Тайный сыск царя Гороха. Компиляция (СИ) - Белянин Андрей Олегович

– А Господь и не знает…

– Да как же не знает, коли к себе его прибрал, насквозь вражьим яблоком потравленного? – фальшиво всхлипнула Яга.

– Этим?

Стоп! Вот тут уже я сам не мог бы толком объяснить себе, какая сила толкнула меня с лестницы взашей и турнула в горницу на расследование. Видимо, это называется милицейская честь. Слово высокопарное, но другого не нахожу.

– Так, гражданин Гришечка. – Отодвинув в сторону онемевшую бабку, я осторожнейше забрал из рук доверчивого юродивого крупное наливное яблоко. По виду, форме и сорту очень уж похоже на первые два. – Откуда оно у вас?

– Добрые люди угостили.

– Когда?

– Утречком.

– Кто конкретно? Надеюсь, у вас не по Булгакову все люди добрые? Так я тоже книжки почитывал, могу напомнить, чем там вся история закончилась.

– Я на земле сидел, у храма Иоанна Воина, милостыньку просил, – чуть краснея от смущения, ответил наш юродивый. – А мне кто-то яблочко у ног и положил да в толпе скрылся. Я его вслед, не думая, благословил за добрый поступок, а человек вдруг как закричит страшным голосом, как задымится… да и бежать!

– Вы его поподробнее описать можете? – перемигнулись мы с Ягой.

Гришечка виновато развёл руками. Что с него взять, он под такие вещи не заточен, у него мозги по-иному устроены. Если, конечно, вообще есть…

– Гриш, а почему ты решил отнести яблоко в отделение?

– Тебе, сыскной воевода, отдать хотел. Ты умный, ты разберёшься…

– Так ведь я… вроде бы помер по официальной версии.

– А Господь про то не знает, – улыбнулся он. – И мне не сказал. Я-то всех мёртвых вижу, за всех молюсь…

– Хорошо, мы разберёмся, обещаю. – Я протянул руку, и Гришечка с некоторым удивлением и опаской её пожал. – Вы там будьте поосторожней, пожалуйста. Если тот, кто дал вам яблоко, узнает, что вы ходили в милицию… Короче, могут быть проблемы.

Он непонимающе уставился на меня. Потом взял со стола плюшку, поклонился Бабе-яге, зачем-то мелодично позвенел веригами и вышел вон. На мои слабо издаваемые звуки протеста даже не обернулся. Сумасшедший, в смысле юродивый… да практически одно и то же, что с него возьмёшь…

– Никитушка, я Митю кликну?

– Вы читаете мои мысли, бабуль! – подтвердил я, махая рукой в окно Еремееву.

Минуту спустя бодрый, прощённый и ко всему готовый Митька получил следующее оперативное задание:

– Только что от нас вышел широко известный в городе гражданин Гришечка. Кстати, кто-нибудь знает его фамилию? Нет? Что, вообще никто в городе не знает?! Ну ладно. Мить, ты ведь и без фамилии понял, о ком идёт речь, правда? Вот и отлично. Отправляйся вслед за ним и проследи, чтоб с его головы даже волоса не упало! Он очень ценный свидетель, понимаешь?

– Нешто у меня ума не палата, чтоб такенную малость не понять, – широко улыбнулся Митяй, поигрывая гиреобразными кулаками. – Оглобельку разрешите, спокойствия ради, с собой захватить?

– Одну оглоблю можно, – решили мы с Ягой.

– А ежели что серьёзное, наряд стрелецкий о взаимопомощи просить могу?

– Можешь, естественно.

– А когда их там всех постреляют, дружину государеву в ружьё самому поднимать али сначала до вас, в крови, израненным, доползти?

– Митя, пошёл вон со своими фронтовыми фантазиями…

– Куда прикажете с ними идтить?

– В задниц… За ворота! – так же одновременно запнувшись и так же спохватившись, в один голос определились мы.

Моего деятельного напарника снесло за двери, сбив двух еремеевцев по пути, перекинуло через забор и отправило вдоль по улице с такой скоростью, что любая скаковая кобыла в завидки впасть не постесняется.

Баба-яга стряхнула зелёные искорки с кончиков пальцев и подула на них.

– Да не смотри так, Никитушка, ничего такого не было. Ну колданула вслед разочек, для лёгкости шага, и только! Могла бы и пёрышко для ускорения в нужное место вставить, но не успела…

– Уже спасибо.

– А я про что?!

