Синтез (СИ) - Ярне Борис

— Соседи помогли. Занесли. Ты ж, как знал, прямо перед моей лавкой и прилёг.

— А я что же, всю ночь тут пролежал? — сделал предположение Максим, вспомнив, как только что ушедший гость упомянул понедельник и видя дневной свет, проникающий с улицы.

— Не только ночь, но и день. Сейчас шесть часов вечера, — укоризненно заметила цыганка.

Постепенно испуг покинул Максима. Перед ним была не страшная ведьма, какую он представлял ещё недавно, а довольно-таки милая старушка. Она тем временем, подойдя к столу, взяла лежащий на нем бумажный сверток и направилась к камину. Напротив, входной, как решил Максим, двери, в стене, он только заметил, потрескивая дровами, находился маленький камин. Подойдя к нему, цыганка бросила сверток в огонь.

— А что это вы бросили? — безо всякой задней мысли, забыв удивиться текущему времени, спросил Максим.

— Деньги, — легко ответила милая старушка, — хоть на улице и тепло, у нас все время сыро тут, приходится топить.

— Деньги? Забавно. — Максим удивился этому факту и, решив продолжить в том же ключе, спросил дальше: — Это я столько без сознания был? Что ж за злодеи меня так пригрели?

— Злодей тут только один, это ты сам. Что ж ты милок, думаешь, что это от удара ты столько пролежал, хотя, не похоже это на удар, я уже говорила. Эх, дорогой мой. Да ты сознания лишился на несколько мгновений, а уж не помнишь ничего. Головку твою дурную я примочками быстро выходила от того, что тебя пригрели, как ты говоришь, а вот спал ты так долго, потому что снадобье мое действовало, пока вся дурь из тебя не выпотела, да не вытянулась. Тебе, мил человек, зелье пить не следует. Не умеешь, поди.

— Да уж, что правда — то правда, не умею, — огорченно согласился Максим и добавил не без удовольствия: — Но люблю.

— Эх, дурья башка.

— Это вы про мою? А что в ней такого? — Максим продолжал удивляться и, вспомнив предыдущие встречи, поинтересовался: — А мы, ведь, уже встречались, вы мне что-то такое говорили, только я ничего не понял…

— Конечно, где ж тебе понять, когда ты под хмельком, — с укором, но без обиды ответила цыганка. — Не буду я тебе ничего сейчас говорить, не время, своих забот хватает.

Максим вдруг проникся какой-то непонятной привязанностью к этой бабушке. Чем-то теплым и загадочным веяло от неё. И это, несмотря на то, что цыгане, особенно цыганки, особенно старые, те, что постоянно норовят вам погадать, вызывали в нём исключительно негативные эмоции.

Он очень хорошо запомнил один случай из своего школьного детства. Как-то в электричке, подъезжая к своей остановке, он вышел в тамбур и наткнулся там на трех пожилых цыганок с огромными тюками. Они, собираясь выходить, выстроились перед дверьми. Максим встал за ними. Тут одна из цыганок обернулась и попросила его помочь вынести вещи. Максим легко подхватил в обе руки два самых больших тюка и на остановке вытащил их из вагона. «Спасибо тебе, сынок» — сказала цыганка. И, как только он поставил тюки на землю, схватила его за руку, развернула ладонь, и, взглянув на неё на мгновение, произнесла: «Тяжелая судьба тебя ждет, сынок, тяжелая. Несчастная». После чего отвернулась, и, взяв вещи вместе со своими попутчицами, отправилась прочь. С тех пор свою судьбу, жизнь свою он считает, если уж и не настолько тяжелою и несчастной, то, уж во всяком случае, неудачно сложившейся, и винит в этом не иначе, как цыганку, предрекшую ему бесконечные невезения.

Подумав об этом сейчас же, он не преминул спросить, как бы издалека:

— А вы, как бы это сказать, врач?

— Да уж как тебе будет угодно.

— Значит, не врач, а… вы гадаете по рукам там, по… как там еще?

— Сколько ж тебе лет?

— Мне скоро двадцать семь, а что, вы этого по моему виду определить не можете, вы же… а что?

— По виду. Возраст определяют не только по виду. По виду тебе лет двадцать, а по твоим вопросам и того меньше. Садись за стол, подкрепиться тебе надо. — Цыганка во время разговора быстро накрыла скромный стол, поставив глубокую тарелку с супом, ложку и два кусочка белого хлеба.

— Ой, спасибо. — Максим сел за стол и принялся за свой вечерний завтрак. — А вот, я, конечно, прошу прощения, но у меня только карточка, эта гостевая. Я к тому что, вот, я у вас тут…

— Ну что за люди!

— Ну, всё-таки… тем более, вы же, — Максим не знал, как пояснить цыганке о цыганах в его видении и всем что отсюда вытекает.

— С тебя мне ничего не надо, — прервала его размышления бабушка.

— А почему именно с меня? — удивленно спросил Максим, словно забыв о встрече у отеля.

— Да вот нравишься ты мне с дурьей своей башкой.

