Гарь (СИ) - Янева Вета

Михалина украдкой косилась на барона, гадая, согласится ли он присоединиться, но каждый его вздох, каждый смешок, каждое движение сеяло сомнение в ней. Слишком уж он был радостен — так не радуются люди, согласные рискнуть всем.

За стенами комнаты, где-то в чреве терема, послышалось хоровое пение дружины.

Барон опустил голову, замер на несколько секунд, потом ударил кулаком.

— Не так всё должно было быть, Агатош, не так! Но что уж теперь поделать…

— Поэтому я и приехал к тебе, Стеван. Чтоб что-то поделать.

— Да, — барон откинулся на спинку кресла, — я знаю про твою дружину. Про твою… революцию. Хочешь правду, Агатош? Вижу же, что хочешь, но боишься, но я твой друг, а какой друг правду скроет? Так вот — не нужна твоя революция, никому не нужна, она и тебе не нужна, и княжне юной.

Алех подался вперёд, сверкая тёмными глазами:

— При всём уважении, барон Стеван, но революция нужна жителям Папоротников. На них накладываются налоги, условия жизни…

— Я не с тобой разговариваю, мальчик! — громогласно отрезал барон.

Дружинник замолк, поджав губы и хмуро глядя на хозяина исподлобья. Лина глянула не него мельком, а затем выпрямилась, всем видом показывая, что полностью участвует в обсуждении и себя так осадить не позволит.

Ей бы очень хотелось, чтобы дядя заступился за Алеха, но тот даже головы не повернул.

— М, я бы хотел выслушать твою точку зрения, Стеван.

— Я лишь говорю о том, что прошлое ужасно, мы этого не изменим, и то, как обошлись с вашей семьей… я бы никому такого не пожелал. Но ты жаждешь повторить историю, закольцевать её.

— История и так бесконечно закольцована. Люди рождаются и умирают.

— Да, но сами. Сами! Никто не приходит к ним с войной, не начинает убивать.

— Я не хочу убивать людей, Стеван, — голос дяди стал каменным. — Я никому не желаю зла. Я просто хочу вернуть справедливость.

Барон приподнялся и потребовал ещё вина. В коридоре послышалась суета и через минуту явился лакей с новыми бутылками, откупоривая их на ходу. С щедрой руки хозяин разлил всё гостям, вдохнул и продолжил разговор:

— Ещё раз говорю, Агатош: я понимаю тебя. Я просто пытаюсь сказать тебе, что твоя революция несостоятельна. Заключи мир. Выдай Михалину за княжеского отпрыска, будут жить-поживать да вместе на троне сидеть.

Тут Лина не смогла сдержать свой голос:

— При всём уважении, баран Стеван, но не надо меня никуда выдавать. Я не племенной олень, не придаток к трону. Я хочу вернуть свой дом сама.

Ей показалось, что в тёмных глазах барона промелькнуло сочувствие.

— Ты помнишь свой дом, княжна?

— Нет. Но и другого у нас нет. Мы лишь хотим вернуться из изгнания.

— Это не изгнание. Это опала. Вы слишком многим рискуете ради ничего.

— Стеван, — вставил дядя. — М, ты позволишь Алеху объяснить?

Барон кивнул. Алех сделал маленький глоток вина, откашлялся, сложил руки на столе, как прилежный ученик, и заговорил тем самым голосом, каким он обычно вещал с трибун:

— Барон Стеван, мы благодарны вам за совет, но это не изменит решения. Вы находитесь далеко от города Папоротников и Цапель, я же был там недавно, я вижу, как живут люди, как растут фабрики, как развивается промышленность, но новый князь не даёт людям жить. Он накладывает всё новые и новые законы, абсурдные законы, вся власть при нём: в Совете его друзья и родичи, не имеющие знаний или опыта для того, чтобы управлять страной. Люди работают почти бесплатно, но на них вешают бесконечные налоги, которые они не в состоянии выплатить. Их заставляют плодиться, как кроликов, чтобы было как можно больше рабочей силы, больше необразованного населения, и засчёт бедных трудяг верхушка будет только лучше жить! Мы хотим прийти туда не для себя, хотя и княжеская семья — княжна Михалина и княжич Агатош — хотят вернуться домой, но и ради людей, потому что никто, ни один человек, не должен жить в грязи, чтобы остальные купались в шелках! Ваш город процветает, люди не бедствуют, видно, что вы — мудрый правитель, но в столице это совсем не так, ситуация там — на грани катастрофы и всё из-за переворота. Именно поэтому мы хотели попросить у вас помощи: выдайте нам людей, или помогите с ресурсами. Не подумайте, мы не хотим много! И не хотим брать просто так, конечно же, нет: после того, как княжна вернётся на трон, мы хотим сделать вас единственным поставщиком железа для города Папоротников и Цапель. Мы не думаем идти назад — строительство железных дорог и дирижаблей продолжится, и у вас есть шанс положить начало новейшей истории, протянув руку помощи.

