Королева отступает последней (СИ) - Чернованова Валерия М.

Разминалась минуту или две, пока не услышала тихое:

— Извини... Извини, что утром вспылил.

Выпрямившись, я медленно развернулась и посмотрела ему в глаза:

— Тебе не стоит меня ревновать.

— Знаю, Лайра, — отозвался он с горькой усмешкой. — Я хорошо помню, что ты чаровница Адальгера, и ни одному из нас...

Я перебила его, не дав договорить:

— Не стоит меня ревновать, потому что я к генералу Горну не испытываю ничего, кроме... кхм... профессионального интереса. Он сильный чаровик, и мне нравится заниматься с ним в паре. Но на этом всё. Он не вызывает во мне никаких других... интересов. Только... не он.

Кажется, он собирался что-то сказать, но после того, как сказала я, больше не проронил ни звука. Просто стоял и смотрел на меня, и я делала то же самое, гадая, о чём он думает, что сейчас... чувствует. Последние мои слова были явно лишними. Я не имела права их произносить, а он никогда не должен был их услышать.

Почти признание в любви.

Почти...

Не знаю, сколько длилось это молчание: несколько секунд или, может, всё то время, что мы должны были заниматься, а вместо этого пожирали друг друга взглядами. Хорошо, что между нами было расстояние длиною в ползала. Плохо, что безумно хотелось преодолеть его, уничтожить, чтобы оказаться рядом. Так близко, чтобы снова кружилась голова, а к щекам приливал жар.

— Если ты закончила с разминкой, можем начинать. — Он первым нарушил затянувшееся молчание и, блёкло улыбнувшись, снова стал преподавателем.

А я сделала всё возможное, чтобы вести себя как кадет Лайра, а не как глупая чаровница, которой не терпится обезуметь.

* * *

В пятницу вечером за мной, как обычно, прислали экипаж со стражей, сопровождавшей меня во дворец, а в воскресенье отвозившей обратно. Последние недели императора я не видела, он не вызывал меня к себе, и почти всё время я была предоставлена самой себе. В основном торчала в своей комнате, не принимая участия в придворных забавах: прогулках, пикниках, играх в карты. Лишь иногда совершала вылазки в библиотеку. Не то чтобы мне не хватало книг для чтения... Их-то как раз было хоть отбавляй. Что не мешало мне исследовать стеллаж за стеллажом в литературной сокровищнице Регенштейнов. Никак не получалось выбросить из мыслей ту старую книжицу с вырванными страницами, в которой говорилось о чаровницах. Надеялась, здесь удастся отыскать такую же, ну или, может, на глаза попадётся какая-нибудь другая рукопись, которая чудесным образом поможет решить проблему с безумием.

Ещё каких-то семь месяцев назад я и вовсе не считала это проблемой. Жила себе спокойно в своём Кроувере, ни кем не заинтересованная, ни в кого не... влюблённая. А теперь...

Всё стало слишком сложно.

Долг. Магия. Чувства...

Понимала, что это глупо — надеяться вот так взять и отыскать на истрепавшихся временем страницах чудо-панацею от древнего женского недуга. Ведь наверняка же и до меня были чаровницы, которым было мало одних лишь чар или только любви. Если у них ничего не вышло, то с чего вдруг мне должно повезти?

И тем не менее я, словно загипнотизированная на успех, продолжала поиски.

Но чудо-панацеи не было.

Каждый раз, появляясь во дворце, я надеялась, что меня к себе пригласит её величество. Я бы объяснилась, рассказала о подлом нападении. Разумеется, не на себя, а на брата. Чтобы как-то оправдать его, чтобы...

Снова попытаться всё исправить.

Но, если верить слухам, Найферия вместе с дочерьми покинула столицу ещё в середине зимы, и вот уже зима на исходе, а правительница с принцессами так и не возвратилась в лоно империи. Из-за того, что вопрос с женитьбой оставался открытым, Рифер безвылазно сидел в академии. Вслух, конечно, не признавался, что боится гнева её величества. Заявлял и мне, и друзьям, что больше не желает спускать на гульки время, а намерен проводить его с пользой — учиться, учиться и ещё раз учиться.

Похвальное рвение...

Нам с Тессой и Эшваром это было на руку. Куда спокойнее знать, что он не шляется непонятно где, а находится за надёжными стенами Кальдерока.

Вот только это была лишь отсрочка. Рано или поздно в вопросе с Кайяной придётся поставить точку, и хорошо бы, чтобы она не стала последней в жизненных летописях Рифера Ноэро.

