Учение гордых букашек (СИ) - Стариков Димитрий

— Нужно уходить, прятаться! — сказал Рой.

— Я не оставлю отца.

Межу солдат шел безоружный человек в красном плаще, не вмешивался в бой. Он обернулся на голоса. Рой узнал Даскала, спокойного, как в кресле за чашкой отвара. Уклоняясь от меча Рой завопил:

— Даскал!

Даскал встрепенулся, в руке у него появилась склянка, он прижал горлышко пальцем и махнул на солдат возле Роя. Капли попали на кожу, всосались внутрь и солдаты потеряли сознание. Даскал кинулся к Рою и обнял.

— Даскал. Эти люди. Они меня приютили, нужно помочь.

Даскал отпустил Роя, и пошел, кропя солдат из своей склянки. Касание самой маленькой капельки тушило жизнь в солдатах. Лесным Братьям же зелье не несло вреда.

Густ, все это время наблюдал, как Роя обнимает человек в бордовом солдатском плаще. Густ ринулся на Роя.

— Солдатский ублюдок!

Густ ударил рукоятью. Перекрутил клинок в воздухе и хотел проткнуть Роя. Терри ударом отвел смерть.

— И ты с ним. Мой сын!

Отец выбил у Терри меч, достал нож и склонился над сыном. Рой бросился на Густа, бил его, как мог, но тот не замечал. Терри перехватил нож, пытался сопротивляться, но острие медленно вдавливалось в его кожу. Тогда Терри изловчился, дотянулся до кожи отца и откусил кусок плоти. Густ на мгновение отпрянул. Даскал подоспел и приставил меч к шее Густа. Рой остановил учителя.

— Даскал, нет.

— Отец, все кончилось, мы победили. — Терри наконец встал и отплевался от отцовской крови.

Толпа выживших Братьев подбежала ближе. Густ, лежа на земле, прохрипел:

— Из-за него. Погибли.

Ногой он отбил меч Даскала перекатился, сдернул с плеча лук и последней стрелой прицелился в Роя. Терри успел заслонить. Густ отпустил тетиву, стрела вонзилась Терри в плечо.

— Убейте их, убейте предателей! — обезумев, орал Густ толпе.

Но те видели как Даскал спас их жизни, видели глаза Густа, видели отца, что хотел убить сына. Густ схватил нож, но Братья навалились на него и держали.

— Проклинаю тебя, за сотни Братьев, что должны были жить! Ты мне не сын! Убейте их, — продолжал Густ.

— Уходи парень, или нам исполнить приказ? — сказал один из дозорных.

Терри отвернулся, сделал шаг и упал, без сил. Даскал, взвалил его на плечо и вместе с Роем они пошли вверх по реке прочь от лагеря.

Маленький раб

Бесприютные дни в Гаане проходили по одному распорядку. Почти все время Писарь проводил у серой башни. Но случая пробраться внутрь никак не представлялось, лишь Беладоров слуга постоянно появлялся в окнах и у входа. После Писарь посещал Устрицу, но не для того чтобы выпить. Ему казалось, в какой-нибудь вечер туда заявится Фатэль. Только он был вхож в серую башню, только он мог помочь вызволить Талли. Каждый раз Писарь разочарованно уходил из кабака, хотя даже не знал, как уговорит Фатэля, если все-таки разыщет. После устрицы Писарь часто бродил у порта. Там всегда пахнет рыбой и пьяными моряками. Всегда стоит оживление, все работают, с кораблей бросают полные сети, их разбирают, улов везут на продажу, а вот военные корабли создают вокруг себя островки пустоты. Простые люди побаиваются к ним подходить. На всех бортах висят щиты, паруса серые. Солдаты в закрытых шлемах охраняют каждое судно. Если верить Манхару, именно такой корабль ждет Талли.

Манхар и вправду знал все. В один из светлых портовых вечеров, сквозь общий гомон зацокали копыта, застучали колеса. Прохожие разбегались от повозки с клеткой. Воры, бродяги, пьянь не угодная городу собиралась в такие клетки и доставлялась на военные корабли. Повозка промчалась мимо Писаря, но одно лицо он успел выхватить. Талли смотрел на толпу, высунув руки в решетку. Вскоре рабов плетьми загнали на готовый отплыть корабль. Уродливый капитан с обожженным лицом не сулил мальчику легкой судьбы. Писарь жалко стоял и смотрел, как судно удаляется в неизвестность. Об него спотыкались люди, один торгаш в сердцах даже бросил крупной рыбиной. До Писаря никак не доходило, как он мог остаться в Гаане, ради несбыточной мысли освободить Талли? Как он собирался ему помочь? Ответа не нашлось, да Писарь и не искал особо. Вместо этого, незаметно для самого себя, он обдумывал, где разузнать про корабль. Рядом сидел, любуясь морем старик.

