Брат Посвященный - Рассел Шон

Завидев отчима, Нисима послала ему полную искренней любви улыбку. Молодая женщина отдала зонтик служанке и, сняв сандалии, вошла в летний домик. Оба князя церемонно ответили на ее поклон.

— Нисима-сум, очень любезно, что ты решила составить нам компанию.

— Очень любезно, что вы пригласили меня сюда, дядя. — Девушка достала из рукава веер в форме большого листа гинкго и начала непринужденно обмахиваться. — Князь Комавара, как приятно снова видеть вас так скоро. Вам понравился прием у императора?

— Очень понравился. Звуки вашей музыки с того вечера запали мне в память и теперь услаждают мои дни.

— Вы слишком добры, — отвечала Нисима; было видно, что похвала не оставила ее равнодушной.

— Ты уже познакомилась с нашим новым духовным наставником? — поинтересовался Сёнто.

Нисима изучающе посмотрела на Сёнто, пытаясь отыскать на челе отца следы переживаний после утреннего покушения, однако не увидела в его лице ни забот, ни тревог. Князь выглядел совершенно безмятежным, и Нисима украдкой покосилась на его гостя.

— Еще нет, мой господин, но, насколько мне известно, он должен прийти сюда.

Сёнто кивнул головой в сторону тропинки — юный монах ордена ботаистов не спеша поднимался по склону.

«Да, — подумала Нисима, — это он, я его помню». Маленький монах на бойцовской площадке вновь встал у нее перед глазами. Остальные единоборцы были такими огромными, а этот мальчик выглядел совсем хрупким и в то же время совершенно спокойным. То же спокойствие чувствовалось в нем и сейчас. Глядя на приближающегося брата-ботаиста, Нисима вдруг ощутила внезапную робость, ей захотелось немедленно спрятаться. Почти в панике она посмотрела по сторонам, но годы обучения выдержке взяли свое, и девушка справилась с нахлынувшим волнением. Однако этот всплеск эмоций встревожил ее и вывел из равновесия.

Суйюн остановился у порога летнего домика и поклонился своему господину и его гостям.

— Брат Суйюн, присядьте рядом с нами, — пригласил Сёнто и сделал знак слугам. Те убрали отдельные столики и вместо них поставили один большой стол, за которым хватало места всем четверым. Этот жест удивил Нисиму: обычно за общим столом собирались только члены семьи.

Князь официально представил Суйюна княжне Нисиме и князю Комаваре. Ни та, ни другой ничем не выдали своего явного интереса к юному инициату. Особенное любопытство разбирало Нисиму, которая слышала о том, какую силу продемонстрировал монах утром.

Слуги подали все необходимое для чайной церемонии, и княжна Нисима, одна из самых знаменитых хозяек столицы, занялась приготовлением чая, одновременно поддерживая беседу. На князя Комавару, которого немного пугали чересчур рафинированные манеры столичных женщин, такт и обаяние Нисимы произвели огромное впечатление.

Чайная церемония, как и другие занятия аристократов, была особым ритуалом со своей эстетикой, хотя столичная знать придерживалась канонов не так строго, как некоторые фанатичные секты, существовавшие в империи. Используя неистощимое воображение, княжна Нисима умела оживить традиционную церемонию и придать ей оригинальность. Сегодня она решила представить гостям нечто особенное, такое, что никто из них не мог бы связать с классическим чаепитием. Теперь Нисиме оставалось только придумать, как воплотить свою идею естественным и непринужденным образом.

— Вы поедете в Сэй вместе с князем Сёнто, брат Суйюн? — спросил монаха Комавара. Он отчаянно старался не пялиться на княжну, хотя это усилие заставило его собрать в кулак всю волю солдата.

— Если князь Сёнто пожелает того, — сухо ответил Суйюн.

В сердце Нисимы внезапно вспыхнула досада на монаха за его холодность и сдержанность. Все они такие, думала девушка. Глядя на Суйюна, сидящего напротив нее, она пыталась разобрать истинное лицо этого человека за непроницаемой маской. Такая же одержимость овладевала Нисимой и в общении с братом Сатакэ, предыдущим духовным наставником Сёнто. Она готова была на любые уловки и проказы, лишь бы заставить Сатакэ-сум улыбнуться или разозлиться — проявить хоть какие-нибудь человеческие чувства, однако почти всегда ее попытки оканчивались полной неудачей.

