Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир

Он не умер, превратившись в нечто, наподобие растения в горшке. Но с тех пор в Блошином районе все знали, что с сумасшедшей Марго лучше не связываться, называя ее за глаза «Подкованной Лисиной», что было не очень-то справедливо – во-первых, она не была сумасшедшей, а во-вторых ее-то никто не подковывал – ну и не стоит забывать о том, что лысой она не была, а напротив, обладала пышной копной курчавых черных волос…

И все же то, что она сделала, часто снилось ей по ночам. Снилось и сейчас…

Пока она не очнулась и не открыла глаза.

Марго Треппл не была в своем старом доме, откуда навсегда ушла три года назад. В ее руке не было молотка и подковы…

Она лежала на холодном металлическом полу.

В первый миг Марго подумала, что находится в полицейском фургоне, но, подняв голову и приглядевшись, поняла, что место, в котором она оказалась, было далеко не полицейским фургоном.

Это место походило на ящик – большой металлический ящик с проклепанными стенами и глухой овальной дверью в дальнем конце – на двери стояло вентильное колесо запора. Над ней едва теплился фонарь в сетчатом плафоне, разливающий кругом болезненный бледный свет.

Схваченные фликами члены ее труппы были здесь же. Громила, обладатель здоровенного тела и маленькой головы, лежал ничком, уткнувшись лицом в пол, бывшие моряки близнецы Гарм, с руками, покрытыми татуировками, переплелись в какой-то причудливый клубок, а Колпин Фриллоу, старик в потертом коричневом фраке с длинными седыми волосами, походил на покойника.

– Эй, Феерверочник… – прошептала Марго, схватив старика за плечо, но тот никак не отреагировал.

В углу кто-то зашевелился. Марго вздрогнула и отползла.

– Они спят, мадам Треппл, – услышала она знакомый голос. – Усыплены. Они все усыплены…

– Грегор? – Марго прищурилась и различила в темноте фигуру в форменном мундире и высоком шлеме с кокардой.

Это был Грегор Брум, полицейский сержант из Саквояжни, которого фликовские прихвостни называли «Всё-по-полочкам» из-за его занудного следования всем существующим правилам, а в балагане величали не иначе, как «Дуболомом», поскольку второго подобного неотесанного увальня было еще поискать. Тип, укравший сердце мадам Шмыги… Тип, которому в балагане доверяли, как своему, и который всех предал, вторгшись в переулок Гро со своими фликами и учинивший там погром.

К удивлению Марго, она увидела и самих фликов – все шестеро констеблей, участвовавших в рейде, лежали вповалку чуть в стороне.

Грегор Брум, переступая через неподвижные тела подчиненных, подошел к Марго и протянул ей руку, предлагая помощь, но та оттолкнула ее в сторону и вскочила на ноги.

Сжав кулаки, Марго набросилась на сержанта.

– Ах ты, флик проклятущий! – Она попыталась ударить его в нос, но тот увернулся. Тогда Марго наступила ему на ногу – сержант в своем будто бы деревянном башмаке этого даже не почувствовал. – Подлый предатель! Мы тебе верили! Берта всегда угощала тебя ужином, когда ты приходил! А малышка Лизбет! Она же связала тебе шарфик! А ты… ты нас предал!

Высоченный сержант ничего не мог противопоставить напору хрупкой с виду женщины. Он прикрывался руками и изо всех сил пытался убрать голову, уворачиваясь от кулачков главной брекенбоковской актрисы.

– Мадам Треппл, прошу вас! Не нужно!

– А Клэри! Бедная Клэри! Ты вонзил нож ей в спину! А Брекенбок! Он же считал тебя своим другом! Ты и ему нож в спину всадил!

– Это Брекенбок! Брекенбок все подстроил…

Марго замерла и потрясенно распахнула рот – она решила, что ослышалась.

– Что ты сказал?

– Это Брекенбок организовал рейд.

– Ты лжешь!

– Нет, мадам! Клянусь своим шлемом!

Марго скривила губы в презрительной усмешке.

– То есть ты хочешь сказать, Грегор, что Талли Брекенбок сам устроил так, что в его балаган незадолго до премьеры прибыл фургон, полный жирных потных фликов, и эти жирные потные флики устроили погром, сожгли занавес, избили половину труппы, а другую схватили и уволокли? Ты об этом толкуешь?

