Рябиновая невеста - Зелинская Ляна

− И ты думаешь, эти твари всё ещё там? — Олинн внутренне поёжилась. — Война же закончилась…

− Не знаю. Но клянусь всеми богами, я бы не хотел встретить их снова.

А Олинн подумала, что до замка Бодвар за день она доберётся, если на лошади. Главное, успеть до заката, ведь твари Нидельхайма боятся солнца.

− Мне нужна лошадь, − тихо произнесла Олинн. — Помоги мне выбраться из замка.

— Ладно, пичужка, помогу, — ответил Торвальд и кривовато усмехнулся. — Меня теперь приставили к кухне отвечать за выпивку. Так что завтра я погоню подводы за элем и повезу из замка пустые бочки. Воинам короля понадобится много эля, − он провёл пальцами по усам, − переоденься в мужское, посажу тебя на одну из подвод, сойдёшь за мальчишку.

Глава 17

Олинн и подумать не могла, что не пройдёт и дня, как ей самой придётся повторить судьбу Фэды — бежать из собственного дома. Только вот в отличие от сестры, её никто особенно не сторожил. То ли Игвар понадеялся на её благоразумие, то ли был уверен, что бежать ей, и правда, некуда. Она вернулась в свою комнату и собрала котомку. Вечером заглянула служанка, сказала, что пришла от командора справиться, не нужно ли чего. Олинн велела передать командору, что вещи она собрала и к полудню готова уезжать. Пусть поспит спокойно, а то ещё и к её комнате приставят стражу. Хотя зачем? Она не Фэда, не ценная заложница. А в замке стража сейчас везде: на стенах, на галереях, во дворе, у ворот. Тут и мышь не проскочит.

Мышь не мышь, а пичужка сумеет…

Так и вышло. Ранним утром, когда из крепости собрались уезжать подводы с пустыми бочками, Олинн надела мужскую одежду, натянула шапку и выбралась через заднюю дверь кухни, туда, где её ожидал Торвальд. В сером рассветом сумраке она вполне сойдёт за мальчишку. Стражник на воротах осмотрел подводы, мечом потыкал в солому, которую проложили между бочками, чтобы не гремели и не бились, и в каждую заглянул — не прячется ли там кто. Торвальд вёл вторую подводу, и хоть он был ещё крепок, но специально горбился и прихрамывал, и волосы растрепал, чтобы совсем походить на старика, от которого не жди никакой беды.

Олинн думала только о том, чтобы побыстрее выбраться из замка. Но когда они проезжали через ворота, у неё внутри что-то дрогнуло и начало скручиваться в клубок нехорошего предчувствия. И она не знала, что это. Ожидание беды? Или грусть расставания с домом? Казалось, это Олруд не хочет её отпускать. Словно с каждым шагом между ней и тем, что осталось в замке, натягивается невидимая нить, которая отдаётся тревогой в сердце, и тянет, и болит. И ей бы хотелось отмахнуться от этого предчувствия, да не получалось. Она оглянулась на тёмную громаду замка и вздохнула.

Прощай, Олруд!

Торвальд доехал с ней до моста через реку, чтобы убедиться, нет ли там стражи короля. Но стражи не было. Видимо, все воины Гидеона отправились дальше на север, к Серебряной бухте. А здесь королю стало уже нечего опасаться.

У моста Торвальд достал седло, спрятанное под бочками, и, оседлав лошадь для верховой езды, протянул Олинн поводья.

− Ну вот, пичужка, лети. Да возьми кинжал, − он вложил ей в руку оружие. − Мало ли, кто в дороге попадётся — бей, не раздумывая, целься в горло. Если лихие люди, то бросай лошадь и беги в лес. А если попадутся воины короля, то поклонись и скажи, что тебя в Бодвар отправил замковый стивард, договориться насчёт ячменя. Скажи, что воинам командора понадобится много эля, а запасы на исходе, − он похлопал Олинн по плечу и добавил: − Какие у тебя глаза стали, будто чистый хризолит! Или я раньше не замечал? Ладно, торопись! И если уж совсем худо станет в Бодваре, то возвращайся или дай весточку, я спрячу тебя в дальней ситте… а там видно будет.

− Прощай, Торвальд! — она ловко спрятала кинжал, обняла старого вояку и, прихватив котомку, быстро взобралась на лошадь.

