Зазвучала мягкая музыка – это были «Зеленые рукава» – и за моей спиной Джулиан провозгласил:
– Смотрите на коронование нового короля Эмбера!
Затем он прошептал мне:
– Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует сам себя.
Я взглянул на корону Эмбера, сверкающую на алой подушке в руках Каина.
Серебряная, с семью высокими пиками, на каждом сверкал драгоценный камень. Она была украшена изумрудами, и по бокам у висков были вделаны большие рубины.
Я не шевелился, вспоминая те времена, когда видел под этой короной лицо нашего отца.
– Нет, – просто ответил я, и получил удар по лицу.
– Возьми ее и протяни Эрику, – повторил он.
Я попытался ударить его, но цепи были натянуты надежно. Мне снова дали пощечину.
– Ну хорошо, – сказал я в конце концов и нехотя потянулся к короне.
Несколько секунд я держал ее в руках, затем быстро одел себе на голову и провозгласил:
– Я короную себя, Корвина, в короли Эмбера!!!
Корону немедленно отобрали и положили на подушку. Меня несколько раз сильно ударили по спине. По залу прокатился шепоток.
– А теперь возьми ее и попробуй еще раз, – прошипел Джулиан. – Протяни ее Эрику. Последовал еще один удар.
– Хорошо, – ответил я, чувствуя, что по спине моей течет что-то мокрое и липкое.
На этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику глаз.
Он поймал ее правой рукой и улыбнулся мне, как будто заставил меня сделать то, что хотел.
– Спасибо, – сказал он. – А теперь слушайте меня, все присутствующие, и те, кто слышит меня в Отражениях. В этот день я принимаю корону и трон. Я беру в руку свою скипетр королевства Эмбера. Я честно завоевал этот трон, и я беру его, и сажусь на него по праву моей крови.
– Лжец! – выкрикнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.
– Я короную себя, Эрика Первого, королем Эмбера.
– Долго живи, король! – прокричали дворяне три раза.
Затем он наклонился и прошептал мне на ухо:
– Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь… Стража! Уберите Корвина и пусть ему выжгут глаза! Пусть он запомнит все великолепие этого дня, последнее, что он видел в жизни! Затем киньте его в самую глубокую темницу, самое далекое подземелье Эмбера, и пусть имя его будет забыто!
Я плюнул в него и меня избили.
Я отчаянно сопротивлялся при каждом шаге, пока меня волокли из зала. Никто не смотрел на меня, и последнее, что я помню, это фигура Эрика, сидящего на троне, улыбающегося и раздающего милости окружавшим его дворянам.
То, что он приказал, было со мною сделано. Бог милостив – я потерял сознание прежде, чем они успели кончить.
Не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся в абсолютной темноте от непереносимой боли в голове. Возможно, именно тогда я произнес свое проклятие, а может быть, это случилось в тот миг, когда на мои глаза опускалось раскаленное железо. Не помню. Но я знал, что никогда Эрик не будет спокойно восседать на своем троне, потому что проклятие принца Эмбера, произнесенное в ярости, всегда сбывается.
Я уткнулся лицом в солому в полной темноте своего подземелья, и слез не было. Это и было самое страшное. Спустя долгое время, – только я и ты, Боже, знаем, сколько времени прошло – ко мне вновь пришел сон.
Сон ушел, и вновь пришла боль. Я поднялся на ноги. Шагами я попытался измерить свою тюрьму. На полу была дыра для уборной, в углу валялся соломенный матрас. Под дверью проделана небольшая щель, а за щелью поднос, на котором лежал затхлый кусок хлеба и бутылка воды. Я поел и попил, но это не прибавило мне сил.
У меня так сильно болела голова, и в душе моей не было покоя.
Я не спал столько, сколько мог выдержать, но никто не пришел навестить меня. Я просыпался, шел на противоположный конец камеры, находил наощупь поднос с пищей и ел, то есть если находил его. Я старался все время спать.
После того, как я проснулся в восьмой раз, боль ушла из моих глазниц. Я ненавидел моего брата, который был королем в Эмбере. Лучше бы он убил меня.
