Годы гроз (СИ) - Ульянов Александр

— Оглянись! — завопил Корр. — Наши братья погибают! Лавеллет!

Два америйца бросились вперед и схватили Аллерса. Оставшиеся кинулись в бой, который уже больше напоминал свалку. Паладины отступали к двери башни, Гиральд, несмотря на рану, продолжал размахивать молотом.

— Отпустите меня! — требовал капитан стражи, пытаясь вырваться.

Щит к щиту, паладины отражали натиск. Сокрушительным ударом Гиральд уронил одного из них на пол, но следом Витторио вонзил чекан ему меж ребер. Двухголовый заревел, как медведь, и сделал шаг назад. Зажимая рану, он упал на одно колено, уперев молот в землю.

— Мрак и бездна, — прохрипел Гиральд, и кровь потекла у него изо рта.

— Стража! — воскликнул Аллерс.

— Стража! — эхом ответил ему громогласный голос. — Остановите их!

Стражники Кроунгарда бросились вперед, окружая дерущихся и копьями отгоняя их друг от друга. Сквозь их ряды вперед шагал Эсмунд Первый, окруженный Королевскими Щитами.

Рыцари отпустили Аллерса. Повинуясь королю, он убрал меч, но не отказал себе в удовольствии дать Коррину пощечину.

— Если мы останемся живы, я вызову вас на поединок, сир.

Гвин потер щеку и сплюнул, зажимая рану на груди.

— Да пошел ты, Лавеллет. Твоя честь делает тебя тупее барана.

— На колени перед королем! — приказала Герда, капитан Щитов.

Коррин упал на колено одновременно с Лавеллетом и снял шлем. Покосился на кальдийцев — те продолжали стоять, тяжело дыша. Витторио хмуро смотрел на Герду.

Она шагнула вперед:

— На колени, паладин.

— Пусть король прикажет, — отозвался тот.

Лицо Эсмунда побагровело, так что брови и борода стали казаться совсем белыми.

— На колени, — выдохнул он. — И не заставляй меня повторять, кальдиец.

Паладины бросили оружие и преклонились. Держа запахнутым парчовый халат, Эсмунд оперся на плечо низкорослого Щита и шагнул вперед. Коррин заметил его голые, бледные ноги, опутанные вздутыми венами, и ему почему-то стало жаль короля. Он прибежал сюда к ним из постели, а кальдийцы продолжают свои издевки.

Эсмунд не выглядел жалким, он стоял прямо и пылал праведным гневом, но сейчас Коррин вдруг понял: ему недолго осталось.

— Что с его преосвященством? — слова чугуном падали из уст короля. — Никто не ворвался внутрь?

Витторио молчал. Коррин покачнулся — голова закружилась от потери крови. Он взглянул на затихшего сира Гарона. Под его рукой расплылась огромная черная лужа. Вот кто потерял много крови.

— Отвечай мне! — потребовал Эсмунд.

— Люцио Третий в порьядке, — сказал Витторио. — Никто бы не смог войти.

Законник хмыкнул.

— Я хочу видеть его, — приказал он.

— Простите, король, — отвечал паладин. — Но америйцы войдут сьюда только по нашим телам.

Эсмунд медленно оглядел место схватки, стражников, нацеливших копья на коленопреклоненных. Он стискивал наплечник Щита так, что скрюченные пальцы побелели.

— Заберите мертвых. И прочь с моих глаз.

Коррин сплюнул густую слюну. От стояния на колене рану в бедре сводило судорогой, а горло душила горечь провала. Паладины поднялись, подняли своих и стали собирать оружие.

— Нет! — прервал их Законник. — Ваши мечи коснулись америйской земли. Теперь они принадлежат мне.

Телохранители Наместника поклонились и исчезли в башне. Хлопнула дверь, щелкнула задвижка, и Коррин сжался, ожидая бури. Голова кружилась, будто камень в праще. Тишина оглушала звоном.

— Ты! Как твое имя?! — потребовал король.

Гвину показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он понял, что вопрос задали ему.

— Сир Коррин Гвин, ваше величество, — ответил он, облизав губы. — Постовой у Башни клятвы.

Эсмунд ненадолго задержал на нем взгляд и отвернулся. Коррин облегченно выдохнул и оперся на руку.

— Ты! — король ткнул костлявым пальцем. — Я знаю тебя! Никчемный пьяница по кличке Двухголовый!

— Да, ваше величество, — согласился Гиральд и закашлялся.