— Ну, хорошо, — Максим смирился, продолжая трапезу, — вкусный суп. А кто тут был только что? Вы тут ругались. Извините, я невольно подслушал.

Цыганка на мгновение задумалась, потом, видимо, решила рассказать.

— Разбойник приходил.

— Какой разбойник? — захотел уточнения Максим.

— Самый настоящий, — тут же ответила цыганка.

— Что-то я не очень понял.

— Отец моей внучки.

— Ну, тогда понятно, и это называется зять, правильно?

— Никакой он мне не зять, он разбойник. Дочь мою погубил, и нас погубить хочет.

— А как так? — Максим оказался в замешательстве.

— Дочка моя полюбила его, злодея. — Старушка решила рассказать подробнее. — Говорила я ей, ничего доброго не выйдет, а она… поженились они, свадьбу без меня играли… потом… — цыганка тяжело вздохнула, — ему сына подавай, а родилась Лалочка. Как же он был зол. Дочь свою я не видела совсем. Муж её не выпускал почти из дому. Изредка приезжала ко мне, внучку показать. Хорошенькая была, Лалочка. Не рассказывала мне ничего доченька, но я сердцем чуяла неладное. Как снова забрезжила в утробе её жизнь новая, так увидела я, что легче ей стало, видать, что подобрел муженёк её, понадеялся на то, что сына принесёт ему. Ан не получилось у него, сильна кровь наша. Как узнали, что девочка опять, рассвирепел изверг. Сгубил девочку мою, зло пало на неё, и начала она рожать раньше времени, да и померла вместе с ребеночком. Внучку я себе забрала, добрые люди помогли, отняли у него.

— Это как же? — удивился Максим.

— В тюрьму посадили злодея, и надолго.

— Ох, как у вас тут весело!

— Я знала, когда его выпустили. Не приходил, не узнавал. Потом, когда Лалочке уже пятнадцать лет исполнилось, явился. Даже такую чёрную душу к родной крови тянет. И вот, два года уж ходит, подачки подбрасывает, всё пытается у дочери своей прощения за мать вымолить, да все без толку. Избегает его Лалочка, боится…

Вдруг откуда-то раздался звонок.

— Так, пора мне. Заговорилась я с тобой, а работа не ждет. Когда будешь уходить, захлопни дверь. Вот эту дверь, — цыганка указала на ту, что Максим и принял за входную, а сама направилась к двери, что была по соседству с комнатой, где он спал. Когда она её открыла, Максим увидел ступеньки, ведущие наверх. Видимо это был вход прямо из квартиры в лавку, о которой говорила цыганка.

— Да я уже иду, — Максим встал и направился к выходу. Старушка решила его проводить и подошла к двери вместе с ним.

— Если что нужно будет, приходи, помогу, чем смогу. И помни, что я тебе говорила давеча.

— Да я… — Максим хотел было заявить, что ничего не помнит, хотя это было не так, и передумал, предположив, что бабулю не проведешь. Тогда он решил воспользоваться случаем и быстренько рассказать эпизод из детства с цыганками в электричке, нисколько не опасаясь снова получить обвинение в инфантильности.

— Можно короткий, ну, не совсем короткий, вопрос. Дело в том, что я никак не могу забыть один случай. Как-то…

Цыганка остановила его рукой, пристально, так что Максиму на мгновения опять стало не по себе, посмотрела ему в глаза и произнесла:

— Сильный не тот, кто предугадывает судьбу, а тот, кто её творит.

— Ага, — пробубнил Максим, открывая дверь, — до свидания, спасибо.

Максим вышел во двор, тот двор, где его и «пригрели». Двор напомнил ему питерские колодцы. Во дворе было пусто и тихо. Шум доносился со стороны улицы, куда и выходил магазин цыганки. Максим представил, что это магазин всевозможных колдовских штучек — талисманов, амулетов, оберегов и прочих Фэн-шуй и вуду. Он направился к арке, в сторону улицы и, выйдя на неё, обнаружил магазин цыганки, разочаровавший его своим названием. Над витриной красовалась вывеска с надписью «Аптека» и припиской «травы, настойки…» и что-то ещё. Максим не стал читать, что там дальше, а обратил всё своё внимание на заходящую в магазин девушку, внешность которой тут же погасила его секундное разочарование, и вызвала неумолимое желание последовать вслед за ней. «Что-то везёт мне последнее три дня на красоток! — подумал Максим, — все же попал я в какой-то голливудский застенок. А не внучка ли это та самая?» Максим не успел, как следует рассмотреть её, заметил лишь, что была она совсем молоденькая, невысокого роста, смуглая, у неё были черные волосы и очаровательная улыбка. Эта улыбка несколько смутила Максима, потому как была она неспроста, а имела свое предназначение, а предназначаться она могла только кому-то, а кроме себя вокруг Максим никого не видел, поскольку полностью был поглощен созерцанием мгновенно появившейся и скрывшейся женской красоты. Кроме того, на Максима эта прекрасная незнакомка не смотрела, её глаза были опущены. Но все же улыбалась она…