Он отвесил небольшой поклон и откинулся на спинку кресла, показывая, что речь окончена.

Гости выжидающе уставились на барона, а он сидел, подперев подбородок кулаком, целиком покрытым шрамами, и смотрел на свечу. На ту же самую свечу, которой давеча любовалась Лина.

Это дало ей надежду.

Наконец, как раз в тот миг, когда рот открылся для Важного Вопроса, барон заговорил сам:

— Недавно Баграт прислал мне три партии новеньких револьверов. С запиской: “с благодарностью за долгую службу”. Три ящика, доверху набитые револьверами, блестящими, стальными, сделанными из нашего же железа. Загляденье. Там случай произошёл, дочурка моя, Муся, совсем разгулялась, что-то ей там не понравилось, я как-то не так о её новой пассии отозвался, а она у меня такая — чуть что — на рожон, схватила из ящика револьвер и начала палить в потолок… Три выстрела холостыми сработали, четвёртый в гардину попал, она вниз упала, вазу разбила. Муся тут же оружие выронила, как змею, плакать начала — всё думала, мол, сейчас палить начнёт и всё — докажет всем и вся, а как настоящий выстрел услышала… В общем, мораль басни вы поняли.

— Мы поняли, — кивнул дядя.

Взгляд у него стал злым, костяшки пальцев нервно тарабанили по столу.

Стеван отпил ещё вина:

— Да только не дело в поучительной истории. А дело в том, что если дочка моя, никогда войны не знавшая, в эту войну попадёт — ну что я делать буду? А что скажу — что своими руками войне способствовал? Ради далёкого города, который к нам отношения не имеет почти? Нет, прости, Агатош, но не могу я так, ради ничего, своих людей на смерть посылать, даже если ты клянёшься, что смерти больше нет. У вас сколько дружинников, человек двести? Слава тем безумцам, будь я декады на две моложе, тоже, может быть, пошёл, но я не молод, у меня трое детей, одна внучка; сытые, довольные люди, я не могу лишать их жизни ради ваших мечт. И ваши люди — те, которых вы понабрали… Я не верю в них. Думаю, они рады получить приют и защиту, но в дело восстания они не верят — им не во что верить. У моих же людей уже есть жизнь, и, пойми, они не готовы её отдать за чужие мечты.

Раздался скрип кресла: дядя поднялся. Он не смотрел на барона — буравил взглядом стол.

— Я понимаю, Стеван. Понимаю, что это не твой поход, но и ты нас пойми…

— Говорю же — я понял. Понял, но не принял. Поэтому простите, княжна, своих людей я предоставить не могу.

Опасения Лины подтвердились, но она так давно проигрывала эту сцену в воображении, что почти не испытала разочарования. Именно поэтому ей так было легко оставить голову гордо поднятой, подняться и вежливо поклониться барону, не показывая презрения к его трусости:

— Понимаем. Благодарим вас за приём, барон Стеван.

— И я вас благодарю. Вы всегда желанные гости в нашем доме. Вам необязательно уезжать сейчас, вы можете остаться.

— О нет, — усмехнулся дядя. — У нас ещё много дел, Стеван. Ещё не все люди нам отказали.

При этой фразе взгляд барона стыдливо скользнул в сторону.

— Я не думаю, что вы найдёте помощь среди людей… Может… обратитесь к существам, у них и то больше шансов.

— Существам?! — воскликнул дядя. — Стеван, друг мой… Кто, ты представляешь из них, решит встать на нашу сторону? Сумасбродные баши? Крылатые? Совы? Мышиные карлики? А может, — он усмехнулся, — драконы? М, они с людьми-то не говорят, а уж в войнах и то против людей выступали.