Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна

– Сил… нет… – серые очи Лёльки воззрились на вамаясьца беззащитно и искренне, пронзая до глубины души и вылетая с обратной стороны с изрядным ее куском.

– Кушать хочется, дяденька, – несмотря на предупреждение сестры, решил сымпровизировать Ярик.

– Я один из девяти Вечных. Моё имя Тонитама Тонитута, – бесстрастно проговорил посетитель.

– То не тута, то… где? – не поняла Лёка.

– Где тонуть? – недоумённо уточнил Яр.

– Тама, – не дрогнув ни единым мускулом лица, подсказал одноглазый.

– Кушать хочется, Тони…тама… сан, – скорректировал жалобы княжич, вспомнил инструкцию сестры, и торопливо втянул щеки и закрыл рот.

– Какая у вас неряшливая уродливая игрушка, – вмешался в беседу толстяк, брезгливо отодвигая ногой лягуха к стене. Тот, несмотря на предчувствия мысленно охнувших Ивановичей, даже не шевельнулся. Толстяк подошел поближе и наклонился.

– Отчего вы перестали есть, детишки? Может, вам не по вкусу наша еда?

– Ну как вам сказать… – промямлил Ярослав под сладким, как цианистый калий в сгущенке, взглядом Вечного.

– …чтобы не обидеть, – не удержалась Лёка. – Но мы ведь не жаловались, дяденька. В чужой монастырь со своим самоваром не ходят.

– Если вы еще не догадались, я тоже Вечный. Запомните. Меня звать Ода Таракану, – сообщил как о величайшей новости года толстяк и самодовольно умолк, ожидая то ли бурю восторгов, то ли ураган славословий. К чему он не был готов, так это к ливню слез. Брат судорожно икнул, сестра притиснула его лицо к своей груди, обняла за трясущиеся плечи и обратила к визитеру исказившееся лицо. Губы ее странно дёргались.

– Ну что вы, что вы, малыши, – в неожиданном смущении забормотал Вечный. – Конечно, я знал, что слава обо мне бежит по Белому Свету впереди меня… но не предполагал, что мною в Лукоморье пугают детей. Другим покажется, что мелочь, но как приятно на душе стало.

– Ваше самомнение, Ода-сан, скоро вырастет выше горы Мицубиси, – неприязненно пробормотал одноглазый.

– Завидуйте молча, Тонитута-сан, – отмахнулся толстяк.

– Да я скорее откажусь от последнего глаза, чем стану вам завидовать.

– На вашем месте я бы не зарекался.

– Я на своем месте уже сто семьдесят лет. И далеко не убежден, на своем ли месте оказались вы.

– Под камнем, лежащим на одном месте слишком долго, находят не клады, а мокриц.

– Одна из них сейчас со мной разгова…

– Так отчего вы перестали есть, ребятки, я не расслышал? – нарочито громко спросил Нерояма, первым вспомнивший, за чем они собственно пожаловали. Вечные обменялись испепеляющими взглядами и ссору прервали, или отложили до более удобного времени, что вероятнее.

– Мы всего лишь хотели, чтобы нам разрешили гулять в саду, а нас не пустили, – печально проговорила княжна.

Гости переглянулись.

– И когда нам отказали, мы потеряли лицо, – по наитию добавила Лёлька и скроила постную мину. Ярик хотел было что-то вставить, но княжной завладело вдохновение. Как бы невзначай она прихлопнула рот брата ладошкой и торопливо заговорила:

– Мы всё понимаем! Вы можете не пускать нас в сад гулять! Мы не возражаем!

Из ее подмышки донесся негодующий сип, который был проигнорирован.

– Но вы можете дозволять нам выходить для того, чтобы осматривать, как он спланирован, какие деревья там растут, какие травы, цветы, из чего сделаны дорожки…

– Какие птицы в него прилетают, – вывернулся воодушевленный Ярик, едва не пошедший если не на сестроубийство, то на сестрообзывание с отягчающими обстоятельствами. – И если ли там ручьи. Или пруды. И рыба в них. И ракушки. И водоросли. И гидротехнические сооружения. И водяные.

– А гулять мы там нисколечко не будем! – убежденно заверила их Лёка.

Посетители переглянулись, и она хитрым глазом увидела, что лёд тронулся.

– Хорошо сказано! – толстяк одобрительно закивал, колышась всеми подбородками и животом. – Никаких прогулок, как совет и постановил! Исключительно познавательные обходы близлежащей территории!

