Жертвы обстоятельств - Ролдугина Софья Валерьевна

Но вслух я сказать этого не мог. Я произнес совсем другие слова:

«Твои условия лишают меня половины удовольствия. Зачем мне соглашаться на них? Не лучше ли получить тебя без всяких условий?»

Когда я замолчал, эта синеглазая дрянь засмеялась.

«Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал он, и мне, князю, стало страшно от слов простого мальчишки. — Ты не станешь этого делать. Тебе интереснее будет, если я приду добровольно. Сын Нейарана подчинится тебе. Разве не это — твоя мечта?».

«А если я скажу, что этого мало?» — спросил я. Но мысленно уже согласился на сделку.

Максимилиан не раздумывал долго.

«Тогда я предложу тебе еще и Тая. На тех же условиях. Не причинять необратимого вреда, не рассказывать никому о своих играх. Все остальное он тебе позволит».

«Ты уверен?».

«Ради меня он и не на такое пойдет», — рассмеялся жестокий мальчик.

Я восхитился Максимилианом.

Я принял его условия.

И, хотя за весь срок договора я ни разу не прикоснулся к Тантаэ, мальчик стал предателем. Дважды. Сначала он предал память Нейарана, вручив свою жизнь его врагу. Потом — предал Тантаэ, когда решил за него, что унижение лучше смерти…

— Хватит, — в коротком слове прозвучала почти мольба, но я совсем не стыдилась. Слушать рассказ о том, каким был Ксиль… о том, каков он на самом деле…

Нет, это было невыносимо.

Акери приподнялся на локте так, что наши лица оказались на одном уровне.

— Тебя шокировал мой рассказ?

— Нет, — угрюмо откликнулась я. — Ну вот ни фига… Извините, — смутилась я, когда в губы Акери дрогнули в намеке на улыбку. — То есть не слишком шокировал. Но мы с Ксилем потом обсудим мои чувства наедине, — добавила я с намеком, поднимаясь и демонстративно перешагивая через Акери. Даже если он не закончил с исторически-истерическими рассказами, то мои нервы уже точно истощились. Продолжит в другой раз, если Ксиль будет не против. Я лично вполне обойдусь без этих откровений.

Как будто раньше не ясно было, что князь запросто распоряжается не только своей жизнью, но и чужими.

— Уходишь? — окликнул меня Акери.

Я обернулась. Он лежал на ступенях на животе, подперев подбородок ладонью, и глядел на меня равнодушно-загадочными глазами сиамской кошки.

— Да. Спасибо за рассказ, было очень интересно.

— А ты не хочешь спросить, почему я выполнил обещание и помог Максимилиану?

То, как это было сказано, подразумевало: «Хочешь или нет, но ты меня дослушаешь, девочка».

Наверное, у меня сработали инстинкты, заставляющие детей слушаться взрослых, особенно когда те слегка… гм, недовольны.

— Не хочу, но скажи, если хочешь, — вздохнула я, почти заставив себя вновь обратиться к Акери на «ты», а не на «вы».

Старейшина опустил ресницы — почти кокетливо.

— Я помог ему, потому что люблю его.

— Его все любят. Приятно было пообщаться, — уже откровенно грубо рявкнула я и развернулась.

Вслед мне долетел смех.

«О, нет, маленькая, я люблю его совсем не так… А так».

Перед глазами вспыхнула отвратительно яркая и живая картинка. У меня аж зубы свело от злости… А щеки загорелись так, что от них можно было прикуривать Рэмовы сигареты. Подозрения в самом ужасном взорвались в моей голове тысячей голосов.

Было противно.

А еще меня мучило ужасное предчувствие, что я где-то сама себя обманула.

— Послушай, Акери, — процедила я, опираясь на стену и глядя через плечо. — У меня очень большой опыт оправдания Ксиля. После того жертвоприношения я уже не думала, что меня что-то сильно зацепит. Но у тебя получилось. Поздравляю. Счастливо оставаться.

Я ущипнула себя за запястье, прогоняя навязчивые картинки, и вихрем взлетела по ступеням. К концу забега у меня легкие почти разрывались, но здоровая злость замечательно придавала сил. Даже лучше, чем энергетик.

Хлопки двух дверей — входной и в комнату — почти слились в один.

Ксиль безмятежно сидел на коврике у камина и смотрел на пляску пламени. Красивый до одури.

