Там, где год с лишним назад Бомбадил вывел их на Тракт, они остановились и огляделись, будто ожидаючи снова его увидеть: а вдруг он – мало ли – каким-нибудь чудом их встречает? Но не было Бомбадила; сырая мгла окутала Могильники, и за пологом тумана укрылся Вековечный Лес.
Фродо грустно смотрел на отуманенный юг.
– Вот бы кого хотелось повидать, – проговорил он. – Как-то он там?
– Да он как всегда, не беспокойся, – ответил Гэндальф. – Веселый и беззаботный, что ему наши тревоги и радости, разве про онтов порасспросил бы. Захочешь – съезди потом, навести его. А сейчас я бы на твоем месте поторопился, не то ведь, чего доброго, запрут ворота на Брендидуимском мосту.
– Никаких там ворот на мосту нет, – сказал Мерри, – И ты это не хуже моего знаешь. Вот ежели на юг, в Забрендию, – там да, есть ворота, но уж кого-кого, а меня там пропустят в любое время дня и ночи!
– Ты хочешь сказать, что на мосту ворот не было, – возразил Гэндальф. – Приедешь – посмотришь, вдруг да окажутся. И в Забрендии тоже не так все просто. Ничего, авось справитесь. Прощайте, милые мои друзья! Еще не навсегда, но надолго прощайте!
Светозар огромным прыжком перескочил с Тракта на зеленую дамбу; Гэндальф направил его, и он помчался к Могильникам быстрее северного ветра.
– Вот и пожалуйста, было нас четверо, четверо и осталось, – сказал Мерри. – Другие все поисчезали, как приснились.
– Не знаю, не знаю, – сказал Фродо. – Я, наоборот, будто снова заснул.
ГЛАВА VIII. ОСКВЕРНЕННАЯ ХОББИТАНИЯ
Уже смеркалось, когда продрогшие и усталые путники подъехали наконец к Брендидуимскому мосту. С обоих концов преграждали его высокие ворота, плотно сбитые из толстых, заостренных кольев. На том берегу реки появились неказистые двухэтажные дома с редкими, тусклыми прорезями окон; хоббиты таких отроду не строили.
Они колотили в ворота и звали хоть кого-нибудь, но сперва никто не отзывался, а потом, к их великому изумлению, затрубил рог, и тусклые окна разом погасли. Из темноты раздался крик:
– Кто такие? Убирайтесь, а то схлопочете! Не видите, что ли, объявление: От заката до рассвета проход строго воспрещен!
– Как же мы увидим объявление в темноте, дурья твоя башка? – закричал в ответ Сэм. – А увидел бы я, что хоббитам нет ночью прохода домой, да еще в такую собачью погоду, – сорвал бы твое объявление, и все тут.
Хлопнул ставень, и хоббиты с фонарями гурьбой высыпали из домика слева от моста. Они отперли дальние ворота и грозно двинулись вперед, но, разглядев путников, немного оробели.
– Ну-ну, смелее, – сказал Мерри, он узнал одного из них. – Эй ты, Хоб Колоток, протри глаза! Не видишь, что ли, я Мерри Брендизайк, а ну-ка, объясняй, что у вас здесь за почешиха и чего тебя сюда занесло. Ты же, по-моему, всегда стерег Отпорную Городьбу.
– Батюшки! И вправду господин Мерри, да еще с головы до ног в железе! А как же все говорили, будто вы сгинули в Вековечном Лесу? Вот уж рад видеть вас живым-здоровым!
– А рад, так и нечего глазеть из-за ворот, давай отпирай!
– Извините, господин Мерри, отпирать не велено.
– Кто не велел?
– Не велел Генералиссимус из Торбы-на-Круче.
– Генералиссимус из Торбы? Лотто, что ли? – спросил Фродо.
– Вроде бы так, господин Фродо, только приказано называть его просто «Генералиссимус».