– Ваши родители были благословлены отпрысками, имеющими понятие о надлежащих правилах поведения, – церемонно проговорил Тонитута и вышел в коридор. Таракану последовал за ним, не забыв подмигнуть Чаёку, истуканом застывшей у входа. Та ответила ему ледяным презрением, но Вечного это не смутило. Потирая руки и улыбаясь, он последовал за коллегой. Нерояма же, кольнув взглядом удалявшуюся жирную спину, задержался.

– Я поручился перед советом, дети, что если будет принято решение дозволить вам выходить, я гарантирую ваши образцовые манеры, – проговорил он.

– Мы вас не подведем, Нерояма-сан! – пылко воскликнула девочка. – Мы будем тише воды, ниже травы!

– Никто даже не заметит, что мы там появились! – поддержал ее Ярослав.

– Я рад, что не обманулся в вас, – степенно кивнул старик и направился к выходу.

Проходя мимо полураспахнутого шкафа, больше похожего на гроб-переросток, Нивидзима заглянул внутрь, и глаза его расширились.

– Воистину диковинные одежды носят на вашей родине. Слышать о них от Чаёку-тян одно, а видеть своими глазами… – одарил он Ивановичей потрясенным взором. Те переглянулись и вздохнули.

– И вовсе я не такое рисовал, чего они понашили, – безнадежно промямлил Ярка.

– А какое?

– Вот! – мальчик выловил из недр шкафа замусоленный обрывок амато со своими набросками, почти стершимися после пребывания в руках множества портных и их помощников. – И совсем ведь не похоже, поглядите сами, Кошмару-сан! Совсем! Почти…

– Хм…

Вечный так и эдак повернул рисунок, то приближая к себе, то удаляя на расстояние вытянутой руки. Закрыв шкаф, он приложил бумагу туда, где смыкались дверцы, прижал с силой, отдернул руки – и она осталась висеть, как приклеенная. Выставив ладони вперед, он прикоснулся к дверкам – и они засветились. Веки его опустились, губы зашевелились беззвучно, и из-под пальцев потекли зеленые струйки, словно расплавленное бутылочное стекло. Они залили шкаф, как потоп, слились в единую оболочку – и бумажка вспыхнула изумрудным пламенем, впечатывая почти осыпавшиеся угольные контуры в сероватое дерево. Дети ахнули, а в следующую секунду шкаф уже стоял, объятый огнем. Ярка метнулся к сестре, та сгребла с пола Тихона, но не успели они начать ни спасаться, ни спасать, как пламя пропало, оставив в воздухе запах горелой хвои и имбиря.

Нерояма уронил руки и часто задышал, словно взобрался вприпрыжку по лестнице с первого этажа. Чаёку подбежала к нему с платком и принялась вытирать пот с его лица.

– Смотрите, так ли всё, – будто не замечая дочери, старик повернулся к ним, приглашая открыть дверцы. Дети, теряясь в догадках и ожиданиях, потянули за ручки – и снова ахнули. Вместо веселой попугайской груды шелков шкаф оказался набит только зеленой, красной и черной одеждой. Огорченный, Ярик взял первый попавшийся наряд, развернул – и увидел настоящий лукоморский кафтан из настоящего вамаясьского дымчатого шелка.

– С дуба падали листья ясеня… – присвистнула Лёлька, выхватила одежку из своей кучи – и улыбнулась: лучше черный, но сарафан, чем небесно-голубой плод предосудительной любви кимоно и летника.

– Спасибо вам, Кошмару-сан! – радостно выпалил Ярик, прижимая к груди ярко-зеленые, но вполне лукоморские штаны.

– С цветом, правда, не очень удачно получилось, – скромно потупился старик, но тут же вызывающе вскинул голову: – Но я же боевой маг, а не какой-нибудь мучитель пестрых тряпочек!

– Всё равно здоровско вышло! – просияла Лёка, краем мозга вспоминая, где и когда она слышала похожие слова. – Спасибо!

– Вместо "спасибо" в таких случаях в Вамаяси говорят "мне теперь вовек с вами не рассчитаться", – кривовато усмехнулся старичок, потрепал по щеке опешившую девочку и вышел, прикрыв за собой дверь.

– Что?.. – проводили его княжичи озадаченными взглядами.

– Это просто такой старинный обычай. Для вежливости, – пояснила дайёнкю и поспешила перевести разговор на другую тему: – Теперь, когда всё разрешилось, вы станете кушать? Наверное, вы чрезвычайно голодны, бедняжки!