Когда женщины уложили детей и пошли в церковь, мужчины остались дома в ожидании праздничного позднего ужина.
Сын Петровых тут же завалился перед телевизором с журналом и пивком, а Михаил Михайлович с гостем открыли аппетитную бутылочку, выпили по рюмочке, и завязался у них душевнейший разговор о старых временах, - а о чем еще говорить бывшим однокашникам? Вспоминались студенческие подвиги и смешные истории и вольный дух, наполнявший тогда их юные головы. Немало было и шуток о том, что сделала с ними жизнь. Невеселых шуток, сардонических. Пошутили и о том, что Михаил Михайлович по настоянию Галины Сергеевны начал по-модному ходить в спортзал, похудел, помолодел и стал от этого немного авантюристом, даже недавно предложил мокнущей под дождем милой девушке ее подвезти. Девушка в машину села и даже телефончик оставила, правда, Михаил Михайлович так и не позвонил.
Когда дамы вернулись из церкви, они застали друзей в самом веселом и даже несколько буйном расположении духа. Но Галина Сергеевна не из тех, кто потерпит в доме непотребство в день святого праздника. Всех она призвала к порядку, мужьям сварила крепчайшего кофе, и все сели за стол, причем мужчины опять было потянулись к бутылкам, но под строгим взглядом хозяйки взяли себя в руки.
Галина Сергеевна была дамой умной и реалистичной, поэтому никогда не ждала и не просила у своего мужа ничего невозможного. И то, что Михаил Михайлович за пасхальным нарядным столом становился все более мрачным и желчным - сказывались возлияния в мужской компании, - переносила тоже спокойно.
Утром Михаил Михайлович встал мрачнее тучи - по выходным с ним это часто случалось, а после вчерашних рюмочек оно и вовсе неудивительно.
И стали все собираться в гости к матушке Галины Сергеевны. Ехать было решено двумя машинами: на одной старшее поколение, на другой - дети с внуками и невесткой. Галина Сергеевна начала раздражаться и даже покрикивать, потому что Михаил Михайлович как нарочно медлил, тянул, а матушка Галины Сергеевны ждать не любила, и ее испорченное настроение дорого всем обойдется. Особенно рассердило Галину Сергеевну то, что мужчины сели немного похмелиться. Тут уж она разгневалась всерьез, и пришлось мужьям быстренько сворачивать свои посиделки.
Когда выходили из дома, Михаил Михайлович был уже мрачнее некуда. Шел он последним и уже начал было запирать двери, как вдруг вспомнил что-то и вернулся в дом, к пущему неудовольствию супруги. Младшие спустились вниз, а Галина Сергеевна с друзьями остались ждать Мишу и второй лифт. Приехал лифт, похлопал дверями и уехал. И еще раз приехал и снова уехал, а Миша все не появлялся.
Потерявшая терпение Галина Сергеевна резко распахнула дверь и позвала мужа, однако ответом ей была тишина. Странная тишина, какая-то неживая. Тогда Галина Сергеевна влетела в квартиру с возмущенным возгласом на устах, а гости благоразумно остались на площадке. Но голос в квартире становился все более растерянным и встревоженным, и в конце концов обеспокоенные друзья осмелились заглянуть в дверь. Из глубины холла появилась Галина Сергеевна и придушенным голосом произнесла:
- Миши нигде нет!
- Что за глупости! - не поняли друзья. - Куда он мог деться?
Однако ни на ласковые, ни на возмущенные, ни на испуганные призывы никто не отозвался. И найти Михаила Михайловича (или - страшно выговорить - его тело!) нигде не удалось. Вернули с дороги детей, все перепроверили еще раз. Потом вызывали милицию, звонили в службу безопасности на работу к Михаилу Михайловичу, даже в справочную службу по несчастным случаям - но все усилия оказались тщетны. Михаил Михайлович исчез бесследно.
Соня
Утром первого пасхального дня Соня, радуясь теплу, открыла балконную дверь. Солнце светило как оглашенное, пахло талой водой, и все было синим от бездонного неба. Стояла в солнечном квадрате, всей кожей чувствовала живой ветер и горячий свет, напитывалась предчувствием предстоящего лета. Настоявшись всласть, отошла от балкона и осмотрела комнату. Доска для виндсерфинга, прислоненная около гардероба, чтобы не забыть в зимней вате о настоящей жизни, блестела на солнце как мокрая. Скоро уже можно будет ехать на водохранилище. Соня подошла к доске и потрогала рукой глянцевую поверхность. Уже совсем скоро!