– Вот как! – сказал Фродо. – Ну, спасибо хоть, он теперь не Торбинс. Но все же нам, его бывшей родне, придется немного понизить его в чине.
Хоббиты испуганно притихли, точно уши прижали.
– Вы не очень-то разговаривайте, – сказал один из них. – Он прознает – вам же будет хуже. Тоже расшумелись: сейчас как проснется Большой Начальник!
– Пусть просыпается, мы у него надолго отобьем охоту спать, – сказал Мерри. – Это, стало быть, ваш новоявленный Генералиссимус нанимает бандитов из Глухомани? Ну, мы, кажется, малость запоздали.
Он соскочил с пони, увидел при свете фонарей объявление, сорвал его и перебросил через ворота. Сторожа попятились от ворот подальше.
– Иди сюда, Пин! – сказал он. – Вдвоем шутя справимся.
Мерри с Пином вскарабкались на ворота, и сторожа еще отбежали. Опять затрубил рог. В доме побольше, справа от моста, распахнулись двери, и в просвете показался ражий детина.
– Это что такое! – рявкнул он, шествуя по мосту. – В ворота ломитесь? А ну, живо убирайтесь, пока я вам ручки-ножки не поотрывал!
Сверкнули обнаженные мечи, и он остановился.
– Вот что, Осинник, – сказал Мерри, – если ты мигом не отопрешь двери, ох и худо тебе придется. Я тебя крепенько пощекочу. Отпирай и уматывай без оглядки, чтоб духу твоего здесь больше не было, бандитская харя.
Бит Осинник хмуро подошел к воротам и отомкнул замок.
– Давай сюда ключ! – велел Мерри. Но Осинник швырнул ключ ему в голову и пустился бежать. Вдруг его так лягнули, что он дико взвыл, кубарем покатился в темноту и навеки исчез из памяти народа Хоббитании.
– Ай да мы, – сказал Сэм, похлопав по крупу расторопного Билла.
– Большого Начальника спровадили, – сказал Мерри. – Спровадим и Генералиссимуса, дайте срок. Сейчас нам пора ужинать и спать, а раз уж вы сдуру снесли Предмостный трактир и выстроили эти сараи, то ночевать будем у вас, показывайте где.
– Прошенья просим, господин Мерри, – залепетал Хоб, – это нынче не положено.
– Что не положено?
– Принимать гостей без разрешения, кушать сверх пайка и тому, в общем, подобное.
– Ничего не понимаю, – удивился Мерри. – Недород, что ли, у нас? Странно, такое было чудесное лето, да и весна…
– Да нет, на погоду не жалуемся, – сказал Хоб. – И урожай собрали хороший, а потом все как в воду кануло. Тут, надо думать, «учетчики» и «раздатчики» постарались: шныряли, обмеряли, взвешивали и куда-то для пущей сохранности увозили. Учета было много, а раздачи, можно сказать, никакой.
– Ой, да ну вас! – сказал Пин, зевая. – Хватит мне голову на ночь глядя морочить. Обойдемся без ваших пайков, своими припасами. Было бы где прилечь – в сарае так в сарае, и не такое видывали.
Хоббиты-караульщики мешкали и переминались: видно, страшновато им было нарушать распоряжения, да разве поспоришь с такими настойчивыми гостями? Вдобавок у всех у них длинные ножики, а двое – здоровяки невиданные. Фродо велел запереть ворота – на всякий случай, а вдруг из-за реки нагрянут бандиты. Затем все четверо пошли в хоббитскую караульню устраиваться на ночь. Нижнее, общее помещение было голо и убого, с жалким очажком, где и огонь-то как следует не разведешь. В верхних комнатках ровными двухъярусными рядами стояли узкие жесткие койки; на всех стенах – запреты и предписания, которые Пин тут же посрывал. Пива не было и в помине, пайки скудные на удивление, но гости щедро поделились с хозяевами содержимым своих котомок, так что ужин вышел отменный, а Пин нарушил Правило э 4 и извел все завтрашнее дровяное довольствие.
