Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна

Но обычно Яна была не в претензии. Основную грязь подморозило, да и спорт не давал замерзнуть. Опять же фигура…

Даже если ей через год помирать – это не повод отожраться. А то так понесут тебя, а дно у гроба и вывались! Или у кого-нибудь спины сломаются… запросто!

Нет, не надо нам такого!

Но сейчас Яна была довольна. Дорога ровная, колеса крутятся… телега впереди?

Догнать?

Почему бы – нет?

Яна поднажала на педали, благо, крестьянская лошадка не скакала, а скорее, трюхала по дороге.

Крестьянин обернулся на шум, но дергаться не стал – куда от воза-то и от лошади? Яна подъехала поближе, и подняла руки, демонстрируя, что не опасна.

Ну…. Не собирается быть опасной.

– День добрый, жом.

– И тебе добрый, жама, коль не шутишь.

– Чего шутить-то? Еду, вот, с хорошим человеком разговариваю…

Яна в крестьянине ничего удивительного не видела. Самый обыкновенный экземпляр, таких она и дома навидалась. Тулуп, шапка, теплые штаны, валенки, подшитые кожей. Борода окладистая, лицо смышленое, хитроватое…

Лет пятьдесят мужчине, по деревенским меркам – еще не старик, но близко к тому.

– Чего ж и не поговорить, жама. Как звать-то вас?

– Яна. Воронова. А к вам как обращаться, жам?

– Петром именовали. Как анператора.

– Хорошее имя, – одобрила Яна. – А по батюшке?

– Савельич я.

– Петр Савельевич, значит. Рада знакомству. Далеко ли путь держите?

– Домой еду. Сено в город возил, продал избытки, вот, домой еду…

Яна кивнула.

– Не опасно сейчас, жом?

– Всегда опасно, жама. А только хозяйство поднимать надо, это дело такое. Руки сложишь – ноги протянешь…

Яна кивнула.

Это верно, крестьянам не забалуешь. Что-то она слышала про три способа разориться. Быстрый – рулетка, приятный – бабы, а самый верный – сельское хозяйство. Тут на печи не посидишь. [12]

– А я к сыну еду.

– К сыну, жама?

Яна не видела смысла скрывать правду.

– Он сейчас у тетки, в поместье Алексеевых…

Лицо мужчины помрачнело.

– Ох, тора…

– Жама, – с нажимом поправила Яна.

– А все одно… вы не слушали ничего?

– Чего я не слышала? – насторожилась Яна.

– Говорят, поместье Алексеевых разорили. И Изместьевых, и Сайдачных, и…

– Разорили?

Яна почувствовала, как в груди поселился колкий кусочек льда. Петр вздохнул сочувственно, и принялся рассказывать, не выматывая душу.

– У меня свояк живет на Изместьевской земле. Так он рассказал, что приехали люди, освобожденцы энти, что они с Изместьевыми сделали – сказать страшно. А потом к Алексеевым отправились.

– Иван Алексеев, жена – Надежда, сын – Илья, дочь – Ирина, – мертвым тоном перечислила Яна. А вдруг это не они?!

Ну вдруг?

Петр кивнул, убивая все ее надежды.

– Так, то… жама. Их, говорят, всех и положили. И поместье подожгли.

– Всех?

– Всех господ. Жама!!!

Яна медленно сползла с велосипеда.

Руки и ноги не слушались.

Гошка!?

Ее сын!?

ЗА ЧТО!?

Из груди рвался темный звериный вой, она давила его, как могла, суетился рядом испуганный Петр, мок в луже велосипед, и неизвестно, чем бы оно закончилось, если бы…

– А мы тебя уж и догнать не рассчитывали!

Трое мужчин.

Сытые, довольные, на хороших конях…

Морды наглые, одежда теплая… явно не голодают и не бедствуют. И мчались во весь опор… Мародеры?!

Грабители?!

Судя по тому, как сжался рядом с ней Петр – да.

Один из мародеров, самый наглый, спрыгнул с коня. За ним последовал второй, перехватил поводья, третий пока сидел в седле.

– Да тут еще и девка! Ишь ты… значит так, борода. Деньги давай сюда! И лошадь тебе ни к чему.

Яна медленно подняла голову.

Вот, значит, как?

Мародерим по дорогам? Робингудствуем?

Отчаяние куда-то исчезало, вытесняемое холодной, зловещей яростью. И желанием отыграться хоть на ком. К примеру, на этих человекообразных.