Я много думал о том, как реагировали остальные на такую кару, но ничего не приходило в истерзанный болью мозг.
Когда же мрак придет и в сам Эмбер, я знал, что Эрик горько пожалеет о том, что со мной сделал. Это я твердо знал, и только это утешало меня.
Так начались дни тьмы, и я не мог измерить их течение. Даже если бы у меня были глаза, я не смог бы отличить день от ночи в этом мрачном подземелье.
Время шло своим путем, ему не было до меня дела. Иногда меня бил озноб, когда я задумывался об этом, и я весь дрожал в холодном поту. Провел ли я здесь несколько месяцев? Или часов? А может быть, лет? Или недель?
Я позабыл все, что касалось времени. Я спал, бродил (я уже точно знал, куда надо поставить ногу и где повернуть) и думал обо всем, что сделал и чего не успел в своей жизни. Иногда я сидел, скрестив ноги, дыша ровно и глубоко, опустошая свой мозг, находясь в прострации так долго, как только мог. это помогало – ни о чем не думать, и думать ни о чем.
Эрик был умен. Хотя сила жила во мне, сейчас она была бесполезна. Слепец не может управлять Отражениями.
Борода выросла до груди и волосы щекотали спину. Сначала я все время был голоден, но затем аппетит пропал. Иногда, когда я вставал слишком резко, кружилась голова. Я все еще мог видеть, но только в кошмарных снах, и мне становилось еще горше, когда я просыпался.
Позже, однако, я стал почти забывать события, приведшие меня к слепоте. Я смотрел на них со стороны, как будто это было не со мной, а с посторонним человеком.
Я очень много потерял в весе. Я старался представить сам себя, изможденного и худого. Я не мог даже плакать, хотя несколько раз чувствовал, что мне очень хочется это сделать. Что-то не в порядке даже со слезными протоками. Страшно, что человека можно довести до такого состояния.
Однажды в дверь тихо-тихо поскреблись. Я не обратил на это внимания.
Снова раздался тот же звук, и вновь я не отреагировал.
Затем я услышал свое имя, произнесенное слабым вопросительным шепотом.
Я пересек камеру:
– Да?
– Это я, Рейн. Как вы тут?
Я расхохотался:
– Прекрасно! Ох, лучше не придумаешь! Бифштексы с шампанским каждую ночь и куча девочек! Боже! Ну и вопросы ты задаешь!
– Простите, – сказал он, что я ничего не могу сделать для вас.
Я услышал боль в его голосе.
– Знаю, – ответил я.
– Если б мог, я сделал все.
– И это знаю.
– Я тут кое-что принес. Возьмите.
Маленькое окошко у пола скрипнуло, открываясь.
– Что здесь? – спросил я.
– Чистая одежда. И три буханки свежего хлеба, головка сыра, немного говядины, две бутылки вина, блок сигарет и много спичек.
Голос мой сел от волнения, в горле пере сохло.
– Спасибо, Рейн. Ты хороший. Как тебе удалось все это?
– Я знаю стражника, который стоит на часах в эту смену. Он будет молчать, слишком многим он мне обязан.
– Смотри, как бы ему не пришло в голову заплатить все долги сразу – одним доносом, – предостерег его я, – Так что, хоть я и очень тебе благодарен, лучше больше так не рискуй. Можно не говорить, что все, что может тебя выдать, я уничтожу.
– Как бы я хотел, чтобы все случилось наоборот, о мой принц!
– Присоединяюсь к этому мнению. Спасибо, что подумал обо мне, когда это запрещено делать.
– Ну, это как раз было легко, – ответил он.
– Что нового в Эмбере?
– Правит Эрик. Вот и все.
– Где Джулиан?
– Отослан обратно в Арденский лес со своими воинами.
– Почему?
– Что-то странное проникает к нам из Отражений, все последнее время.
– Ах вот как? Понятно. А что Каин?
– Он все еще в Эмбере, ублажает себя, как может. В основном пьет и развлекается с бабами.
– А Жерар?
– Он адмирал всего флота.
Я вздохнул с облегчением. Признаться, я переживал, что его уход в южные воды во время битвы навлечет на него немилость Эрика.