— Кто знает, куда уходят корабли? — спросил его Писарь.

— Да, это верно, особенно в наше время. А вернутся ли… — задумчиво ответил старик, но Писарь перебил.

— Нет, как узнать, куда направился определенный корабль?

— Все идет от башни. — Старик кивнул в сторону города. — Но можешь в моряцких хижинах расспросить. Моряки часто знают.

Туда Писарь и направился. Моряцкие хижины, это маленькое Гнилье, только у самого моря и с порядочными людьми. Там Писаря с охотой приютили моряки, они выслушивали его вопросы, но помочь ничем не могли. Каждый день он обходил десятки людей. Никто не знал капитана с обожженным лицом. Говорили, мол, если корабль военный, значит там и капитан из стражи.

Оставаясь в моряцком селении, Писарь также расспрашивал о любых возможностях уплыть с судном из города. Оказалось, наняться можно лишь на военное судно. С каждым днем война забирала все больше и больше кораблей для своих нужд. Владельцев выкидывали за борт и платили жалкую подачку, дабы сохранить видимость справедливости. Такие бывшие капитаны пили беспросветно.

Так в исканиях проходили дни, Писарю без вопросов отдавали объедки со скудных столов, думали он моряк, и пропил все деньги, а теперь спрашивает у всех, куда бы наняться. Писарь слышал разговоры моряков о Фатэле, тут многие его знали, и знали Осберта, но моряк уплыл, а потому и его тощий друг не сюда не захаживал. Один паренек, явно привирал, дескать, видел, как Фатэль ходит ночами к причалу, и достает что-то с морской глубины. Все посмеялись над ним, а Писарь с тех пор каждую луну караулил призрак Фатэля у того самого причала. Странный поступок, но любое действие кажется осмысленным, когда надежда медленно покидает человека.

Чудо произошло в день, когда ветер разгулялся сильнее обычного. Вместо того, чтобы сидеть, издалека смотреть за черный горизонт, подобно другим, одна худощавая тень наклонилась к тревожному морю, и потянула неясный предмет из воды. Фатэль не заметил приближения, и Писарь приставил к его горлу лезвие, которое позаимствовал у моряка под кроватью.

— Не оборачивайся, я Писарь, выслушай меня.

— А лезвие у горла этому поможет? — спросил Фатэль, продолжая вытягивать сверток из воды.

— Так не будет мыслей меня убить.

Волна ударилась и обрызгала их. Фатэль утерся свободной рукой и ответил.

— Поверь, они есть. Что нужно?

— Ты служишь в башне. Можешь узнать, куда направился корабль?

— Наверное, мог бы, но не стану. Как только ты уберешь нож, я прополощу рот, после разговора с тобой. Убирайся.

— Знаю, тебе противно. Мне тоже было, поверь. Только теперь мне плевать какой я человек, я просто делаю дело. Не то, что хотел всю жизнь, но то, которое поважнее меня будет. У меня есть нож, и есть золото. Выбирай. Просто так тебя не отпущу.

— Зарежешь человека, который тебя пощадил?

— Знаю, не прав. Но мне плевать.

— Вроде бы, я слышу решимость. Есть одна работа, для смертника, выживешь, помогу. Идет?

Фатэль, наконец, вытащил из воды продолговатый мешок, взвалил его Писарю на плечо и зашагал к центру Гааны.

Аден

Приличный район совсем не воняет. Здесь под землей зарыто сердце катакомб, и от него полые корни оплетают почти весь город. Попадая сюда, сразу вспоминаешь, за что так ненавидишь Гнилье с его мерзким запахом. Меж богатых белокаменных домов местной знати стояла ткацкая мастерская. Сама маленькая, невысокая, но отсюда выходили лучшие знамена, полотна и гобелены тонкой работы знаменитого мастера. Ткач пропустил Фатэля, неприветливо втянул Писаря внутрь и затворил. Под станком в полу скрывался люк. Еще один, подумал Писарь. Когда-нибудь стража совсем перестанет искать тайны в стенах и займется полами. Тогда настанет век невидимых дверей. Вдвоем они спустились по потайной лестнице в тоннель, не успел Писарь привыкнуть к темноте, снова наверх, еще люк, теперь каменный. Фатэль откинул его, и они вылезли в просторное помещение, с высокими, почти дворцовым стенами. Окна находились прямо под аркообразным потолком, потому никто не мог заглянуть внутрь. Писарь опустил сверток. Из зеленой ткани выглянули клинки.