Мы церемонно пожали друг другу руки. Воспитание Мити – наш ежедневный крест и святая обязанность, никуда от неё не убежишь и никак не избавишься, приходится с этим как-то жить. Нет, мы покуда справляемся. Где-то через пень колоду, где-то не мытьём, так катаньем, где-то кнутом, где-то пряником, но Митя тоже учится, он не безнадёжен, просто, как бы это выразиться-то поделикатнее… Не в меру активен и безмерно деятелен в том, чего, как правило, не умеет. Зато он с лихвой заменяет знания избытком энтузиазма, а расхлёбывать приходится нам…

– Может, хоть обед накрыть покуда? – после долгой профессиональной паузы предложила бабка.

– Я, пожалуй, за. Но только не на три перемены блюд, а перекусим по-быстрому – и за работу. Если на яблоке остались отпечатки пальцев неизвестного дарителя, было бы хорошо всё про него выяснить.

– Эх, Никитушка, сокол ты наш ясный, – споро накрывая на стол, запричитала Яга. – Это ж сколько твержу: дались тебе энти отпечатки пальцев? Что мы с ними делать будем? Как в доказательную базу приобщать? Не верит у нас Горох в твою дактилоскопию…

– Не верит, – кивнул я. – Но за ней будущее. С прогрессом не поспоришь.

– Ну ясно, куда уж нам с сермяжным рылом супротив прогрессу-то…

Бабка даже не спорила со мной, так, слегка ворчала, по-стариковски. На самом деле в её-то годы сохранить физическую форму, здравый ум, природную интуицию и искреннюю любовь ко всему нашему отделению… Это дорогого стоило! Я ценил её помощь превыше любой другой, и она это знала.

Мой обед ограничился прозрачной куриной лапшой и половинкой кулебяки. Сама бабка скромно сгрызла сухарик с бледным чаем и больше ничего себе не позволила.

Пока я прихлёбывал вкусное и полезное лекарство из большой миски, предатель Васька быстренько освободил большую часть стола и Баба-яга приступила к экспертизе. По-здешнему к банальному колдовству…

– Ой ты, яблочко наливное, весёлое, разбитное! С какой яблоньки скользнуло, во чьи рученьки нырнуло? Кто тебя в ладонях держал, над тобой перегаром дышал? Как на море-окияне, как на острове Буяне да камне Алатырь лежит старая псалтирь, кто её читает – всё на свете знает. Вот и я тебя спрошу, на краешке положу, да ты и не падай – ответом порадуй!

Это то, что я успел записать себе в блокнот. Редкий случай, кстати. Обычно моя домохозяйка бормочет что-то полунеразборчивое себе под нос, абсолютно не задаваясь вопросом о том, что стихотворно-фольклорное творчество надо собирать по крупицам, беречь и лелеять.

Так в своё время говорила моя потерянная невеста. И хоть воспоминания о ней уже почти не ранили моё сердце, но в памяти ещё жили наши разговоры, телефонные звонки, редкие встречи. Останься я там, в современной Москве, всё могло бы быть иначе, мы могли бы…

– Никитка, ты о чём призадумался-то? – строго вернула меня к реальности Яга. – Куды рот раззявил? Ворон во время экспертизного чародейства ловить? Пиши давай!

Я нервно сглотнул и вновь схватился за карандаш. А ядовитое яблоко повисло над краем стола, словно на невидимой ниточке, и вертелось, как уж на сковороде, вереща препротивнейшим голоском:

– Ничего не знаю, не виноватое я, меня подставили! Нет у вас таких прав, чтоб задержанных пыткам подвергать!

– А разве мы его пытаем? – удивился я.

– Нет, что ты, соколик, – искренне возмутилась бабка. – Тока собираемся…

– В смысле? – Я оторвался от блокнота.

– Да щас его на тёрке натру, с ржаной мукой смешаю, шариков налеплю да и разбросаю по углам в сарае, крыс травить.

– Не посмеете! Я, может, иностранно подданный фрукт, у вас из-за меня международный скандал будет!

– Вася, тёрку подай.

На арену медленно и торжественно, словно палач на церемонии обезглавливания какого-нибудь английского короля, вышел бабкин кот, держа на вытянутых лапках обыкновенную кухонную тёрку.

Яблоко мигом сменило тон.

– Росло на ветке, в церковном саду отца Папуасия, деревня Хмелёвка, что под Охлобыстинкой, три версты не доезжая до Опупеловки, – зачастил наглый фрукт, не дожидаясь наших вопросов. – Сорвано и продано на базаре в Лукошкине вместе с пятью сородичами. Против собственной воли подвержено иглоукалыванию с ядовитым насыщением. Сверху всё из себя расчудесное, тока укуси, а на деле всё нутро гнилое, и гибну само от яда злодейского, как лютик под пятой орды шамаханской!