Сталь остается - Морган Ричард

— Только Грелле.

— Хорошо. — На самом деле, конечно, плохо, ибо полагаться на Греллу можно было примерно так же, как на дым от костра. Хотя одно Полтар знал наверняка: теплых чувств к Эгару она не питает. — Пусть все так и остается. Поговорим после Жирной ночи. А пока послужим Небесному Дому нашим молчанием.

Позднее, когда дети отпугнули Инпрпрала намазанными жиром физиономиями и полувосторженными, полуиспуганными криками, когда они прогнали ледяного демона от большого праздничного костра в тень и хлад, откуда он и явился, когда все это закончилось и скаранаки перешли к выпивке, песням и посиделкам у костра…

…вот тогда Полтар выбрался далеко в степь, сел на пронизывающем ветру и оставался там так долго, как никогда за все прошлые годы, обхватив себя руками, дрожа под старой волчьей накидкой, бормоча под нос заклинания…

Шаман ждал.

Она пришла — из холода, тьмы, ветра и высокой травы. Бледное мерцание Обруча пробилось сквозь тучи и коснулось ее.

С горящими глазами, со свисающим между острых клыков языком, неуверенно ступая на задних лапах, она явилась ему в облике волчицы, как в Ишлин-Ичане под маской шлюхи.

Она молчала. За нее говорил ветер.

Шаман поднялся, позабыв и о пробравшемся в кости холоде, и об обмороженном лице, и пошел к ней, как мужчина к брачному ложу.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Из гостиной западного крыла доносился голос Гингрена, расхаживавшего по комнате и рявкавшего на кого-то, чьи ответы звучали гораздо мягче и тише. Оставленная приоткрытой дверь словно приглашала подслушать. Задержавшись на мгновение в коридоре, Рингил прислушался к сердитым, резким репликам отца и негромким, робким оправданиям своего старшего брата, Гингрена-младшего. И звук этого голоса отозвался холодом воспоминаний.

Длинный коридор…

Он уже хотел проскользнуть мимо, когда Гингрен вдруг повернулся и увидел его.

— Рингил! — проревел он. — Ты-то мне и нужен. Входи, входи!

Рингил вздохнул, сделал два шага и, едва переступив порог, остановился.

— Да, отец.

Гингрен и Гингрен-младший переглянулись. Брат сидел У окна, одетый для улицы, в сапогах, с саблей на поясе. Жил он в Линардине, где у него был собственный дом, и сюда, наверное, только что приехал с визитом. Рингил не видел его семь лет. Произошедшие с братом изменения определенно не пошли ему на пользу: он набрал лишний вес и отпустил нелепую бородку.

— Мы только что говорили о тебе.

— Очень мило.

Гингрен-старший откашлялся.

— Послушай, Гинг говорит, что постарается замять это дурацкое дело. Я имею в виду дуэль. Кааду она нужна не больше, чем нам. Похоже, Искон просто не совладал с чувствами. Ни к чему благородным семьям Трилейна ссориться из-за пустяков.

— Значит, Каады теперь благородная семейка?

Его брат хмыкнул, но тут же осекся под сердитым взглядом отца.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Не понимаю. — Рингил посмотрел на брата — тот отвернулся. — Пришел предложить себя в секунданты, Гинг?

Неловкое молчание.

— Нет, конечно. Я и не думал. — Брат покраснел. — Гил, все не совсем так.

— Нет?

— Твой брат лишь пытается объяснить, что не будет ни секундантов, ни прочей ерунды. Искон Каад драться не будет, и ты тоже. Мы уладим недоразумение.

— Неужели? А если я не хочу?

— Вот что, — рыкнул Гингрен, — мне это начинает надоедать! Почему тебя так тянет подраться?

Рингил пожал плечами.

— Не знаю. Оскорбил-то он в первую очередь тебя, твою семью. Причем в твоем же доме. Угрожал оружием.

Гингрен-младший подался вперед.

— Не забывай, это и твоя семья.

— Хорошо. Значит, в этом мы согласны.

— Ни в чем мы не согласны! — взорвался Гингрен. — Нельзя все вопросы решать с помощью оружия! Нельзя рубить сплеча! Здесь, в городе, у нас другие порядки. По крайней мере, теперь.

Рингил занялся ногтями.

— Да… давненько меня тут не было.

— Верно. — Гингрен-старший сжал пальцы в кулак. — Может, не стоило и приезжать.