И тут у нее за спиной кто-то вздохнул.
Обливаясь холодом, следуя за оборвавшимся сердцем, резко крутанулась на пятках испуганная Соня.
И увидела на балконе сконфуженного мужичка своих лет, в костюме и галстуке набекрень, застывшего в нелепом полупоклоне.
- Простите, девушка, - промямлил мужик, причем от него потянуло основательным перегаром, - можно я выйду через вашу квартиру?
Был он смешной и совсем не опасный.
- Проходите, - с недоумением сказала Соня, - а как вы сюда попали?
- Я? А я с соседнего балкона, знаете, вот оттуда, - и махнул рукой в сторону стены, - от соседки вашей. Такая, знаете, история глупая, - он замялся, - как в анекдоте: возвращается муж из командировки... Да, - продолжил он уже увереннее, - возвращается муж из командировки, а там я, - и он снова сконфузился, - так можно я пройду, выручите, бога ради, извините!
- Да идите, пожалуйста, - сказала Соня и боком повернулась, словно указывая направление, куда идти. "Вот, действительно, любви все возрасты покорны, - подумала она. - Седина в голову, бес в ребро, или как там говорят? Ему ведь лет пятьдесят, наверное. Интересно, а эта соседка молодая или как он?"
Мужик протиснулся в комнату, причем шел нерешительно, словно опасаясь, что из квартиры нет выхода.
Сделал несколько шагов в сторону Сони и остановился, уставившись сначала на нее, а потом, смутившись, перевел взгляд на доску.
- Что это? - спросил он. - На гладильную доску не похоже.
Соню его невежество рассмешило до глубины души, да и вся ситуация настраивала на веселье: солнце, незадачливый любовник на балконе, она сама в роли спасительницы и покровительницы влюбленных.
- Гладильная доска? Нет, конечно, это доска для виндсерфинга.
- Для серфинга? Это вот как эти, на волнах ездят, а сверху тоже волна ш-ш-ш, - он руками вдруг показал, как это волна накрывает серфингиста сверху.
- Да нет же, с волной это просто серфинг, у нас так кататься негде. А это для виндсерфинга, под парусом.
- А парус где? - с любопытством спросил мужик.
- Парус отдельно. Вот сюда крепится, видите, - и она показала пальцем.
- А вы во всем этом разбираетесь?
- Ну в общем да, я люблю.
- А где?
- На водохранилище езжу.
- А меня можете научить?
Так все и началось. Тогда разговор окончился чаепитием, причем странный любовник, казалось, совсем забыл о своих неприятностях и от души наслаждался происходящим. На следующий день он пришел снова, принес тортик и розочку - как бы в благодарность за спасение, - и наплел какую-то историю о потерянных документах, попросился переночевать. Соня удивилась и посмеялась про себя, ну типичное "спасибо вам, девушка, за спасение, а розочку возьмите, а чаем с моим тортиком не угостите, а то переночевать негде", детский сад, штаны на лямках, но почему-то его пустила. Оказалось, он ушел от жены. И жить ему негде, и паспорт потерял.
Переночевал раз, другой, и прижился как-то незаметно, само собой получилось. И как-то все наладилось постепенно. Привез свои вещи - небольшую сумку. Вещи все новые, наверное, к жене заходить не хотелось. Паспорт восстановил. Работал. Зарабатывал немного, но ведь это не главное.
Главное, что он был с Соней счастлив. И она это чувствовала, каждый день чувствовала. Да и так было видно. За этот год он похудел, загорел, помолодел. К тому же когда стал носить обычную одежду вместо того дурацкого костюма, в котором она его первый раз увидела, и стал собирать отросшие волосы в хвост, - вообще стал выглядеть как мальчишка.
Соня часто думала, как удивительна жизнь - встретить своего мужчину, когда уже все надежды позади, когда уже почти полтинник стукнуло, да еще на собственном балконе, - вот уж действительно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
