В паутине чужих заклинаний - Вонсович Бронислава Антоновна

— Что-что… Проверяется. Это отзывают быстро, а возвращать будут неизвестно сколько, — проворчал Дитрих и недовольно поморщился. — Так что ты хотел мне сказать?

— Давай пока выкладывай, зачем пришел, — попытался отвлечь нас Карл. — Ты же не просто забежал узнать, как я себя чувствую.

— Чувствуешь ты себя великолепно, я вижу, — усмехнулся Дитрих. — Но забежали мы не поэтому. — Он взял тетрадь, в которой я изобразила странный символ, раскрыл в нужном месте и протянул собеседнику. — Встречал такое?

— Ох ты ж, — присвистнул Карл. — Это во что вы вляпались, что при расследовании такое вылезло?

— Такое что? — почти хором спросили мы с Дитрихом.

— Знак означает блокировку Дара по решению Совета Магов, — пояснил менталист.

— И за что блокируют? — деловито спросил Дитрих.

— За серьезные нарушения магической этики, чаще всего — за занятия запрещенной магией. Но вот ведь какие дела — блокировка делается как раз одним из запрещенных заклинаний.

— То есть сами же и нарушают, — влезла я в разговор.

— Именно, — серьезно ответил Карл. — Но нарушают вынужденно, поскольку в классической магии нет заклинаний пожизненной блокировки. Только временной. Но одно могу сказать точно — блокировка применяется редко, а причина для такого решения должна быть очень и очень серьезной. Более того, все члены Совета должны дать свое согласие.

— А кто у нас члены Совета?

— Тебе весь список огласить? — ехидно сказал Карл. — Начиная с придворного мага и далее? А то сам не знаешь…

— Не интересовался раньше, — огрызнулся Дитрих. — Надобности не было — меня туда почему-то никто не пригласил.

— Странное дело, — согласно кивнул Карл, — тебя — да вдруг и не пригласили посидеть в мягком уютном креслице.

— Непорядок.

Менталист чуть насмешливо прищурился и сказал:

— Тебя кто-то конкретный интересует, или так, общий вопрос?

— Конкретно, была ли там Вернер, это раз. Кто блокирует Дар, если решение принято, это два. Ну и по возможности, за что был заблокирован Дар у Эггера. Это три. Пока все.

Карл расхохотался.

— Дирк, ты всегда был нахальным, но это перебор даже для тебя. Вернер была, да, поэтому и устроили такой шмон после ее смерти. Члены Совета не должны быть замешаны в такие истории. Это раз. Кто блокирует Дар, знают только несколько особо проверенных членов Совета, я к ним не отношусь. Это два. Кто такой Эггер и за что ему заблокировали Дар, я не знаю. Это три.

— А жаль, — мрачно сказал Дитрих. — Ты обычно все знаешь.

— Дирк, магическое сообщество скрывает как может все случаи, когда приходится блокировать Дар как последнее средство, — терпеливо пояснял менталист. — Боятся, что обыватели воспримут это как новую «магическую угрозу», пойдут гонения на людей с Даром, как после магических войн. Узнать, что там случилось, практически нереально. Удивительно, что вы вообще узнали, что кому-то заблокировали Дар.

Дитрих зло сощурился:

— То есть он совершил что-то противозаконное, а ему просто заблокировали Дар и сделали вид, что ничего не было?

— Для человека с Даром нет хуже наказания, — выделяя каждое слово, ответил Карл. — Это не жизнь, жалкое существование.

— Преступник должен понести наказание по закону, а не по решению кучки магов, — упрямо сказал Дитрих.

— Кучка магов, как ты любезно выразился, и есть для нас закон, — грозно сказал Карл. — Главный закон, Дирк.

— Закон государства должен стоять выше.

— Не начинай. — Менталист поморщился. — Вспомни, к чему твоя принципиальность привела прошлый раз. Тебе так нравится следить за неверными женами?

— Обычно они молоды и красивы, — хохотнул Дитрих. — Там есть на что посмотреть…

Мне ужасно не понравились их намеки. Мало ли что можно углядеть, следя за неверными женами. Пожалуй, в работе независимого сыщика многовато минусов…

— Неужели? — холодно сказала я, напомнив этим двоим о своем присутствии.