Заварив и подав чай по всем правилам, княжна Нисима принялась расспрашивать Комавару о его родной провинции, о варварах и их обычаях. Комавара отвечал ей, следя за тем, чтобы разговор не выходил за приличествующие рамки.

— Ими движут иные побуждения, госпожа Нисима. Вы не сможете понять их уклад в привычном для нас смысле. И кто знает, что произойдет дальше? Я не умею предсказывать будущее, поэтому прошу меня извинить. — Комавара отвесил иронично-искренний поклон.

— Князь Комавара, вам не нужно извиняться за неумение предсказывать будущее. Уж это я могу делать и сама.

Прекрасно знакомый с чувством юмора своей падчерицы Сёнто подхватил игру:

— Ниси-сум, как же так вышло, что я не подозревал об этом твоем таланте? Или он просто затерялся среди множества других дарований?

— Нет, мой господин, — лукаво улыбнулась Нисима. — Все так, как вы и предположили. С вашей проницательностью вы бы обязательно заметили эту блестящую способность вашей любимой дочери, но, видите ли, дело в том, что я сама открыла ее только сегодня утром. Это случилось сразу после восхода солнца. Я сидела и расчесывала волосы, и вдруг на меня снизошло… — девушка широко раскрыла глаза, — Великое Озарение! Да-да, именно так, и я тут же подумала, что обязана предсказать всем своим близким их будущее. Я решила, что это им очень пригодится.

— Вот как, — произнес Сёнто, сохраняя серьезное выражение лица. — Значит, Великое Озарение! Известен ли братьям-ботаистам сей феномен, Суйюн-сум?

— Конечно, ваша светлость. Все знают, что чаще всего Великое Озарение осеняет людей, когда они расчесывают волосы. Как раз поэтому монахи-неофиты наголо бреют головы, чтобы Великое Озарение не стукнуло их раньше, чем они будут готовы к столь знаменательному событию. — Закончив высказывание, Суйюн едва заметно улыбнулся, отчего Нисима внутренне затрепетала.

«Живой человек под маской!» — едва успела подумать она, но улыбка уже исчезла, и напротив за столом снова сидел один из Молчаливых, лицо которого выражало абсолютное бесстрастие.

— Ну что ж, госпожа Предсказательница, лично мне очень интересно узнать результаты вашего Великого Озарения, если вы окажете нам честь и поделитесь откровениями, — шутливо проговорил Сёнто.

— Охотно, мой господин, хотя должна предупредить всех вас… я не имею никакого отношения к тому, что вы услышите о своем будущем, — ни к плохому, ни к хорошему.

— Договорились. Наша судьба зависит только от богов, — сказал Комавара и, вспомнив про монаха, добавил: — Если будет на то милость Ботахары.

Все собравшиеся сделали вид что не слышали упоминания о богах — мифических созданиях, веру в которых сменила ботаистская религия, — но слова молодого князя все же заставили Сёнто подумать: «Он и вправду провинциал».

Из рукава кимбтю Нисима извлекла изящный мешочек из черной кожи, украшенный узором в виде цветов белой глицинии. Она потрясла мешочек, и, услыхав звон монет, все тотчас рассмеялись: хорошо знакомый звук означал, что внутри находятся гадательные монетки кован-синг.

Кован-синг был одним из бесчисленных способов прорицательства, распространенных в Ва. За многие века предсказатели будущего перепробовали почти все: кости, черты лица, камни, кристаллы, кишки животных, карты, даже доску ги-и. Тем не менее история доказала, что самый верный способ гадания — это кован-синг, так как им пользовались еще древние люди — те самые, на смену которым пришли Пять Князей, а было это так давно, что о точной дате летописцы спорили до сих пор.

— Ну, кто первый? — спросила Нисима, позвенев монетками.

— Предоставим эту честь князю Комаваре, — предложил Сёнто.

Чтобы освободить на столе место для монеток, чашки и бокалы сдвинули в сторону.

— Вы готовы узнать свое будущее, князь Комавара? — вопросила княжна.

Комавара кивнул, и Нисима быстрым движением бросила на стол семь серебряных монеток. Все подвинулись поближе, чтобы рассмотреть выпавшую комбинацию.