Зараза. Вряд ли он сильно изменился с тех пор.

Дэйр, возлежащий на кровати с книгой, поспешно закрыл ее и, вглядевшись в мое лицо, обреченно поинтересовался:

— Нэй, все в порядке?

Я скрипнула зубами. Дэриэлл мне пока был побоку.

Ксиль вжал голову в плечи. Слышит мои мысли — наверняка.

Хорошо. Значит, дойдет лучше.

— Значит так, мой хороший, — вместо внушительного, опасно низкого тона получилось какое-то нервное шептание. — Ты, конечно, у нас существо не моногамное. Как там было — «многие девушки считают, что у них есть ты»? Ну и замечательно, — ухмыльнулась я в шакарском стиле. — Развлекайся с ними, сколько хочешь. Но только попробуешь заглядеться на Акери — я тебя на листочки нашинкую, понятно?

Ксиль медленно обернулся ко мне — ошарашенный, почти до глупого хлопанья ресницами.

— Эй, Силле, а она ведь действительно ревнует!

Я медленно начала осознавать, что это такое только что наговорила.

Меня бросило в пот.

— Ревнует? — скептически поднял бровь Дэриэлл и вдруг обрадовался: — А ведь и правда, — и тут же помрачнел: — Бездна, ревнует — значит, любит.

Ксиль просиял улыбкой. Очень многообещающей улыбкой.

Я готова была со стыда под землю провалиться.

Но бездны с две взяла бы назад бы хотя бы одно свое слово!

Глава 8. Новый виток

Эмоции в комнате витали такие, что черноту можно было горстями черпать. Я злилась и мучалась от стыда. Ксиль держался нервозно, и в кои-то веки, кажется, был неуверен в себе. Дэриэлл выглядел почти безмятежным, но стоило приглядеться…

Уголки губ опустились вниз, взгляд стал спокойным и немного отрешенным — этаким «целительским профессиональным», пальцы, сцепленные в замок, сжимались так крепко, что костяшки побелели… Спокойствием, умиротворением или хотя бы просто хорошим настроением здесь и не пахло.. А все Акери виноват. Иначе с чего бы Дэриэлл стал строить из себя «аллийца благородного среди чужаков»?

Тут в голове что-то щелкнуло.

Я заметила, что у Дэриэлла побелели костяшки пальцев… и заметила не в первый раз. А ведь раньше на коже, высветленной отравой Древних, такие вещи не были видны! Может, под влиянием регенов князя яд постепенно выводится?

Ксиль радостно вскинулся, уже готовый развить тему, и я тут же вспомнила, с каким настроением вошла в эту комнату и почему.

— Рассказывай, — я села на ковер рядом с князем. От камина тянуло приятным сухим жаром. На каменном постаменте среди углей и языков пламени прятался, как наседка в гнезде, старинный металлический чайник, в котором тихо булькал кипяток.

— Что рассказывать? — Ксиль взмахнул длиннющими ресницами и скромно потупился.

Обычно, что уж скрывать, такая манера держаться, немного уравнивающая нас с князем в возрасте, мне импонировала, но сейчас кокетство и нарочитая инфантильность вызвали только вспышку раздражения.

— Что за отношения у вас с Акери, — произнесла я сухо, без эмоций, хотя внутри закипала жуткая смесь из нерассуждающей ревности, брезгливости — по большей части к так не вовремя появившемуся старейшине, злости на свои чувства… и жалости, почти болезненной.

А еще — жутко хотелось протянуть руку, коснуться Ксиля, чтобы убедиться, что он — все тот же, и никакие слова его не испачкают. Но я держала себя в узде. Сначала — дело.

— Точнее, что за связь между тобой, Акери, Тантаэ… и Ириано, — добавила я, подумав.

Сын лучшего друга в услужении у условного врага — это, как минимум, странно.

Максимилиан зябко передернул плечами, и когда я встретилась с ним взглядом, от неуместной игривости не осталось и следа. И юным назвать его лицо было уже нельзя. Просто язык не повернулся бы.

У трепетных юношей таких глаз не бывает.

— Иногда, Найта, ты становишься очень похожей на свою мать, — медленно произнес князь, слегка щурясь. Иллюзия уязвимости. Как будто ему причинял неудобство горячий воздух от камина…