– Девка, говоришь? – насмешливо поинтересовалась Яна у живого мертвеца. Вот ведь какой разговорчивый попался… непорядок! У нас тут вуду нет, а значит, надо негодяев аккуратно разложить по могилкам. Нечего им шляться.

– Ишь ты, какая разговорчивая, – от молодчика разило луком и нечищеными зубами. Яна даже в лицо ему не смотрела – зачем?! Стоит ли вглядываться в будущий труп? – Ну, снимай штаны и лезь на телегу…

Яна рассмеялась ему в лицо.

Куда и отчаяние делось. Она медленно притянула к себе мужчину, словно собираясь поцеловать – и шепнула в самое ухо.

– Умри. Во имя Хеллы.

Тело дернулось, обмякло, и под его прикрытием Яна послала две пули в двух других бандитов.

Ну, и попала, конечно. Одному в голову, второму в грудь… лошади взвились на дыбы и наверное разбежались бы, но Петр действовал на автомате.

Перехватил коней, удержал, успокаивающе заговорил… третий подонок еще был жив, еще тянулся за оружием… вот, позорище!

Промазала! Не наповал!

Тьфу! Стыд-то какой…

Яна спихнула с себя труп – и добавила вторую пулю. Перехватила лошадь под уздцы, тоже принялась успокаивать – помогло еще, что револьвер был хороший. Выстрелы не хлопали, а звучали приглушенно.

– Развелось уродов.

Петр посмотрел на нее с ужасом.

– Тора, вы…

– Да успокойся. Не трону. Но убираться отсюда надо, явно ведь тебя поджидали…

– Сволочи, – коротко сказал несчастный забитый крестьянин. И метко плюнул рядом с трупом. Кажется, хотел на труп, но передумал…

Яна поняла, почему, когда Петр вручил ей лошадей и развил бурную деятельность.

Ее он о помощи не просил, а сам сноровисто раздел мертвецов. Тела стащил в канаву неподалеку, прикрывать не стал – к чему? Снег пойдет – прикроет. А так… с маскировкой сейчас плохо, кто захочет – найдет.

Одежду покидал в телегу, коней привязал к задней перекладине.

– Тора, может, положите свой… сапед, да и сами присядете?

– Жама, Петр. Жама Яна.

– А хоть бы и так. Жама Яна, вы в Алексеевку все одно поедете?

– Да.

Яна и не сомневалась.

А ведь правда, Хелла дала ей год – зачем?

Найти сына. Если она еще здесь, значит, Гошка жив. Мало ли как бывает, мало ли что и кому сказали! Оно, вон, и император померши. С семьей. А она жива, здорова и жизнью довольна, так-то!

И благословение богини действует.

И сына она найдет. Обязательно! Не может быть так, чтобы дети умирали! Особенно когда мамы их ищут! И точка!

– Жама, может, вы меня до места проводите?

– До какого? – поинтересовалась Яна, думая, что крестьянский принцип: "дайте попить, а то переночевать не с кем" тоже во все времена действует. И во всех мирах.

– Так до Матвеевки. А оттуда до Алексеевки через лес аккурат два дня пути.

– Хм…

– И я сына попрошу вас проводить.

Яна подумала пару минут.

По дорогам, по ее прикидкам, ей было ехать еще неделю. И плюс – определенные неудобства вроде тех, что в канаве лежат. Трать на них патроны, на сволочей! Хоть бы с собой что приличное возили, а то не оружие – хлам один! Только крестьян пугать!

– Далеко до вашей Матвеевки, жом?

– Так два дня, жама.

Яна махнула рукой.

– Ладно, провожу.

Она подозревала, что добраться можно быстрее. Но надо ж дороги знать! Или хотя бы компас плюс карта! Ну хоть бы что!

А с дури в незнакомый лес соваться… это она больше времени потратит. Ладно!

Авось, ноги не отвалятся, проедется она до Матвеевки. А уж оттуда и…

– Спасибочки, жама…

– Да не за что пока. Только Петр Савельич, просьба у меня.

– Какая, жама?

– Кони, одежда, оружие – все твое. Но припасами ты меня обеспечишь. Последнюю луковицу без хлеба доедаю.

Жом расплылся в улыбке.

– А то ж, жама! Коли не побрезгуете!

Яна посмотрела на него, как на больного. Мужчина уловил – и перестал манерничать.

– Ну тогда влезайте на телегу. У меня курочка есть копченая, в дорогу взял. И на ночлег остановимся, я похлебку сварю. Пальчики оближете!