Не нужны ей долгие прощания! А то и так плакать хочется. И если верить тому, что сказал отец, пока она не добудет камень красновлосой колдуньи, ей стоит подальше держаться от тех, кого она любит. А как она его добудет? Да никак. Но у неё пока есть время, до Йоля ещё целая осень. А значит, надо найти другую вёльву и узнать, как снять проклятье и вывести с её ладони оставленные эрлем руны.

В рассветной дымке она махнула Торвальду на прощанье, переехала мост и отправилась в сторону Бодвара.

В дороге её мысли снова вернулись к Игвару, и Олинн не знала, как назвать то, что она ощущает внутри. Это было одно болезненное жгучее чувство, в котором спелось в клубок всё: ненависть, обида, злость, сожаление, воспоминания о том, как они шли от избушки Тильды в замок и разговаривали, и даже поцелуй на берегу реки. И Олинн думала о том, что если бы она всё это знала заранее, а стала бы она ему помогать? Стала бы, наверное… Только в замок бы не привела… Ведь он враг. И украл звезду, что могла бы спасти Олруд. Но он звал её за собой, предлагал бежать… А если бы она с ним ушла?

И всё было так сложно, но главное, чего она не могла простить Игвару, это даже не захват замка и то, что он выставил её перед всеми предательницей и продажной девкой. Главное, чего она не могла ему простить — обмана. Он обманул её доверие, он ей врал. И почему-то именно это ранило так сильно, как будто он был не просто незнакомцем, найденным на болотах, а близким, родным человеком. Это жгло где-то в груди так сильно, что хотелось вернуться обратно и ударить его, накричать, выплеснуть ему в лицо всю свою обиду. Но это было глупо.

Ей стоит его забыть. Вряд ли она ещё раз его увидит. А обиды проходят, и раны зарастают, и однажды наступит день, когда она сможет забыть колдовскую зелень его глаз.

Когда совсем рассвело, Олинн уже была далеко от крепости. За ночь небо затянуло плотной пеленой облаков, духота сгустилась, а воздух наполнился влагой. И всё вокруг замерло в ожидании дождя. Тишина стояла такая, будто в один миг птицы перестали летать, звери попрятались в чаще, а листья на деревьях застыли недвижимо. И только лягушки по-прежнему выводили свои трели на болотах, но как-то глухо и прерывисто, как бывает только перед дождём. И Олинн погоняла лошадь, надеясь, что до грозы успеет добраться до замка.

В Бодваре она была всего однажды, когда Тармол взял её с собой насчёт продажи зерна и обмена на дёготь и масло. Надо было кому-то пересчитать всё и записать. Но в тот раз они путешествовали на лодке по реке, и путь ей показался близким. А вот на лошади по дороге оказалось, куда как дальше, приходилось всё время огибать скалистые выступы, которых было много по ту сторону Эшмола. Река отдалилась и её шум затих, и оказавшись на развилке дороги, Олинн растерялась: куда же ей теперь ехать? Она потеряла все ориентиры, ведь эти места были для неё совсем незнакомыми. Она спрыгнула с лошади и принялась изучать следы. Смотрела, в какую сторону проехали телеги, и решила, что, видимо, там и будет замок, раз дорога такая раскатанная. Она повернула налево, но вскоре услышала шум ручья и стук деревянного колеса − оказалось, это дорога на мельницу, что стояла на ручье — притоке Эшмола. Пришлось возвращаться обратно. Потом она снова попала на развилку и опять потеряла время, а тревожное чувство в груди с каждым шагом лишь нарастало.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

А если она не доберётся до Бодвара засветло? В темноте её могут в замок и не пустить. И ночью на болотах оставаться ой как небезопасно!

Она вспомнила рассказа Торвальда о гончих и подстегнула лошадь. Небо начало темнеть, и на смену плотным облакам поползли иссиня-лиловые тучи. Олинн подумала, что если непогода застигнет её в дороге, то лучше бы загодя найти какое-то укрытие. Но по обе стороны виднелись лишь ольховники да осинники на пригорках, в которых не спрячешься от дождя и ветра.

И если бы хоть примерно знать, сколько ещё ехать до замка! Хоть бы попалась какая-нибудь подвода или всадник! Но напуганные войной, жители окрестных деревень попрятались кто где мог, и дорога была совершенно пустынна.