— Тебя я тоже знаю! Твой отец был графом Вильсента!

— Да, государь. Простите меня.

— Не смей просить прощения!

Король узнал имена у всех остальных и в самом конце повернулся к Лавеллету. Коррин уже плохо понимал, что происходит, но тяжелые слова короля сами собой врезались в память.

— И ты, сир Лавеллет-старший. Я доверил тебе охрану дворца! Твоему племяннику я доверил свою дочь! И так ты отплатил мне?!

— Да, ваше величество, — ответил Аллерс, гордо поднимая двойной подбородок.

— ЧТО?!

— Да, ваше величество! — возвысил голос Лавеллет. — Мы сделали то, что вы бы хотели! Политика связала вам руки, но мы взяли дело в свои. Мы признаем проступок. Лишите нас жизни, если хотите. Мы примем смерть.

«Говори за себя», — подумал Коррин.

— Вы не понимаете, что натворили! — вскричал Эсмунд. — Только милостью Господа теперь мы избежим катастрофы!

Рыцари молчали. Король долго осматривал их, и затем произнес:

— Всех вас я лишаю рыцарского титула и фамилий. Если у вас есть жены и дети, они объявляются вдовыми. Все ваше имущество и владения отходят короне. В темницу!

Эсмунд повернулся и медленно зашагал прочь. Стражники Кроунгарда сомкнулись вокруг.

— Мы вступились за вашу честь, мой король! — воскликнул Аллерс. — И так вы отплатили нам?!

Коррину вдруг стало нечем дышать. Он почувствовал, как его дернули вверх и потерял сознание.

VI

Сколько-то времени после битвы у башни

Коррин очнулся от громкого скрипа, такого противного, что заныли зубы. В глаза ударил свет факела. Заслонившись, он приподнялся, пытаясь понять, что происходит.

Потом он все вспомнил. Южная башня. Схватка. Законник.

— Кушать хочешь? — раздался мягкий мужской голос.

— Я… я… я в темнице? — спросил Коррин. Голос едва повиновался ему.

— Ну да, — пухлый тюремщик вставил факел в кольцо на стене.

Коррин огляделся по сторонам. Он лежал на тонкой подстилке из соломы, вокруг были узкие стены, покрытые плесенью и какими-то рисунками. В углу стояло ведро. Окна не было, даже зарешеченного.

— Кушай, — тюремщик протянул ему щербатую деревянную миску.

Кор осторожно взял, но та оказалась такой тяжелой для него и горячей, что он сразу уронил миску. Серая сурговая каша вылилась на пол.

— Ты чего?! — как-то обиженно воскликнул тюремщик. — Совсем сил нет?

Коррин покачал головой и посмотрел на свои раны. Их перевязали, и повязки были чистыми. Хоть заразы можно не бояться. Но что ждет его и остальных?

Король лишил их рыцарства и даже фамилий. Они теперь простолюдины, опозоренные, никому не нужные.

Толстый тюремщик подобрал миску.

— Как тебя зовут? — спросил Коррин.

— Ромашка.

— Как цветок?

— Ну да. Папаша как увидел, что волосы белые, так меня и назвал, а потом ушел, — Ромашка, хрюкнув, хохотнул. — Матушка с каким-то лотарцем развлекалась, и меня нагуляла.

Коррин посмотрел на разлитую кашу. Есть совсем не хотелось.

— Сколько дней прошло?

— С Битвы подонков? Два.

Битва подонков. Значит, вот как прозвали их героическую вылазку. Сцену с таким названием вряд ли выложат в Аллее славы.

— Нас казнят?

— Не знаю, — Ромашка пожал плечами и вздохнул. — Каши нету больше, могу хлеба принести. Он правда черствый, больше не сухарь похож.

— Не надо.

— А воды?

Коррин против воли улыбнулся.

— Не знал, что тюремщики такими бывают.

— А чего ж, — Ромашка смутился. — Зачем злыднем быть? Мне-то ты ничего не сделал. Ну так что, пить хочешь?

Корр кивнул.

Толстяк забрал факел и ушел, бросив прощальный взгляд на кашу. Дверь темницы с ужасающим скрипом закрылась, и Коррин остался в темноте.

В голове было пусто, как в барабане. Всякий раз, попадая в неприятные ситуации, Корр пытался найти способ, как из них выбраться. В детстве отец называл его изворотливым, как уж. Но теперь, сидя в полной темноте в подземельях Кроунгарда, он понимал, что попался. Скорее всего, из этой камеры он отправится только на смерть.