Хроники Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл

Так Турин стал жить в потаенном жилище Мима на Эмон–Руд; часто бродил он по траве перед входом в пещеру и смотрел на восток, на запад и на север. На севере видел он лес Бретил, обвивающий зеленью Эмон–Обел: и туда неизменно устремлялся его взор, хоть он и не знал почему, ибо душа его тянулась скорее к северо–западу, где во многих лигах отсюда, казалось ему, различал он Теневой Хребет, родные его горы. Вечерами же смотрел он на запад, где красное солнце опускалось в туман над дальними берегами и утонула в тенях долина Нарога.

В то время Турин много разговаривал с Мимом и, сидя наедине с ним, слушал его мудрые речи и рассказы о его жизни. Мим вел род от тех гномов, что в давние дни были изгнаны из гномьих городов на востоке, задолго до возвращения Моргота забрели они в Белерианд. Они стали меньше ростом и утеряли многое из кузнечного мастерства, и, привыкнув жить украдкой, ходили согнувшись и крадучись. До того как на запад пришли через горы гномы Ногрода и Белегоста, эльфы Белерианда не знали, что это за существа, и охотились за ними, но потом оставили в покое, прозвав Ноэгшп Нибии,что в наречии синдаров означает Малые Гномы, то есть карлики. Карлики никого не любили, кроме себя, и если они боялись и ненавидели орков, то эльдаров ненавидели не меньше, в особенности Изгоев: ибо нолдоры, говорили они, украли их земли и жилища. Задолго до того, как прибыл из–за Моря король Финрод Фелагунд, они нашли пещеры Нарготронда и начали рыть там ходы; да и под вершиной Эмон–Руд, Лысой Горы, неспешные руки карликов все долгие прожитые там годы пробивали и углубляли пещеры, не тревожимые Сумеречными Эльфами лесов. Но в конце концов они выродились, и в Средиземье вымерли все, кроме Мима и его двоих сыновей, а Мим был стар даже по гномьему счету, стар и забыт. В его чертогах праздны были кузни и ржавели секиры, а память о карликах сохранилась лишь в древнейших преданиях Дориата и Нарготронда.

Пришла середина зимы, и выпал снег, обильней которого не видали прежде в речных долинах; и Эмон–Руд вся была засыпана снегом; говорили, что зимы становятся тем суровей, чем более возрастает могущество Ангбанда. Лишь самые крепкие телом осмеливались тогда выходить из дому; иные заболели, и всех мучил голод. Но вот как–то, в тусклых сумерках зимнего дня, внезапно явился меж изгоями человек — как им почудилось, огромного роста, в белом плаще с капюшоном; ни говоря ни слова, подошел он к огню. Когда же люди в страхе вскочили, он расхохотался и отбросил капюшон, а под плащом у него был большой сверток; и так при свете огня Турин вновь узрел Белега Куталиона.

Так Белег еще раз вернулся к Турину, и радостной была их встреча. С собою принес он из Димбара Драконий шлем Дор–Ломина, надеясь, что тем подвигнет Турина на большее, нежели прозябать в дебрях вожаком ничтожно малого отряда. Но Турин все не желал вернуться в Дориат, и Белег вопреки разуму, уступив своей любви, остался с ним; в то время много сделал он для блага Туринова отряда. Он лечил больных и раненых и давал им лембас Мелиан, и они излечивались скоро, ибо, хотя Сумеречные Эльфы и уступали в мастерстве и премудрости Изгоям из Валинора, в Средиземье их мудрость была для людей недосягаема. А так как Белег был силен и вынослив, зорок и прозорлив, он стяжал себе великий почет среди разбойников; но ненависть Мима к эльфу, незвано явившемуся в Бар–эн–Данвед, все росла, и часто он вместе с сыном своим Ибуном, ни с кем не обмолвясь словом, сидел в самых темных закоулках своего жилища. Турин, однако, мало внимания обращал сейчас на гнома, а когда закончилась зима и пришла весна, нашлись у него дела более важные.

Кто познает замыслы Моргота? В чьих силах постигнуть пределы мысли того, кто прежде был Мелькором, могущественным айнуром Великой Песни, а ныне Черным Властелином восседает на черном троне Севера, в лиходействе своем взвешивая все вести, что стекаются к нему, и провидя мысли и дела врагов своих глубже, нежели могут представить себе даже мудрейшие из них — кроме владычицы Мелиан? Часто тянулась к ней мысль Моргота — и сбивалась со следа.

