— Ладно, поверю. Только брать его руками не буду, ловить это членистоногое будешь ты. — Но Хайлин совершенно без опаски забралась по камням наверх и голыми руками сняла паука с потолка. Он действительно спокойно дался ей в руки, словно какой-то домашний котёнок.
Получается, с той стороны горы Красный Лотос, а тут Серебряный Лотос. Разграничение территории. Тогда сквозного прохода может и не быть.
Быстренько засунули в самодельную коробку мохнатенькую тварюшку и вернулись к дому, двигаясь уже по полной темноте. Хайлин темнота не смущала, она двигалась по ночному лесу, как я по Невскому проспекту.
— Я с тобой рассчиталась? — Когда, через сутки отдыха, утром я скомандовал выход, нашу мечницу вдруг заинтересовал этот животрепещущий вопрос.
— Если я за эту животину выручу больше тысячи, то да. — Согласился я, испытывая большое сомнение. Вот сомневаюсь, что кто-то согласится купить маленького паука за тысячу золотых или больше.
— Тогда я хочу остаться тут. Дома. Дождаться сестру, вдруг она где-то задержалась, придёт, а тут такое. — И она неопределённо махнула на полуразрушенное строение.
— Без тебя мы отсюда не выберемся. — Вспомнил я рассказ Хайлин о том, что в этих лесах с её помощью сгинул целый отряд наёмников.
— До ярмарки я вас провожу. — Пренебрежительно махнула она рукой. — Тут рядом, день пути.
— Хорошо. Проводишь нас и можешь возвращаться. — Всё равно она мне не нужна, с карьерой авантюриста я твёрдо решил завязать.
На Зелёного Оленя мне теперь было не надо, Сенила отдала мне жилу от своего сломанного лука. Жила была достаточно длинной, чтобы её хватило на парочку арбалетов, которых мы, кстати, тоже лишились.
— Хозяин, а мне можно тут остаться? — Квадро явно впечатлили их ночные упражнения с Хайлин. Он даже вспомнил просительный тон, хотя в последнее время отвечал мне довольно грубо, окончательно разозлив. Я даже пообещал себе, что избавлюсь от ненужного мне теперь конюха, как только доберёмся до цивилизации. — Помогу дом восстановить.
— Оставайся. — Внешне показывая сомнение, (хотя глубоко внутри вздохнув с облегчением) согласился я. — Но учти, если я вдруг приду, а тебя тут не будет, можешь считать себя свободным. Искать тебя я не собираюсь. Уйдёшь отсюда — снимай ошейник.
Сейчас, когда у меня не было денег от слова совсем, избавиться от этих двух лишних ртов было идеально. А хочет пацан променять цивилизацию на возможность пыхтеть на ком-то каждую ночь — его трудности. И продавать его теперь не придётся. Но если он отсюда уйдёт, оставаясь моим рабом, то за все его действия буду отвечать я. Оно мне надо? Так что, если уйдёт — свободен.
До ярмарки оказалось не так и близко, кстати, добирались мы туда пару суток, а не один день. Снова пришлось в некоторых местах прорубаться сквозь кустарник, да и болото на пути тоже было.
Дошли к вечеру следующего дня. Ни Хайлин, ни Квадро со мной в деревню не пошли. Несмотря на приближающуюся ночь, они тут же развернулись в обратный путь, коротко попрощавшись. Парень даже взгляда не бросил в сторону своих любимых лошадок, у него теперь другой объект поклонения.
Ярмарку решил всё же посетить. Была мысль продать иголки с берика, что мёртвым депозитом валялись в отдельном рюкзаке, притороченные к одной из лошадей. Ещё и книги не хотелось выбрасывать из моего цветного неработающего портфельчика.
Но вышел облом. Товар, магическое назначение которого было и так понятно, принимала только маг-гильдия, которая в деревне отсутствовала, а остальные отказывались категорически. Предлагать паучка хоть кому-то, после такого твёрдого отказа, я тем более не рискнул. Ничего, будут и другие возможности.
— Вы всё же пришли. — Я, решив продать одну из лошадей, зашёл на лошадиный рынок. Лошадей я как-то ни разу не продавал, вот и растерялся сначала. Но тут услышал знакомый голос, в котором почти не было прошлой ленцы или надменности, а была искренняя заинтересованность.
