Град Темных Вод (СИ) - Вран Карина

«Вы выпускаете рыбешку из аквариума в океан, говоря ей приплывать обратно, когда та победит всех акул», — без осуждения подумала художница, вдохновенно кладущая мазок за мазком.

Мать Дома Бестий, поведав ей историю Дома, замолкла, замерла в неподвижности, схожая со статуей.

А Хэйт, отдавшись «видению руки», создавала картину, которой не суждено покинуть пределы обители Бестий. Закончив же, бессильно уронила на камни кисть.

Непись встала со своего «трона», обошла мольберт. А потом долго стояла, не говоря ни слова.

На картине было два изображения: сплошь седая Мать Дома, сидящая на каменной скамье, водянистыми глазами глядящая во тьму; напротив нее, за ручьем, черноволосая гибкая девушка с мечом в руке, изогнутая в танце (или схватке?..). Лицо сидящей — безразличное, застывшее, подобно маске. Лицо сражающейся: воодушевление и горесть.

— Ступай, дитя, — после долгого молчаливого созерцания проговорила Глава Дома Бестий, жестом указав направление. — Там ждет тебя Тариша, чтобы попрощаться и открыть портал. Ты не просила награды, за шаг искушения и за это творение. Не стану спрашивать, почему. Я призову тебя, когда придет время. Ступай.

«Потому что ум ужимается, потому и не просила», — устало подумала Хэйт, складывая краски. Мольберт оставила, вместе с картиной; купить новый всегда можно, а ей и правда — пора. Загостилась она тут.

До того, что в какой-то момент перестала думать о том, что происходит за пределами обители.

С Таришей они не прощались. Бестия проводила бывшую уже подопечную до уступа, покачала головой, украшенной шипастым обручем. Широко улыбнулась, открывая портал:

— Встретимся.

— Письмо! — в какой-то раз возмущенно трепетала крыльями фея. — Письмо! Отличное письмо!

— Давай сюда, — смирилась с происходящим адептка. — То, которое отличное.

Старшая жрица храма Ашшэа в Крейнмере отсутствовала, а невзрачная (после Бестий) послушница-дроу, остановленная Хэйт в святилище, знала лишь то, что «начальства» не будет еще день: из-за вестей о демонских отродьях, проникших-таки на Тионэю, высшее жречество разных религий собралось где-то на территории орков. Каштэри тоже отбыла.

Откуда-то из-под лепестков, составлявших наряд личной посланницы, хрупкой, почти что прозрачной ручонкой была извлечена коса. Высотою в две феи, не меньше. Играючи обхватив косовище, малявка взмахнула инструментом и рассекла перевязывающую свиток пурпурную ленту (свиток появился на пути лезвия из пятна черничного цвета). Свиток развернулся, падая на ладонь адептки.

— Я не буду спрашивать, откуда она у тебя, — помотала головой Хэйт. — Но — эффектно.

«Укокошу, ушастая! Сдеру с тебя шкуру ленточками и пущу на новый щит. Потом заставлю Монка тебя реснуть, и убью по новой», — гласило «отличное» послание от Маськи.

«Я тоже по тебе соскучилась гномятинка», — умилилась Хэйт. «А Монк не мог проучить воскрешение, рано ему».

— Я в Крейнмере, подхожу к кузнице, убивай, сколько душеньке твоей угодно, — озвучила она ответное послание.

Посланница, явно утилизировавшая свою волшебную палочку, отправку письма оформила своеобразно — стукнув по свитку пяткой косы.

— Знаешь, так и в самом деле значительно круче, — похвалила находчивость феи адептка. — А больше писем не приходило?

Ухмылочка на лице летучей наглости и ворох свитков, посыпавшихся на голову Хэйт, послужили ответом.

— Зар-р-раза! — погрозила кулаком пустоте — феи уже и дух простыл — девушка.

И принялась разгребать корреспонденцию.

— У-ушастая? — неуверенно вопросила гномка, усиленно морщащая лоб. — Барашка? Нет, кавайка. Каравайка! У-и-и!

Хэйт закатила глаза и вздохнула.

— Лучше бы грохнула, право слово. Что еще за «каравайка»?!

— Так вот же! — с восторгом вытянула «перст указующий» в сторону правого узла на голове квартеронки Мася. — Круглый, украшенный и с косичкой — каравай! Так, забей, это потом. Что с тобой стряслось, что ты на связь не выходила столько времени?