И вновь пришла в движение мощь Ангбанда: и, словно длинные пальцы слепо шарящей руки, передовые отряды его войска нащупывали пути в Белерианд. Они пришли через Анах и захватили Димбар, а с ним все северные рубежи Дориата. Пришли они по древней дороге, что вела через длинную Теснину Сириона, мимо острова, на котором стояла Минас–Тирит, крепость Финрода, а затем через земли между Ма?лдуином и Сирионом и по краю Бретиля к Перекрестью Тейглина. Оттуда путь вел на Хранимую Равнину, но орки не углублялись в те края, ибо обитал там в дебрях незримый ужас, и с вершины красной горы следили за ними зоркие глаза, о которых они не ведали. Ибо Турин вновь надел шлем Хадора, и по всему Белерианду, под лесными кронами и над речными водами, летел слух, что Шлем и Лук, бесследно сгинувшие в Димбаре, восстали вновь. Многие из тех, что скитались тогда, не предводительствуемые никем и лишенные всего, но неустрашенные, воспряв духом, искали Двоих Вождей. В то время земля между Тейглином и западной границей Дориата была названа Дор–Ку?артол, Край Лука и Шлема; Турин же взял себе новое имя — Го?ртол, Шлем, Наводящий Ужас, и сердце его вновь взыграло. В Менегроте, в подземных чертогах Нарготронда и даже в сокрытом королевстве Гондолин узнали о славных деяниях Двоих Вождей; знали о них и в Ангбанде. И смеялся Моргот, ибо, благодаря Драконьему Шлему, сын Хурина был вновь открыт ему; и вскоре соглядатаи окружили Эмон–Руд.

На исходе года карлик Мим и сын его Ибун вышли из Бар–эн–Данвед, чтобы собрать в лесу кореньев для зимних припасов, и были схвачены орками. Тогда Мим вторично посулил провести своих врагов тайными тропами к своему жилищу, и все же он пытался отсрочить исполнение своего обещания и ставил условием не убивать Гортола. На это вожак орков со смехом ответил Миму: «Само собой, Турина, сына Хурина, мы не убьем».

Так был предан Бар–эн–Данвед, и орки явились туда в ночи, ведомые Мимом. Многие товарищи Турина были убиты во сне, но иные по внутренней лестнице поднялись на вершину горы и сражались там, и все полегли, и кровь их омыла серегоны, растущие на камнях. А на отбивающегося Турина набросили сеть, и он запутался в ней: его скрутили и уволокли.

И вот, когда все стихло, Мим выполз из темного закоулка; солнце вставало над туманами Сириона, а он стоял на вершине, среди мертвецов. Чуял он, однако, что не все они мертвы, ибо взгляд его встретился с другим взглядом — то был эльф Белег. С давней ненавистью шагнул Мим к Белегу и схватил меч Англахель, что лежал рядом с Белегом под телом одного из павших; но тут Белег, вскочив, вырвал у него меч и замахнулся на гнома, и Мим, вопя от ужаса, бежал с вершины. Белег же кричал ему вслед: «Отмщение рода Хадора настигнет тебя!»

Тяжелы были раны Белега, но он был могуч меж эльфов Средиземья и к тому же искусный целитель. Потому он не умер, и силы мало–помалу стали возвращаться к нему. Искал он среди мертвых Турина, дабы достойно похоронить его, но не нашел и понял, что сын Хурина жив и уведен в Ангбанд.

Почти без надежды Белег покинул Эмон–Руд и по следу орков пошел на север, к Перекрестью Тейглина; затем, переправясь через Бритиах, двинулся через Димбар к теснине Анах. Он почти нагнал орков, ибо те не спешили, охотясь по пути и не опасаясь погони, так как шли на север, а Белег даже в страшных дебрях Таур–ну–Фуина не свернул с пути, ибо не было в Средиземье более искусного следопыта. И вот как–то ночью, пробираясь по гиблому этому краю, он наткнулся на неизвестного, что спал у корней огромного сухого дерева; и, остановясь перед спящим, Белег увидел, что это эльф. Тогда он заговорил с ним и дал ему лембас, и спросил, что привело его в это страшное место; и тот назвался Гвиндором, сыном Гуилина.

С болью взирал на него Белег, ибо был теперь Гвиндор лишь согбенной и жуткой тенью себя прежнего — витязя Нарготронда, в Нирнаэт Арноэдиад подскакавшего с неистовой храбростью к самым вратам Ангбанда и там плененного. Не всех пленных нолдоров Моргот предавал смерти, так как были они искусны в кузнечном деле и в добывании руд и самоцветов; не убили и Гвиндора, но заставили трудиться в копях Севера. Эльфы–рудокопы могли иногда бежать тайными штольнями, ведомыми лишь им, и вот Белег обнаружил Гвиндора, когда тот, обессиленный, заблудился на неверных тропах Таур–ну–Фуина.