семечки, падали в благодатную почву, росли и расцветали в душе. Она засомневалась, задумалась, крепко задумалась, признавая, что в чем-то, если не во всем мама права, просто она была слишком ослеплена любовью, чтобы слушать голос разума.
