Чародеи. Пенталогия - Смирнов Андрей

— Понятно. Но эта, как вы сказали — «самая последняя». А какие есть еще? И вообще, сколько их?

— Три. Вторую тебе поставила девица, с которой у тебя были отношения в Академии — Меланта из Зергала. В принципе, все то же самое, что позже сделал Фольгорм, только работа выполнена более грубо. Ну и еще влияние намного более сильное. Ты должен был влюбиться в нее без памяти и перестать критиковать ее жизненные проекты. Программа перекраивала твою систему ценностей, помещая на самую верхушку Меланту и твои отношения с ней…

— Вот сука!.. — процедил Дэвид. Потом до него дошла очевидная нестыковка. — Подождите, но ведь когда мы с ней расстались, я не особенно–то переживал и забыл ее довольно быстро…

Вилисса вздохнула и отвела взгляд.

— У меня есть для тебя неприятная новость. Меланта в псионической магии разбиралась плохо и поэтому программу свою установила криво…

— Я вообще не понимаю, когда она могла бы сделать это. Ей я не открывался.

— Но когда вы занимались любовью, ты ведь снимал защитный амулет, — напомнила баронесса.

— Ну да.

— А потом ты засыпал. 

— Да.

— Ну вот и…

— Когда я спал? — спросил Дэвид.

Вилисса согласно кивнула. Дэвид выдохнул воздух через сжатые зубы. «Господи–ты–боже–мой!.. — подумал он. — Нет, ну что это за мир… С девчонкой спокойно покувыркаться нельзя. Ты ласкаешь ее и думаешь, как бы доставить ей удовольствие, а она — как бы половчее застегнуть на тебе ошейник…»

— Так вот, — продолжала Вилисса. — Меланта свое воздействие провела с ошибками. В твое бессознательное она успешно влезла, но правильно настроить заклинание не смогла. В результате твое отношение к ней не изменилось, а через некоторое время, когда она уже сама разочаровалась в тебе, оставила свои попытки и вы мирно расстались…

— Ну слава богу, хоть эта бомба не сработала…

— Я еще не закончила. Я ведь сказала, что у меня есть для тебя неприятная новость. С Мелан–той вы разошлись, но ее корректирующая программа так и осталась в тебе. Одна из ошибок Меланты состояла в том, что она прописала имя и образ той, в кого ты должен был влюбиться, в неправильном узле. Нужно было использовать узел Si–Ash–5–84–C, а она взяла на три тона ниже, и вдобавок, не Ash, a Ah. Там введенная команда ничего не значила. А само поле для ввода образа осталось соответственно пустым. Но поскольку программу она в тебя вживила, эта штука болталась в тебе до тех пор, пока ты сам не ввел образ и не запустил ее. Само собой, несознательно. Но мы большую часть процессов в своей психике так и запускаем — совершенно не понимая, что делаем…

— И в кого же я, по–вашему, влю… — Дэвид подавился последней частью вопроса. До него начало доходить. Это было чудовищно, немыслимо, невозможно, но…

— То есть вы хотите сказать, что… Нет. Я вам не верю. Это полная чушь.

Вилисса вздохнула.

— Она и сейчас работает. Сначала я хотела выключить ее, прежде чем начать этот разговор, но тут обнаружилось одно обстоятельство… Дело в том, что психика человека очень пластична. Ты уже перестроился в согласии с внесенными в тебя изменениями, почти растворил эту структуру в себе. Удаление самой программы уже ничего не изменит. Ты по–прежнему будешь безумно любить Идэль и бестрепетно пойдешь навстречу смерти, если она потребует. Это… все равно что сломать человеку палец, а потом не выправляя, наложить гипс. Кость срастется, но криво. И если потом гипс убрать, палец уже ровным не станет. Нужно ломать во второй раз, чтобы вернуть все как было.

— Я вам не верю.

— Я знала, что не поверишь. Но, в общем–то, это не имеет значения. Сомневаюсь, что теперь, когда тебя защищает Кильбренийский Источник, можно без твоего согласия сломать тебя так, чтобы потом можно было собрать что–то жизнеспособное. По крайней мере, я за такую задачу не возьмусь. Но я думаю, что как раз в этом аспекте прогулка в Небесную Обитель пойдет тебе на пользу. Там мастера половчее, чем я, и в выборе средств они не стесняются. Они вытеснят из тебя всякие лишние привязанности вроде этой же самой любви, чтобы утвердить в качестве сверхценности самих себя, а потом, когда ты вернешься в мой замок, я сведу их усилия на нет. Так что можно надеяться на то, что в итоге к тебе вернется здравый рассудок.