— Мне кажется, твой партнер в этом сомневается, — ехидно заметил менталист, ничуть не смутившись. — Кстати, дорогие мои, я тут подумал над тем, что могли стереть у Линды из памяти, и вот что я вам скажу…

Он сделал паузу, такую выразительную, что я невольно подумала, уж не посещал ли он в свое время те самые театральные курсы, на которые сейчас ходит Эмми. Но он тянул и тянул, просто до неприличия усиливая напряжение, которое лопнуло со словами Дитриха:

— Скажешь, что ничего, относящегося к расследованию, не стерли, а убрали какой-то незначащий факт, который к этому времени уже и сам почти ушел из памяти?

— Сюрприз не получился, — разочарованно сказал Карл. — Обидно. Мог бы и подыграть старику.

— Извини, — без тени смущения ответил Дитрих. — Но мне показалось, ты хочешь проверить мою догадливость.

— Но зачем? Зачем дотирать то, что я уже забыла? — удивленно спросила я. — Не понимаю.

— Чтобы смазать следы прежнего легкого вмешательства, — пояснил Карл. — И не навредить вам лично. Когда убирают то, что человек и сам уже почти забыл, даже при таком сильном ударе не бывает серьезных последствий. У вас же ни разу не возникало впечатления провала в памяти, пока не сказали, что что-то там стерли?

— Нет, — была вынуждена признать я.

— Вот видите. — Карл выглядел таким счастливым, словно он лично так удачно все провернул. — Все точно рассчитали. Определить, кто вам внушал и что, невозможно. Следователь убежден, что вам удалили что-то важное, относящееся к убийству Вернер, и роет в том направлении. А тот, кто все устроил, радуется, что остался вне подозрений.

— Не уверен я, что вне подозрений, — неожиданно сказал Дитрих. — Да, обвинить его в привороте Линды сейчас не получится. Но возможно, будет более тяжкое обвинение.

— Основания?

— Мне удалось найти завещание общего прадедушки Вернеров и Эггеров. Имущество разделили неравномерно. Точнее, одну его часть. Библиотека полностью отошла Вернерам. А там были несколько томов, изданных еще до магических войн. Сам понимаешь, дело здесь не в стоимости, которая очень высока, а в знаниях, которые там есть. Или были, если книги уничтожились при взрыве Вернер.

— Но ты в этом сомневаешься.

— Сомневаюсь, — кивнул Дитрих. — Мне непонятно такое решение, но для него наверняка была серьезная причина. Исходя из моих наблюдений — скорее всего наследственность.

— Думаешь, боялись не в те руки передать знания?

Я чувствовала себя лишней. Эти двое понимали друг друга с полуслова. Да что там с полуслова. Казалось, им и слова не особо нужны.

— Что-то в любом случае передали. Заблокировали же за что-то Дар у Эггера-старшего?

— Слишком шаткие основания для обвинения.

— Я пока никого не обвиняю, — ответил Дитрих. — Так, рассуждаю вслух. В семье Эггеров очень вольно относятся к некоторым вопросам использования Дара в собственных целях.

— Замешаны они или нет, но дело Вернер как раз получило новый поворот, — ответил его собеседник. — Так что, Дирк, там пока точка не поставлена.

— Я была уверена, что наставница ни в чем таком не могла быть замешана.

— Кто знает? — ответил менталист. — Иной раз знаешь человека долгие годы исключительно с лучшей стороны, а он — раз — и повернулся к тебе другим боком. И этот бок такой неприглядный, что сомнения берут, тот ли это человек. Нет, в нашей работе главное — факты, а не пустая уверенность.

Я промолчала, хотя уверенность моя никуда не делась.

— Карл, мы пойдем, — сказал Дитрих. — У нас еще ужин впереди.

— Ужин — дело хорошее. Не забудь, ты обещал зайти.

— Зайду, куда денусь.

Кафе, куда привел меня Дитрих, было недалеко. Но я успела обдумать разговор у менталиста и сделать свои выводы, поэтому выпалила сразу, лишь только официант отошел:

— Почему ты считаешь, что Штефан убил инору Вернер?

— Я? — Дитрих посмотрел на меня с немалым удивлением. — С чего ты так решила?

— Но ваш разговор… — теперь удивлялась уже я.

— Я сказал, что его могут обвинить, а не что он убил. Чувствуешь разницу?