Хроники Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл

Когда прошло семь лет после Четвертой Битвы, Моргот вновь начал войну и послал многочисленные войска против Хитлума. Яростной была битва на тропах Теневого Хребта, а в осаде Эйтель–Сириона был убит стрелой Галдор Высокий, владыка Дор–Ломина. Он защищал эту крепость именем Верховного Владыки Фингона, и там же незадолго до того погиб его отец, Хадор Лориндол. Хурин, сын Галдора, тогда только еще вступил в пору зрелости, но был крепок телом и духом; он, перебив множество орков, отбросил остальных от Эред–Ветрина и преследовал в песках Анфауглита.

Но королю Фингону пришлось отбиваться от хлынувших с севера войск Ангбанда, и битва завязалась на самых равнинах Хитлума. Силы были неравны, но в залив Дренгист вошел флот Кирдана с могучим войском, а эльфы Фаласа в урочный час обрушились на войско Моргота с запада. Орки были разбиты и бежали, и победа досталась эльдарам, а конные лучники преследовали врагов даже в Железных Горах.

Впоследствии Хурин, сын Галдора, возглавил род Хадора в Дор–Ломине и служил Фиигону. Хурин был не таким рослым, как его предки или сын, но зато вынослив и неутомим, быстр и гибок, подобно сородичам своей матери, Харет из племени халадинов. Его женой была Морвен Эледвен, дочь Барагунда из рода Беора, та, что бежала из Дортониона вместе с Риан, дочерью Белегунда, и Эмелдир, матерью Берена.

В то же время — об этом будет рассказано позже — изгнанники Дортониона были разбиты, и лишь Берен, сын Барахира, чудом избежав гибели, пробрался в Дориат.

Глава 19 О Берене и Лютиэн

Среди преданий о поражениях и скорби, что дошли до нас из тьмы тех дней, есть и такие, в которых сквозь рыдания проступает радость, а под тенью смерти таится бессмертный свет. Из них более всего любима эльфами повесть о Берене и Лютиэн. Об этих двоих была сложена песня под названием Лейтиан — Освобождение от Рабства, которая длиной своей превосходит все, кроме одной, песни о Предначальном Мире; здесь же эта история пересказана много короче и без песенного склада.

Уже сказано было, что Барахир не покинул Дортонион и Моргот нещадно преследовал его, пока у него не осталось лишь двенадцать спутников. На юге к лесам Дортониона примыкали гористые вересковые пустоши, а на востоке от них лежало озеро Тарн–Аэлуил, чьи берега поросли диким вереском; и все эти земли были бездорожны и дики, потому что даже в дни Долгого Мира никто не жил там. Но воды Тарн–Аэлуи почитались высоко, ибо днем они были ясны и сини, а ночами в них отражались звезды; говорили, что сама Мелиан освятила их некогда. Туда отступили Барахир и его спутники и там устроили свое обиталище, и Моргот не смог их найти. Но слухи о деяниях Барахира и его воинов расходились повсюду, и вот Моргот велел Саурону отыскать их и уничтожить.

Среди спутников Барахира был Горлим, сын Ангрима. Жену его звали Эйлинэль, и велика была их любовь, пока не грянула беда. Однажды Горлим, вернувшись с порубежных стычек, увидел, что дом его разграблен и пуст, а жена исчезла; и не знал он, убили ее или увели в рабство. Тогда он ушел к Барахиру и среди его воинов был самым отчаянным и жестоким; но сомнение грызло его сердце, ибо думал он, что Эйлинэль, быть может, жива. Порой он тайно уходил один и приходил к своему дому, что все еще стоял среди равнин и рощ, которые когда–то принадлежали ему; и это стало известно слугам Моргота.

Однажды осенью, в сумерках, Горлим пришел туда, а когда подошел к дому, почудилось ему, что в окне мелькнул свет. Подкравшись, он заглянул в окно и увидел Эйлинэль. Лицо ее было измождено голодом и страданиями, и послышался ему ее голос, сетующий на то, что он покинул ее. Горлим громко крикнул; и в то же мгновение порыв ветра задул огонь, завыли волки, и на плечи его легли руки ищеек Саурона. Так был схвачен Горлим: его приволокли в лагерь и пытали, чтобы вызнать, где скрывается Барахир и какими путями бродит. Но Горлим ничего не сказал. Тогда обещали ему, что если он покорится, то его освободят и вернут ему Эйлинэль; и, измучась болью и тоской по жене, он дрогнул. Тогда его немедля доставили к Саурону, и Саурон сказал: «Я слыхал, что ты хочешь поторговаться со мной. Какова же твоя цена?»

И Горлим ответил, что хочет обрести Эйлинэль и быть освобожденным вместе с нею, ибо думал, что она, как и он, в плену.