Сержант на миг задумался, а потом кивнул, мол, все верно: об этом.

– Это бред какой-то!

– Нет, мадам. Это был спектакль.

– Что? Спектакль? Но для кого?

Не в силах выдержать пронзительный взгляд Марго Треппл, сержант опустил глаза.

– Для вас, мадам, – пробурчал он. – Брекенбок… как бы это сказать?.. попал в затруднительное положение: пьеса была почти готова, но он нашел на главную роль новую актрису – более подходящую…

Марго была настолько поражена услышанным, что даже не нашла, что сказать. Она просто не верила своим ушам.

Грегор Брум продолжал:

– Брекенбок боялся сообщить вам об этом: он ведь лыс – вдруг вы бы от гнева решили подковать еще и его лысину. И придумал план. Поддельный рейд. Мол, в полиции решили устроить облаву. Все это был спектакль – маленькая пьеска Брекенбока. Мы должны были сыграть разгневанных полицейских, учинить погром для вида и забрать вас… Я должен был привезти вас в Дом-с-синей-крышей и продержать всего лишь до премьеры, а потом отпустить. И когда вы бы вернулись, Брекенбок с сожалением развел бы руками и сказал бы что-то, вроде: «У меня не оставалось выбора. Пьеса ведь уже была объявлена, мы продали билеты… Пришлось быстро искать новую актрису… Вот если бы не облава…»

Марго была в ярости. В худшем ее проявлении: в ледяной. Мадам Треппл видела по лицу этого остолопа, что он не лжет, и хуже всего было то, что… Проклятье! Брекенбок был способен на подобную подлость. Марго ощутила гадкое покалывание ножа в собственной спине.

– Избавиться от меня? – процедила она. – Потому что он кого-то там нашел на роль Бедняжки? Да что он себе думает! Я! Я – лучшая актриса по эту сторону канала… нет! Вообще в Габене! Как он посмел? Ну, только доберусь до этого ходульного мерзавца! Уж я как следует подкую ему лысину и возьму для этого самые длинные гвозди, можешь мне поверить, Грегор!

– Я вам верю, мадам. Я знаю, что вы очень страшны в гневе.

– Не пытайся меня заболтать, Грегор! – она топнула ножкой. – Рассказывай все, как было! Я – понятно, но зачем вы схватили остальных?

– Во-первых, для отвода глаз – было бы странно, если бы забрали вас одну, а во-вторых, они тоже для пьесы Брекенбоку были не нужны – он решил сократить число исполнителей.

Марго открыла было рот, чтобы выдать оставленные «на сладкое» самые едкие, самые оскорбительные ругательства, но тут же его закрыла. И задумалась. Вот это было уже очень странно, ведь Брекенбок – и это все знают – известен своей непреодолимой тягой к размаху и масштабности постановок. Для него чем больше актеров – тем лучше: да будь его воля, он бы весь город переодел в костюмы, намазал гримом и загнал на подмостки в какую-нибудь из своих пьес.

– На Брекенбока это непохоже, – сказала она. – Я ни за что не поверю в то, что он тебе сказал, будто хочет сократить количество исполнителей. Повтори: слово в слово, Грегор! Что именно он сказал?

Сержант Брум замялся.

– Ну, сам я с ним не говорил.

– Не зли меня, Грегор! – прошипела Марго.

– Я бы не посмел, мадам… Лично план с Брекенбоком я не обсуждал. Наши с ним беседы вызвали бы ненужные подозрения раньше времени. Весь план передал мне дядюшка.

– Твой дядюшка? – удивилась Марго Треппл. – И когда это он вдруг стал доверенным лицом Брекенбока?

– Не могу о том судить, мадам. Мне дали список констеблей, которых я должен взять с собой, описали все в точности, что я должен делать и даже текст… ну, слова, которые я должен буду говорить, и…

– Зачем ты согласился? – с подозрением прищурилась Марго. – Ведь не просто так?

Грегор Брум глянул на нее, а потом снова опустил взгляд и смущенно покраснел.

– Брекенбок передал, что, если я помогу ему, он отпустит Клариссу и позволит мне сделать ей предложение руки и сердца.

– Провались ты пропадом, Грегор! Со своей треклятой рукой и своим треклятым сердцем! Из-за них мы теперь не пойми где и не пойми, во что встряли. Ты ведь понимаешь, дурья твоя башка, что никакой это не план Брекенбока, да?