— А сейчас, по вашему мнению, я неадекватен? — язвительно осведомился Дэвид.

— Когда речь идет об Идэль — нет, — ответила Вилисса. — Я думаю, ты и сам это прекрасно понимаешь, вот только оцениваешь иначе.

Дэвид задумался. В ее словах что–то было, но…

— Вы полагаете, я бы не полюбил Идэль, если бы не эта программа? — поинтересовался он.

Вилисса покачала головой.

— Наверное, полюбил бы, но… не так.

— «Не так»?! — переспросил Дэвид с нажимом. — А как? Наплевал на нее и остался бы в Академии? Струсил бы, так и не вступив в Рунный Круг? Согласился бы на роль «мальчика для спальни»? Принял бы разделявший нас сословный барьер как реальность, которую не изменить?.. Знаете, я ни о чем не жалею. Каковы бы ни были причины этого. Я обычный человек, не герой, и я не обманываюсь насчет себя — моего внутреннего огня, может быть, и недостаточно, чтобы преодолеть самого себя. Но любовь к ней мне этот огонь дала. Каковы бы ни были причины этого безумия — я не хочу от него отказываться, возвращаться к обыденности, к жизни, которая пуста, заполнена бесцельной беготней по кругу… То, что я выучил в вашем мире несколько фокусов, мало что меняет. Власть сама по себе не имеет смысла.

В глазах Вилиссы промелькнул отблеск интереса. «Я ошиблась, — подумала она. — Этот мальчик — не просто жертва обстоятельств, у него есть внутренний стержень… Его виденье мира обусловлено не только его окружением. Я не заметила его собственного внутреннего выбора потому, что этот выбор и «выбор», делаемый за человека обстоятельствами и внешними причинами, в данном случае почти совершенно совпали…»

— Многие с тобой не согласились бы, — по прошествии длинной паузы произнесла баронесса.

— А многие — согласились бы. Но мне нет дела ни до тех, ни до других. Если меня изменят так, что я утрачу себя… верните мне все мои чувства. С тех пор, как умерла Идэль, мой мир похож на ад, но это лучше, чем не ощущать вообще ничего… Точнее, не быть способным чувствовать и существовать, думая, что твое прозябание — это и есть жизнь. Я не строю иллюзий. Шансы на то, что я добьюсь желаемого, невелики. Но лучше сгореть, чем сгнить.

— Хорошо, — сказала Вилисса. — Это твой выбор, и не мое дело указывать тебе, как надо жить. В любом случае тебя уже невозможно привести в состояние абсолютной незаинтересованности, когда ты мог бы выбрать свободно, а не под влиянием каких–то внутренних побуждений, которые воспринимаются тобой как данность, которые во многом обусловливают твой выбор, но появления которых ты не желал и не ждал. Я просто хотела, чтобы ты знал причину. Счастья тебе это не прибавит, но лучше знать, чем не знать, не так ли? Или ты хочешь, чтобы я стерла эту часть нашего разговора?

— Нет, не надо. — Дэвид вздохнул. — Да вы правы: такие вещи лучше знать. Даже если не собираешься меняться. А что там за последняя программа?

— О! — Вилисса сделала загадочное лицо. — Она самая интересная из всех, и поэтому я отложила разговор о ней напоследок. Ты помнишь, когда у тебя появилось увлечение хеллаэнской историей?

Дэвид наморщил лоб.

— Сложно сказать… В Академии еще. В какой–то момент я осознал, что ни черта не знаю о мире, в котором живу. То есть я тупо совершенствую какие–то навыки выживания, учусь управлять этим миром — ну пусть в каких–то самых скромных пределах, которые только и доступны Бездарю–иммигранту — но при этом упускаю из вида то, что понять это общество, научиться в нем жить и адекватно вести себя без минимального знания его истории просто невозможно… Это было бы возможно, если бы я родился здесь и местная культура была бы, так сказать, в крови, но мне приходится постигать ее в каком–то смысле извне и поэтому…

— Да, это все, конечно, очень интересно, — прервала Вилисса его излияния. — Ты придумал вполне убедительные причины для того, чтобы объяснить самому себе внезапно пробудившийся интерес. Убедительные, правдоподобные причины.