Прорывая мрак времён (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

Света кивнула — проходи! Катя решительно переступила порог. Тусклая лампочка освещала маленькую прямоугольную комнату. Темно, зато сухо. Окон и шкафа нет, только стул. Вещи аккуратно сложены в углу. Постель — надувной матрац. Обстановка скудная…Но ведь Улярик впустил, значит, заботился.

Повернулась к Свете. Девочка не старше двадцати, а вот глаза… В них тоска, боль, идущая из глубины души. Годков-то побольше, чем кажется. Веки и нос покраснели, опухли — плакала. «Водопад» светло-русых волос оканчивался на уровне бёдер. Как можно с такими ходить? Не мешают? Катя непроизвольно откинула назад свою косу, пригладила выбившиеся локоны за уши. Постоянно лезут в глаза, рот, щекочут нос, даже если туго заплетены или собраны в хвост, бульку-пучок на голове. Когда горячо и драка, каждая тварь не преминет — хватает, дергает, таскает. Обстричь — не жалко, но ведь клятву дала: «Только после смерти последнего насильника!..» Отращивать волосы, «живя на колёсах» глупость, поэтому: как только — так сразу… Это, конечно, дело каждого, может, кому и удобно, привык. К тому же читала: никсы все с длинными… отличительная черта… Но по жизни — непрактично.

Сорочка из хлопка на тоненьких лямках опускалась ниже колен, оставляя оголенными тощие ноги. Ну и вид?! Катя нахмурилась — ладно, не её дело. От запястьев вверх расползались отметины — красочные переплетения полос и завитков. Поработал лучший художник — природа. Цветовая палитра поражала, замысловатость рисунка приковывала взгляд. Перебрасывалась на тело и скрывалась под простеньким одеянием. Света обхватила себя ладонями и переступила босыми ступнями. Волосы рассыпались — несколько прядей из-за спины перекочевали на плечи, грудь, прикрыв узоры-никсы. Катя придала голосу мягкости:

— Не смущайся и не прячь. Это красиво. — Повисло молчание. Тяжёлое, напряженное. Ундина продолжала забиваться в свой кокон. Чёрт! Была, не была. Если не шагнуть навстречу, не попытаться убедить — Света окончательно закроется и умрёт. Катя улыбнулась: — Я знаю, кто ты и что с тобой.

Наконец, поймала взгляд бездонно-синих глаз — сомнение и испуг, сменились холодностью.

— Откуда?

Катя стянула с матраца покрывало и накинула на плечи никсы:

— Я не совсем человек, — мотнула головой: — Сейчас не об этом. Улярик мне не нужен и я ему… тоже.

Света укуталась сильнее:

— Что-то не заметила, — смотрела всё ещё настороженно. Маленькая, хрупкая, жалкая…

— Не зачахни, — искренне переживала. Слова застревали в горле — как расположить никсу на ум не шло. Выпалила, что легло на язык: — Зачем мучиться? Приворожи даром.

Света хлёстнула осуждающим взглядом:

— Не хочу без сердца.

— И то верно, — согласилась, и опять наступила тишина. От безысходности не по себе. Внутри словно узел стягивался: — Почему для Олафсена выглядишь по-другому?

Ундина протяжно выдохнула, в глазах заблестели слёзы. Сморгнула, поджала губы и отвернулась:

— Внешняя оболочка неважна, — подрагивал голос, срываясь на всхлипы. — Желал бы меня, не обратил внимания.

Что за идея фикс?! Недаром есть поговорка: «Встречают по одежке, провожают по уму!» Заблистала надежда: крохотная и далёкая.

— Кто такое сказал? — уцепилась за мысль.

— Так пишут в книгах и журналах, — после небольшой заминки отозвалась Света, изучая пол.

— Ой, какая начитанная, — нервно хихикнула Катя. — Любишь сказки о вечной любви, преодолевающей любые сложности?

Ундина с минуту молчала:

— Очень, — призналась без видимого желания. — Лорелея, старшая сестрица, много рассказывала. Я с детства слушала её истории: увлекательные, трепетные, волшебные, порой смешные и даже страшные. — Влажные дорожки высохли, лицо посветлело: — Но Лорелея у нас редкая гостья — в других водах живёт. Уплывала, а я всё больше тяготела к знаниям людских страстей, жизни — задыхалась от одиночества, скуки родной стихии. Погружаясь в романы, переносилась в миры, полные чувств, приключений. Особенно за душу брали сказки…

Катя улыбнулась как можно честнее:

— Я тоже почитывала. Вот только, — иронично цокнула: — кажется, мы с тобой по-разному уяснили сюжет и мораль, — встретив непонимающий взгляд, пояснила: — Давай, пройдемся по некоторым? — пока не получила отказ, присела на матрац и уставилась на Свету: — Твой пример — никса! То есть, в простонародье — русалочка. Что с ней стало?