Рассмеялся тогда Саурон: «Уж слишком ничтожна цена для столь великого предательства! Что ж, пусть будет так. Говори!»

Горлим попытался было отступиться, но, устрашенный взглядом Саурона, он в конце концов рассказал все, что знал. И захохотал Саурон и, измываясь над Горлимом, открыл ему, что видел он лишь призрак, сотворенный чарами, чтобы заманить его в ловушку, ибо Эйлинэль давно мертва. «Тем не менее я исполню твою просьбу, — сказал Саурон. — Ты будешь освобожден и отправишься к Эйлинэль». И он предал Горлима мучительной смерти.

Так было обнаружено укрытие Барахира, и Моргот сплел вокруг него свои тенета; и орки, напав в предрассветной тиши, застали дортонионцев врасплох и убили всех, кроме одного. Ибо Берена, сына Барахира, послал отец на опасное дело — следить за тайными тропами Врага: и когда захватили лагерь, Берен был далеко. Но когда спал он, застигнутый ночью в лесу, ему привиделось, что стервятники густо, как листья, облепили обнаженные деревья над озером и с клювов их каплет кровь. Затем Берен увидел во сне фигуру, что приблизилась к нему по воде, и была это тень Горлима. Призрак объявил ему о своем предательстве и умолял поспешить, чтобы предостеречь отца.

Тогда Берен пробудился и бежал всю ночь, и на второе утро был в лагере изгнанников. Но когда он приблизился к лагерю, стервятники поднялись с земли и расселись на деревьях, окружавших Тарн–Аэлуил, и закаркали, насмехаясь.

Похоронил Берен тело отца своего, и возвел над ним курган из камней, и над его могилой поклялся отомстить. Вначале он пошел по следу орков, что убили его отца и сородичей, и к ночи отыскал их стан у истока Ривиля, недалеко от топи Серех; будучи умелым следопытом, он незаметно подкрался к их костру. Там предводитель орков похвалялся своими делами и показывал руку Барахира, которую отрубил, дабы доказать Саурону, что все исполнено, а на мертвом пальце было кольцо Фелагунда. Тогда Берен спрыгнул со скалы, что была за их спинами, убил предводителя и, вырвав руку с кольцом, бежал, хранимый судьбой: ужас объял орков, и стрелы их не попали в цель.

Свыше четырех лет после того скитался Берен одиноким изгнанником в Дортонионе. Он стал другом зверей и птиц, и они помогали ему и его укрывали; с тех пор он не ел мяса и не убил ни одно живое существо, если только оно не служило Морготу. Он боялся не смерти, а плена, но благодаря безрассудной своей отваге избежал и гибели, и оков, и слухи о совершенных им в одиночку отчаянных подвигах разошлись по всему Белерианду, дойдя до Дориата. Наконец Моргот назначил за его голову награду не меньшую, чем за голову Фингона, верховного короля нолдоров; но орки скорее бежали без памяти, заслышав о его приближении, нежели пытались схватить его. Потому Моргот, чтобы изловить Берена, выслал войско под водительством Саурона; и вел с собой Саурон волколаков, свирепых зверей, в чьи тела заключил он злых духов.

Зло заполнило этот край, и все, что было там доброго, бежало; и Берену пришлось так тяжко, что в конце концов он принужден был покинуть Дортонион.

Снежной зимой оставил он родину и могилу своего отца и, поднявшись высоко в Горы Ужаса, увидел вдали Дориат. Тогда запала в его сердце мысль, что он должен достичь Потаенного Королевства, куда не ступала еще нога смертного.

Страшен был путь на юг. Отвесны склоны Эред–Горгорота, а у подножия их клубится древний мрак, рожденный прежде Луны. За ними лежала пустыня Дунгортеб, где чары Саурона сталкивались с могуществом Мелиан: ужас и безумие наполняли эту землю. Там обитали пауки из мерзкого племени Унголианты и плели незримые сети, которых ничто живое не могло избежать; там бродили чудища, появившиеся еще в долгой тьме, предшествовавшей восходу Солнца, и выслеживали добычу множеством глаз. Не было в этой земле, населенной призраками, пропитания ни для людей, ни для эльфов, а была лишь смерть. Пройдя по этому пути, Берен совершил один из величайших своих подвигов, но он никому не рассказывал о тех днях, чтобы испытанный ужас вновь не затемнил ему сердце; и никто не знает, как отыскал он дорогу и прошел по тропам, на которые не осмеливался ступить ни эльф, ни человек, до самых рубежей Дориата. Как и предсказывала Мелиан, он преодолел лабиринты судьбы, сплетенной ее волшебством, ибо велика была его судьба.