— Шиари Ноэро. — В комнату, постучавшись, заглянула служанка. Я вскинула взгляд, оторвавшись от страницы очередной мудрёной книги, и девушка проговорила: — Вас желает видеть его величество.

Книга тут же была закрыта, вместе с конспектами. Поднявшись с кресла, я мельком глянула на себя в зеркало и последовала за служанкой.

Возможно, сегодня наконец узнаю, как именно смогу послужить своему императору во вражеском государстве.

* * *

Мне уже доводилось бывать в роскошном кабинете правителя, ужинать с ним в нарядной зале для трапез, но в этой комнате, сплошь завешанной портретами Регенштейнов и их предшественников, Лимбургов, я никогда не бывала. Просторная и вместе с тем немного мрачная, она вызывала желание бросать по сторонам взгляды. На затканные тёмно-синим шёлком стены с проблесками золотых узоров, на картинные рамы им в тон и тяжёлые парчовые шторы. Повсюду горели свечи в канделябрах, делая золото на стенах ещё ярче, привлекая внимание к тем самым картинным рамам.

И портретам, которые они обрамляли.

Эйфел Великий...

Ортан Благочестивый...

Илания Справедливая...

Если верить летописям Эргандара, они неплохо правили и управлялись с делами государства.

На гербе Лимбургов красовалась свернувшаяся клубком спящая лисица, перекрестье мечей за ней, а спереди — опрокинутый пузырёк не то лекарства, не то зелья. А может, и вовсе яда... Первый Лимбург, Эйфел Великий, был непревзойдённым животворцем, а ко всему прочему умелым воином и, как гласит история, тем ещё хитрым лисом. Он оставил целительство, чтобы объединить под своим началом разрозненные княжества Эргандара, погрязшие в междоусобных распрях. Родоначальник Эргандарского королевства, вернувший мир этим землям...

Империей Эргандар стал уже при Регенштейнах, когда бесстрашные и безжалостные львы свергли растерявших свою хитрость и сноровку лисиц. Лимбурги уснули навечно, как и животное у них на гербе, оставшись лишь в преданиях, летописях и, вот, на портретах. Говорят, прапрадед Адальгера Третьего не пощадил никого: ни потомков тогдашнего короля, ни тех, кто был ему предан.

Впрочем, верноподданных у последнего Лимбурга было раз, два и обчёлся. Слабый, больной, «дряхлый лис», как его тогда называли. Многие в то время пошли за молодым, амбициозным львом, Адальгером Первым, сулившим Эргандару новые земли, новые богатства, многочисленные победы.

Побед действительно было много, но и потерь за почти полтора века их правления накопилось немало. Мы продолжали побеждать, но точно так же продолжали и терять и, кажется, уже привыкли к такому укладу. За триумф надо платить, вот мы и расплачивались: золотом, магией, а главное, — жизнями.

— Проходи, Лайра. Не стой в дверях, — раздался голос его величества, развеявший мысли о событиях давних и нынешних.

Он стоял ко мне спиной возле портрета своего прадеда — Клорана Первого. Того самого, которого так не желала видеть на троне Мэвелин Ноэро.

— Ваше величество...

Император не обернулся, но я всё равно опустилась в реверансе, как и было положено. Зашуршали юбки, ненавязчиво вплетаясь в тишину залы вместе с моим взволнованным дыханием.

— Подойди.

Выпрямившись, я приблизилась к правителю. Он обернулся, подарил мне мягкую, почти отеческую улыбку и так же мягко сказал:

— Мои предки недолюбливали Ноэро. Видели в вас врагов... Я же хочу видеть в тебе верноподданную и хорошего друга.

Я неуверенно кивнула, а он продолжил, вновь обращая взгляд на своего предка:

— Мой прадед опасался твоей прапрабабки, её силы. Её безумия. Она ведь тоже была из близнецов и... — Император усмехнулся. — Наверное, мне не следовало быть таким беспечным и пристальнее наблюдать за вами, ещё когда вы с Рифером были детьми. Но... вас проверяли. И сочли обычными. А оказалось... история повторяется. — Он скользнул по мне задумчивым взглядом, тихо продолжая: — Один из близнецов стал хроновиком. Несмотря на свои опасения, мой прадед оказался милостив и сохранил жизнь брату мятежницы, чтобы сильный род чаровиков не прервался. Как видишь, я точно так же благосклонно отнёсся к Риферу, несмотря... на все его ошибки.