Хрустальный грот (сборник) - Стюарт Мэри

Кадаль крикнул, чтобы я остановился. Я послушался не сразу, и топот кобылы участился и приблизился. Астер насторожил уши, потом снова прижал их и попытался прибавить ходу. Я натянул поводья. Остановить его было нетрудно: он уже вспотел и немного устал. Он перешел на рысь, потом остановился и смирно стоял, ожидая, пока подъедет Кадаль. Гнедая кобыла тоже остановилась. Теперь единственным звуком в лесу было шумное дыхание лошадей.

— Ну, — сказал Кадаль, — получил что хотел?

— Да, — ответил я, — Только ты слишком быстро остановил меня.

— Надо возвращаться, а то к ужину опоздаем. А он шустрый, твой пони. Обратно тоже первым поедешь?

— Да, если можно.

— Я же говорю, это без вопросов, делай что хочешь. Тебя, конечно, не отпускают одного, но ведь это потому, что ты еще мальчик, и я должен следить, чтобы с тобой ничего не случилось, только и всего.

— А что со мной может случиться? Дома я всегда ездил повсюду один.

— Но ты же не дома. Ты еще здесь всех мест не знаешь. Ты можешь заблудиться или упасть с лошади и сломать ногу. Так и будешь валяться где-нибудь в лесу…

— Вряд ли такое может случиться, Кадаль. Тебе просто приказали следить за мной. Так ведь?

— Не следить, а присматривать.

— А, все одно! Я ведь слышал, как тебя зовут: «Сторожевой пес».

— Не надо смягчать! — проворчал Кадаль. — «Черный пес Мерлина» — вот как меня зовут, я сам это слышал. Но я не против, не думай. Я делаю то, что он мне велит, и не задаю вопросов. Но мне жаль, если тебе это досаждает.

— Нет, Кадаль! Что ты… Я не то имел в виду. Все в порядке. Только… только… Кадаль!

— Да?

— Так значит, я все-таки заложник?

— Не могу сказать, — ответил Кадаль деревянным голосом. — Ну что, проезжай, что ли?

В том месте, где остановились наши лошади, дорога была узкая: посредине разлилась глубокая лужа, и в мутной воде отражалось ночное небо. Кадаль натянул поводья и заставил свою кобылу отступить назад, в кусты, что росли вдоль дороги, а я выслал Астера вперед, мимо кобылы. Мой пони не любил лишний раз мочить ноги. Когда объемистый круп кобылы уперся в сплетение дубовых и каштановых ветвей, в чаше внезапно раздался треск ломаемых сучьев, и какой-то зверь выскочил из подлеска чуть не под самым брюхом кобылы и перебежал дорогу перед носом моего пони.

Обе лошади испугались. Кобыла всхрапнула и рванулась вперед, натягивая повод. Астер дико взбрыкнул, едва не выбросив меня из седла. И тут кобыла толкнула его, пони споткнулся, метнулся в сторону и таки сбросил меня.

Я тяжело приземлился у самой лужи, на мягкую лесную подстилку, но рядом с колючим сосновым пнем: еще бы несколько дюймов, и мне несдобровать. А так я отделался несколькими царапинами и парой синяков, если не считать подвернутой лодыжки. Когда встал на четвереньки и попытался опереться на ногу, меня пронзила такая острая боль, что черный лес вокруг поплыл.

Кобыла еще не перестала брыкаться, а Кадаль уже спрыгнул на землю, забросил поводья на сук и склонился надо мной.

— Мерлин… господин Мерлин… ты не ранен?

Я расцепил сжатые зубы и принялся неуклюже растирать руками лодыжку.

— Нет. Вот только нога…

— Дай гляну… Нет, сиди тихо. Клянусь собакой, Амброзий с меня за это шкуру спустит!

— Кто это был?

— Кабан, похоже. Для оленя мелковат, для лисы слишком велик.

— Да, я так и подумал. По запаху понял. Что там с пони?

— Да он, наверно, уж на полпути к дому. И надо ж тебе было выпустить поводья!

— Извини. Перелом?

Его руки осторожно ощупывали мою лодыжку.

— Да нет, не похоже… Нет, точно нет. Ты сам-то в порядке? Ну-ка попробуй встать… Кобыла довезет нас обоих, а я хочу по возможности вернуться домой прежде, чем твой пони вернется без всадника. Если Амброзий его увидит, меня точно скормят миногам.

— Ты же не виноват! Неужели он так несправедлив?

— Он решит, что я виноват. И будет прав. Ну, вставай.