— В классическом издании? — недоумение в голосе ундины сменилось интересом.

Катя едва не захлопала в ладоши от радости — ура, может и нехотя, но разговор продолжается:

— Конечно! — отрезала безапелляционно. — Хеппи-энды потом придумали, чтобы люди поменьше слезами давились и не восклицали: за что несправедливость?

Света вновь изучала пол:

— Умерла…

— Ага, что и тебя ожидаёт! — намерено уколола больнее. Хороша любая реакция… Главное, разрушить стену недоверия и антипатии. Подругами не стать, но, может, получится образумить?

Удалось достучаться до чувств — ундина вскинула глаза. Удивительно, палитра менялась в зависимости от настроения хозяйки. От индиго до светло-бледно-голубого. Сейчас — цвета ясного неба. Поблескивали недобро, с обидой и негодованием. Катя ляпнула первое, всплывшее название:

— Золушка!

— Вот, — в интонации Светы появилась язвительность: — Золушка стала женой принца, несмотря на то, что жила в бедности. Работала, примерно, как и я…

Чего не отнять, того не отнять… Катя на секунду умолкла. Не зря говорится: из песни слов не выкинешь! Но выход есть всегда, даже когда прижали со всех сторон…

Кивнула:

— Да! — почему не согласиться? Поспешно нашлась: — Только сажу с лица стирать не забывала, и перед балом приоделась, не погнушавшись помощью крестной-феи. Платье — от кутюр. Туфельки — хрусталь. Скакуны — красавцы. Карета — богаче королевской. Помпезное прибытие во дворец и не менее эффектное исчезновение!

Кхм… ни черта себе прошлась по фактам?! Перевернула сказку с ног на голову, аж неудобно стало. Хотя… Да, чуть утрировала, но в общем, всё так и было!

Света растерянно хлопала глазами — на лице отразилось неподдельное возмущение. В потемневших радужках, чуть ли не молнии сверкали. Кипела… То открывала рот, то закрывала. Ха! Тоже в шоке.

— Красавица и чудовище! — выпалила ундина, словно загнала в угол и больше ничего не остается, как признать поражение.

Хороший пример… Что ж, придумала игру — выкручивайся.

— Есть такое, — поморщилась Катя и бросила невзначай: — Тогда поступай также, как герой в сказке. Запри любимого подальше от других или… ты же никса, — всплеснула рукой будто отмахнулась, — закинь на необитаемый остров. В смысле по воде… Рано или поздно возлюбленный тебя заметит. Хотя бы, потому что очень приспичит, — криво усмехнулась: — выбора-то нет…

Света вмиг изменилась, словно ледяной водой окатили — во взгляде затаилась печаль и обречённость. Аккуратные брови съехались на переносице, лоб прорезала тонкая морщинка. Ундина, как стояла, так и села. Катя подтолкнула плечом:

— Царевна-лягушка.

— Она жила счастливо с принцем, — прошептала Света, но особой радости и торжества не слышалось. — Причём была лягушкой, когда с ним познакомилась. Но, думаю, ты и на это найдешь оправдание.

Ура! Сдалась! Осознала: на одни и те же вещи, ситуации можно смотреть под разными углами.

— Конечно, — обняла по-дружески, — ведь лягушка шкуру сбрасывать не забывала. Умная, дальновидная — понимала: с жабой-то жить не очень хочется, — умолкла. Не самые гениальные аргументы, но какие подобрала. Их тоже нужно принять. — Свет, ты для Улярика толстушка старше него. Зачем этот бред? Преподносить себя хуже, чем есть на самом деле?! Поверь, он найдёт в тебе со временем все изъяны и ещё не раз в них потычет, — отстранилась. Всплывали обрывки воспоминаний. Мать всегда отца пеняла за всё, что могла — и это не то, и это не так. А он любил… Видел недостатки, но молчал, даже когда она напивалась. Катя мотнула головой: — Так что прекращай ерундой заниматься. Возможно, не даром голоса, но и не воспользоваться тем, чем наградила природа — нелепо. Если вышла на сушу, бросила семью из-за любви, тогда борись за неё любыми способами. Вгрызайся, как можешь и отвоевывай, что желаешь… Лучше так, чем в одиночестве убиваться из-за несделанного, корить себя за недостаточное упорство, ошибки. Пусть любовь будет на пять минут, главное, будет. Яркая, обжигающая — память до конца жизни. А она, если сведения из инета верные, у тебя очень долгая — не одно столетие, — снова выдержала паузу. Недоумение и неуверенность в глазах никсы сменились ясностью. Наивность ушла, глубина синевы поразила. Катя поспешила дожать: — То, что делаешь сейчас, тебя скоро убьёт.