— Да, дела меня немного задержали. — Это оказался продавец лошадей, через которого граф тогда передавал привет своему старому другу. — Ну как, вспомнил ваш предок Цетона Факела?
— Да, вспомнил. — Солидно закивал тот в ответ. — Даже просил передать ответный привет и приглашение заходить в гости.
Ага. Вот этот «Гордый» обрадуется визиту призрака-то!
— Приглашение я передам, когда снова увижу Цетона. Мы расстались буквально пару дней назад, но когда снова увидимся, не знаю. У магов своеобразное отношение к времени.
— Я понимаю, у магов всегда много дел. — Степенность в речи и гордая поза для меня выглядела смешно, но я оставался серьёзным. — Вам же был нужен хороший конь? Смотрю, вьючных Вы уже приобрели. — И он кивнул на зверюг, что я вел в поводу. — Зря не у нас, продали бы по хорошей скидке, как другу друга основателя.
— Не, этих я давно купил. — Хмыкнул внутри себя от выражения «другу друга». Сомневаюсь я, что для продавцов такие рекомендации что-то значат. Сам бывший продавец. — Повозка застряла в местных болотах, пришлось бросить. — Решил я поделиться бедой, а заодно и попробовать воспользоваться знакомством. — Вот, думаю, продать с неё ремни, да и одну лошадку пристроить в хорошие руки. Не поможешь? Посоветуй, к кому тут можно обратиться, а то я лошадей ни разу не продавал до этого.
Тот степенно огляделся, потом оценил взглядом лошадей.
— Пять золотых. — Наконец выдал он вопросительно. Учитывая, что этих лошадей я покупал под строгим руководством призрака, и цену на них я помню отлично, понял, что меня приглашают поторговаться. Понятно, я снова не выгляжу, как благородный. Всё же надо будет приобрести другой костюм, это белое платишко снять. Если деньги появятся.
— Не, лучше пятьдесят. — Видя, как тот удовлетворённо кивнул, понял, что угадал. Да, благородные не торгуются, но у торгашей другой кодекс, а он почему-то принял меня за своего.
В итоге торговались мы минут пять. Сошлись на пятнадцати золотых и десяти серебряных за сбрую. Сам я в своё время за двух лошадей отдал двадцать монет, но граф сразу говорил, что это очень дёшево. Теперь-то я понимаю, что меня тогда обманули почти на сотку, а потеря десятки на лошадях прошла как замануха.
— А ремни какие? — Спросил он, когда мы «ударили по рукам» за лошадь.
— Из кожи игристой ящерицы, конечно. — Сделал обиженно лицо. — Не из воловьей же. — Мы вместе понятливо засмеялись над лохами, которые не понимают разницы, а я мысленно ещё раз пообещал себе найти того пройдоху, что тогда нагрел меня с этими ремнями. Потерю сотни золотых я простить могу, а вот выглядеть смешным — ненавижу!
Ремни лошадник взял за восемьдесят, сказав, что ремонтом они вроде как не занимаются, профиль не их, но иногда бывает, что нужно срочно починить кому-то повозку, вот и пригодятся. Узнал, что покупал я первую повозку в столице, расспросил про тот двор, кивнул, что знает, товар качественный.
— Ваше благородие, может, слезете уже, холодно. — Из-за бортика крыши показался один из местных «вышибал». Стоял он на лестнице, опасливо оглядываясь, как будто боясь, что упадёт с трёхметровой высоты и прямо убьётся насмерть.
Уверен, этого, так сказать воина, послал хозяин, что который день с большой опаской смотрит в мою сторону. Смотрит и молчит.
Мой нынешний собеседник рассматривал нового посетителя крыши с большим сомнением, подозревая, что пришедший хочет отобрать остатки угощения.
— Отвали, надо будет, слезу. — Приподнял я голову, потом повернулся к собеседнику и добавил на великом и родном. — А ты его не бойся, ешь, праздник всё же.
— Так я оставлю лестницу-то. — После паузы и с некоторым сомнением проговорил вышибала. — Позовите, если помощь нужна будет.
— Оставляй и вали! — Лениво и равнодушно отмахнулся я. Уж слезть с этой крыши я смогу и без лестницы. — Хотя, стоп! Пусть принесут ещё хлеба и вина. И тарелку из вечной керамики.
Надо бы обновить угощение для моего собеседника, а то простую глиняную тарелку он разбил.
