Чары тьмы - Керр Катарина

Время от времени, встречаясь взглядами, Гвенивер и Рикин улыбались друг другу. Этот обмен взглядами казался полным напряжения и любви, словно их сердца были наполненными до краев кубками, жидкость в которых дрожала, но никогда не переливалась через край. Между Гвенивер и Рикином установился такой прочный контакт, что Невин не мог не увидеть, как паутина бледного света в их аурах, сформированная из обычной сексуальной энергии, трансмутировала в магическую связь. Невин не сомневался, что между ними также перетекает сила, и каким-то образом один всегда знает, где находится другой в самые трудные моменты сражения. Они обмениваются мыслями инстинктивно, сами этого не осознавая. Такое использование таланта Гвенивер к двеомеру приносило Невину боль.

— А теперь, добрый Невин, вы должны отправиться в дан, — наконец сказала Гвенивер. — Вас заставил вернуться двеомер?

— Не совсем. Почему? Что-то случилось?

— В некотором роде, — Рикин огляделся по сторонам и стал говорить тише. — Видите ли, дело в нашем сеньоре. У него постоянно плохое настроение, и никто не может развеять его.

— Глин все время погружается в мрачные размышления о разных вещах, — добавила Гвенивер — тоже шепотом. — Говорит, что в конце концов не может быть истинным королем и другую полную чушь. Королева боится, что он сходит с ума.

Они оба посмотрели на Невина, ожидая, что он решит все проблемы. Старик чувствовал себя таким беспомощным, что от их веры в него чуть не расплакался.

— Что-то не так? — спросила Гвенивер.

— Просто, черт побери, я так устал за эти дни! Невозможно видеть, в каком состоянии находится страна! Я ничего не могу сделать, чтобы прекратить страдания людей.

— Боги! Не вам это останавливать. Не надо так сильно расстраиваться. Разве вы не помните, что сказали королю, когда он так горевал о смерти Даннина? Только тщеславие заставляет человека думать, что он в состоянии отвратить чей-то вирд.

— Тщеславие? Ну, пусть будет так.

Не думая, Гвенивер дала ему то самое слово, которое ему требовалось услышать. «Тщеславие, во многом похожее на тщеславие Глина, — подумал Невин. — В моем сердце я все еще принц, и считаю, что королевство до сих пор вращается вокруг меня и моих дел.» Напомнив себе о том, что он — только слуга, ожидающий приказа, Невин внезапно почувствовал уверенность, что приказ придет. Когда-нибудь он снова увидит, как сияет Свет.

Когда они отправились вверх в дан, слуги выбежали им навстречу. Они собрались вокруг Невина, словно он на самом деле был принцем. Оривейн настоял, чтобы выделить ему роскошную комнату в главном брохе, и лично проводил его туда. Пока Невин распаковывал вещи, камерарий передавал ему разные слухи. У лорда Гветмара и леди Маклы — два сына; принц Мейл все еще в башне; Гавра, прежняя ученица Невина, теперь стала городской травницей.

— А что наш сеньор? — спросил Невин. Глаза Оривейна потемнели.

— Я организую личную аудиенцию на сегодняшний вечер. После того, как вы с ним встретитесь, мы сможем поговорить дальше.

— Понятно. А что Саддар? Он все еще при дворе или наконец уехал?

— Он мертв. Умер при подозрительных обстоятельствах. Это случилось прямо после того, как вы покинули нас тем летом. У него начались странные боли в желудке.

Когда Невин выругался себе под нос, лицо Оривейна сделалось непроницаемым. Не приказал ли сам король отравить старика? Или кто-то из верных придворных решил подсуетиться после того, как единственный травник, который мог спасти Саддара, уехал? Впрочем, стоит ли теперь об этом думать!

Во второй половине дня Невин спустился вниз в Кермор и разыскал Гавру, которая жила с семьей брата над гостиницей. Она со смехом бросилась к Невину в объятия и повела его наверх в свою комнату — для беседы. Она выросла в красивую молодую женщину, стройную и привлекательную. В ее темных глазах светились острый ум и проницательность. Комната Гавры была полна трав, баночек с мазями и других вещей, необходимых в ремесле травницы. Все аккуратно лежало по полочкам. Кроме того, в комнате имелись узкая кровать и деревянный комод, а у камина висела люлька. В ней спала хорошенькая девочка месяцев десяти от роду.