— Ну, я тут ни при чем — вини супругу.

— Не смей разговаривать с отцом в таком тоне!

Гинг вскочил с кресла.

— Помолчи и не суйся. — Рингил раздраженно качнул головой. — Слушайте, меня от всего этого уже тошнит. Ты с ними заодно, Гинг? Не хочешь пускать меня в Эттеркаль? Будешь мешать искать нашу кузину Шерин? Боишься, как бы не вышли на свет кое-какие темные делишки? Как бы не обидеть ненароком кое-кого из новых друзей?

— Шерин никогда умом не отличалась, — отмахнулся Гинг. — Ей все говорили, чтобы не выходила за Билгреста. Глупая девка.

— Глупая или нет, твоя мать хочет, чтобы ее вернули.

— Я же сказал…

Рингил зло ухмыльнулся.

— А не стыдно, что ей пришлось ехать за младшим сыном, потому что среди трех старших не нашлось такого, кто выполнил бы ее просьбу?

Гингрен-младший рванулся к брату. Рингил шагнул навстречу. Его все еще трясло после случая у ворот.

— Гинг! Рингил!

Голос отца остановил братьев на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Глядя в искаженное яростью лицо, Рингил поймал себя на том, что его собственное никаких таких чувств не выражает, а может, не выражает вообще ничего.

— Ну так что? — негромко спросил он.

Гинг отвел глаза.

— Она ко мне не обращалась.

— Интересно почему.

— Да пошел ты! — Гинг сжал кулаки, повторяя жест отца, которому, вспомнил Рингил, брат, сам того не сознавая, подражал еще в юности. — А сюда я просто зашел узнать, могу ли чем-то помочь.

— Помочь ты мне не можешь, Гинг. Никогда не мог. Ты ведь всегда был такой послушный.

Длинный коридор…

Длинный коридор в спальном крыле Академии. Холодный осенний свет из боковых окон. В забитый кровью нос просачивался тяжелый запах натертого воском пола, к которому его прижали. Мерцающие на полированном дереве отражения окон растянулись маленькими озерцами по всей длине коридора, до такой далекой двери в самом его конце. Он лежал лицом вниз, придавленный старшекурсниками. Их слишком много, сопротивляться бессмысленно; они притащили его от двери, к которой он было метнулся, сюда, в сумрак спальни. Он навсегда запомнил холод на бедрах и ягодицах, когда стащили штаны.

Запомнил и то, как замер в другом конце коридора вошедший в спальню брат. Как он стоял и смотрел. Только смотрел.

Запомнил выражение на лице Гинга, скривившегося так, словно он съел что-то несвежее и его вот-вот вырвет. Глядя в это слабое, кислое лицо, Рингил понял — помощи не будет.

Старшекурсники тоже это знали.

— Чего заявился? Тебе какого тут надо? — Сидевший у Рингила на шее Мершист, вожак всей этой компании и наставник молодых, тяжело отдуваясь, встал и шагнул навстречу Гингрену. — Тебя это не касается. Выметайся и вали, если не хочешь, чтобы я рапорт подал.

Гингрен не ответил, но и с места не сдвинулся. Оружия у него не было — носить его за пределами учебных площадок не разрешалось, однако он провел в Академии три года и завоевал репутацию умного и осторожного драчуна. К тому же Гингрен пошел в отца крепостью сложения и физической силой, которыми природа обделила младшего брата.

Мгновение нерешительности повисло, как повисает, перед тем как опуститься, на бьющихся крыльях ворона. Даже Рингил замер и перестал брыкаться, устремив взгляд на старшего брата. Надежда затеплилась новым слабым огоньком.

А потом еще один старшекурсник встал плечом к плечу с Мершистом, и ситуация как-то почти незаметно изменилась. Рингил ощутил это уже потому, что лицо его как будто сильнее вдавилось в пол. С одним Мершистом Гингрен, может, еще и схватился бы. Против двоих шансов не было. Чаша качнулась, соскользнула и упала. Мершист краем глаза взглянул на своего товарища, потом снова посмотрел на Гингрена и усмехнулся.

— Послушай, приятель. — Тон его изменился с враждебного на спокойный, увещевательный. — Малыш Гил проходит посвящение. И нам плевать, хочет он этого или нет. Ты же не думал, что мы выдадим ему свободный пропуск? Такого здесь не бывает. Сам знаешь, какие тут порядки.