Если б Хэйт не знала приятельницу, то решила бы, что у той раздвоение личности: перескакивать с темы на тему, меняя «градус» разговора и настроения за доли секунды не каждый может. Но, в случае гномы, мгновенно переключаемый рубильник состояний «умилительная наивность» и «здравый смысл, помноженный на расчетливость» работал исправно, сколько адептка знакома была с Маськой.

— Ничего такого, о чем стоило бы волноваться, — пожала плечами Хэйт. — Нормально все.

— Если у тебя проблемы, — понизила голос до еле слышимого Массакре. — Любые проблемы, от слова «вообще», хоть тут, хоть там, дай мне знать. Ты можешь на меня рассчитывать, поняла?

— И на меня, — вкрадчиво сообщил Рэй, вышедший из тени соседнего с кузницей дома. — Хоть тут, хоть там.

Адептка, вздыхая, закрыла глаза, а затем и уши — ладонями, ибо малая с нерастраченным жаром принялась выяснять, откуда взялся кинжальщик, как давно он греет уши и каким образом узнал о месте встречи с «длинноухой потеряшкой».

«Как же тихо было в горах!» — с запозданием оценила прелесть покинутой локации Хэйт.

— Хорош зрителей развлекать, — посоветовала разбуянившейся гноме адептка, затем добавила для обоих. — У меня действительно все в порядке, и тут, и там, спасибо за заботу.

Двери кузницы отворились, из них вылетело что-то похожее на сплющенное ведро, с неприятным звуком грохнулось под ноги Хэйт. За «ведром» выскочил вихрастый подросток, который, завидев лежащее на мостовой жестяное изделие, рухнул на колени. Подобрав с мостовой «ведро», прижал его к неширокой груди.

— И не возвращайся, бездарь! — высунулся из дверного проема массивный кулак кузнеца Вальха (если кулак и можно было спутать с чьим-то другим кулаком, то голос, отлично знакомый адептке по давнишней миссии с наковальней Равновесия, очень вряд ли).

— Не так я себе представляла нашу встречу, — взирая на вихрастого сверху вниз, снова вздохнула Хэйт. — В последний раз, когда у моего подола валялся мальчуган, я вляпалась в такое дело, что и вспоминать противно. Валим!

— Но-о-о, — протянула гнома, оценивающим взглядом окинувшая композицию из подростка, ведра и подола. — Заманчиво…

— Никаких «но», топаем отсюда! — сдвинула брови адептка.

— Обернись, малая, — сказал Рэй, которого как-то не сильно задели Маськины обвинения в преследовании.

За гномьей спиной стояла и шушукалась группа из пяти игроков (судя по экипировке). Поодаль еще двое (а то и больше, в тени здания могло и больше находиться народу) одиночек отиралось.

— Кто-нибудь мне поможет? — печально спросил юноша, прекративший-таки прижимать к груди «ведро».

— Они! — дружно указали пальцами на ту пятерку Хэйт и убийца; гнома с неохотой кивнула.

Пока кузница не скрылась из виду, шли молча. Гномка метала недовольные взгляды на спутников, Рэй шагал с непроницаемым лицом, Хэйт тихо радовалась, что первая встреча, хоть и смахивала на день открытых дверей в дурдоме, прошла относительно неплохо: пар спустили, никого не покалечили, вдрызг не разругались (для этого вроде не имелось предпосылок, но чем не шутят черти).

— В «Мерзкого Крысолюда»? — нарушил молчание кинжальщик. — Выпить за воссоединение, так сказать. И Монка позовем.

Маську перекривило всю.

— Я бы предпочла место, где девки с вырезами до пупа и ниже не пляшут на столах. Так что мы идем в «Скрипку и ветер», Монку я уже написала. Как от каравайки с ухами записка прилетела, так и написала вам обоим, чтобы ждали там. Или ухи с каравайками? Хм-м…

Рэй пожал плечами, проигнорировав выпад, а Хэйт было строго фиолетово, где пить травяной отвар и получать взбучку, независимо от того, танцуют в этом месте ветреные скрипки или крысолюды с вырезами.

А заведение, в которое их гнома привела, адептке понравилось. И сочетание природного камня с красным деревом, и ветер, упомянутый в названии, невесть откуда бравшийся в закрытом помещении, и высоченный потолок. Разве что скрипка, летающая над столиками с смычком вместе — и без музыканта, который, в теории, должен к ним прилагаться для извлечения звуков из инструмента — раздражала слегка. Вроде бы и мелодии были приятные, и исполнение на высоте, но пробегал по спине Хэйт холодок всякий раз, когда скрипка зависала над их столиком.