— Младший ребенок твоего брата? — спросил Невин.

— Нет, моя. Ты презираешь меня за это?

— Что? Что заставило тебя так думать?

— Ну, мой брат вовсе не обрадовался, получив в семью незаконнорожденного ребенка. Мне просто повезло, что я сама могу зарабатывать деньги, чтобы прокормить нас с дочкой.

Словно догадавшись, что говорят о ней, девочка зевнула, на мгновение открыла васильковые глаза и снова заснула.

— Почему ее отец не женился на тебе?

— Он уже женат. Я знаю, это глупо, но тем не менее я его люблю.

Невин сел на деревянный комод. Он никогда не ожидал, что его умная Гавра окажется в таком положении. Женщина оперлась о подоконник, глядя в окно на стену соседнего дома и небольшой пыльный двор с курятником. Больше из окна ничего не было видно.

— Ее отец — принц Мейл, — резко сказала Гавра. — Мой несчастный любимый пленник.

— Боги!

— Прошу тебя, никому не говори. Моего ребенка могут убить, если станет известно, что здесь в городе у Элдиса есть незаконнорожденный ребенок королевской крови. Я всем сказала, что ее отец был одним из воинов короля по имени Дагвин, которого убили в прошлом году. Видишь ли, мне помогает леди Гвенивер. Дагвин славился любовными похождениями. Все поверили мне и больше ни о чем не спрашивали.

— Значит, Гвенивер — единственная, кто знает?

— Да. Даже Рикин не знает. — Гавра замолчала и посмотрела в колыбель с деланной улыбкой. — Я не могла держать это в себе и вообще никому ничего не сказать, а Гвенивер — жрица. Однако это грустно. Рикин иногда заходит и дает мне денег на дочь своего друга. Кажется, маленькая Эбруа много для него значит.

— В таком случае, лучше, чтобы он никогда не узнал правды. Но как же это случилось? Разве что ты умеешь летать по воздуху, как птица?

— О, я взбиралась в башню по ступеням лестницы, как и все люди, — слегка посмеиваясь ответила она. — Вскоре после твоего отъезда у принца начался жар, а все лекари отправились вместе с армией. Поэтому Оривейн послал за мной, чтобы сохранить жизнь ценному трофею. Боги, мне стало так жалко Мейла, и Оривейн позволил мне навещать его, как обычно делал ты. Мейл предложил научить меня читать и писать — просто от скуки. Я ходила к нему, мы вместе читали, потом стали друзьями и… — она многозначительно пожала плечами.

— Понятно. А он знает о ребенке?

— О, как он может не знать? Мой бедный любимый пленник.

Когда Невин вернулся в дан, то отправился наверх в башню навестить принца. Его комната совсем не изменилась, а вот Мейл из рослого юноши стал крупным мужчиной. Теперь он с серьезным видом расхаживал по комнате вместо того, чтобы метаться из стороны в сторону, как делал прежде. Он был мертвенно-бледен, и из-за алебастрового цвета кожи его волосы цвета воронова крыла выглядели еще темнее. С удивлением Невин понял, что прошло семь лет с тех пор, как принц в последний раз выходил на солнце.

— Не можешь представить себе, как я рад тебя видеть! — воскликнул Мейл. — Мне сильно не хватало моего учителя.

— Прости меня. Двеомер призывает человека следовать странными путями. Хотя, кажется, я оставил тебе кое-какое утешение. Я говорил с Гаврой.

Принц покраснел и отвернулся.

— Да, это странно, — выговорил он. — Когда-то я думал, что женщина-простолюдинка не стоит моего внимания. Теперь же я все чаще задумываюсь над тем, что может дать Гавре такой бедняга, как я.

— Да, у вашего высочества на самом деле тяжелый вирд.

— Ну, не такой тяжелый, как у многих. Видишь ли, я устал жалеть себя. Некоторые люди подобны ястребам, они умирают молодыми в сражении. А я — маленький зяблик, которого держат в королевской клетке и который мечтает о деревьях. Но это милая клетка и в моей кормушке достаточно зерна.

— Правильно.

— И книги, которые ты оставил мне здесь, приносили все большее и большее удовлетворение. А Гавра нашла для меня кое-что интересное у книготорговца в храме Вума. Это полный перечень работ философа по имени Ристолин, который писал во Времена Рассвета. Он был из руманов?