— Нет, погоди. И не беспокойся насчет Амброзия. Пони не убежал, он остановился и стоит на дороге. Поди и приведи его.

Кадаль склонился надо мной. Я видел его смутный силуэт на фоне неба. Он поднял голову и посмотрел в ту сторону, куда я указал. Кобыла стояла тихо, только прядала ушами и нервно косила глазом. В лесу было тихо — только где-то заухала сова да вдалеке, на грани слышимости, эхом отозвалась ей другая.

— Да тут в двадцати футах ничего не видно! — сказал Кадаль. — Я его не вижу. Ты что, слышал, как он остановился?

— Да.

Я лгал, но сейчас было не время и не место объяснять правду.

— Ступай и приведи его. Пешком. Он не успел убежать далеко.

Он уставился на меня, потом без единого слова поднялся на ноги и пошел по дороге. Я видел его изумленное лицо так же отчетливо, как при дневном свете. Мне вдруг вспомнилось лицо Кердика тогда, в Королевской Башне. Я прислонился к пню. Я чувствовал, как болят мои ушибы, лодыжка ныла, но, несмотря на все это, на меня нахлынули восторг и свобода, которые приносит с собой сила. Ощущение было такое, словно я хлебнул горячего вина. Теперь я знал, что не случайно поехал этой дорогой. Это был час, когда ни тьма, ни расстояние, ни время не имеют значения. У меня над головой через дорогу медленно проплыла сова. Кобыла насторожилась и проводила ее взглядом — но не испугалась. В небе попискивали летучие мыши. Я подумал о хрустальном гроте, о том, как Галапас принял мой рассказ о видении. Он не смутился, даже не удивился. Я внезапно подумал, а что сказал бы об этом Белазий. И понял, что он бы тоже не удивился.

Копыта упруго ступали по мягкому дерну. Сперва я увидел Астера — он приближался ко мне, как серый призрак; Кадаль рядом с ним казался черной тенью.

— Он в самом деле остановился, — сказал Кадаль, — и не без причины — здорово хромает. Должно быть, растянул ногу.

— Ну, по крайней мере, он не доберется домой раньше нас.

— Неприятности у нас все равно будут, когда бы мы ни вернулись, можешь быть уверен. Давай сюда, я подсажу тебя на Руфу.

Он подал мне руку. Я осторожно поднялся на ноги. Когда я пытался наступить на левую ногу, она по-прежнему отзывалась резкой болью, но я чувствовал, что это не более чем растяжение и скоро пройдет. Кадаль усадил меня на кобылу, отвязал поводья от сука и дал их мне. Потом цокнул языком Астеру и медленно повел его вперед.

— Ты чего? — спросил я, — Что, кобыла двоих не выдержит?

— А зачем? Ты же видишь, как он хромает. Его все равно придется вести. Я поведу его впереди, чтобы он задавал шаг. А кобыла пускай идет следом. Ты там как?

— Спасибо, отлично.

Серый пони в самом деле здорово хромал. Он медленно шел рядом с Кадалем, опустив голову. В темноте он казался клубом дыма. Кобыла тихо шагала вслед за ним. Я рассчитал, что нам понадобится не меньше двух часов, чтобы добраться домой — даже без того, что ожидало нас впереди.

Это тоже было своего рода одиночество: вокруг стояла тишина — лишь мягкий топот лошадиных копыт, поскрипыванье сбруи да лесные шорохи. Кадаль был лишь тенью рядом с движущимся туманным силуэтом Астера. Я слегка покачивался, восседая на большой кобыле, и пребывал наедине с тьмой и деревьями.

Мы прошли, наверно, с полмили, когда я увидел справа, в ветвях большого дуба, немигающую белую звезду.

— Кадаль, а нет ли более короткой дороги? Помнится, у этого дуба была тропа, ведущая на юг. Туман рассеялся, ночь звездная… Погляди, вон Медведица!

Из темноты послышался голос Кадаля:

— Нет уж, идем лучше к дороге!

Но через несколько шагов он остановился у начала этой тропы и подождал кобылу.

— А что, хорошая тропа! — сказал я. — Прямая, ровная и куда суше этой. Все, что нужно, — это идти так, чтобы Медведица постоянно была за спиной. И через пару миль мы уже почувствуем запах моря. Ты что, здешних троп не знаешь?

— Да знаю! Этой дорогой и впрямь короче будет, если только не собьемся… Ну ладно.

Я услышал, как он выдвинул из ножен свой короткий колющий меч.