Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия

Женщина отскочила, заламывая руки для мольбы, и в мгновение каким-то образом оказалась за спиной, так что Манька едва успела повернуться лицом. И вместо мольбы голос ее прозвучал спокойно и уверено, в то время как улыбчивое лицо все еще продолжало улыбаться, привечая в болото.

— Вот увидишь, благо я! Ни горя у меня нет, ни мучений! Отведай моей стряпни, пока добром прошу! — она взглянула на Маньку строго, давая понять, что возражений не потерпит. — О-хо-хо!.. — расхохоталась она зло, прищурив один глаз. — Все вы у меня смирненькие да ласковые — ни один не взъерепенился! Манечка, сколько я прожила, в уме не поместится! Кто может мне угрожать?

— Иди ты! — Манька приготовилась ударить посохом, если Кикимора попробует еще раз тащить ее в болото насильно.

Но Кикимора уже стояла впереди, в другом месте, и тут, чего Манька от нее не ожидала, подскочила к ней, ткнув в нее длинное толстое шило. Манька лишь разворачивалась, чтобы встретиться с ней лицом, и только успела подставить руку, чтобы скосить удар, когда шило воткнулось в ладонь, пришпилив к телу, и ушло в бок, проткнув насквозь. Она почувствовала, как острая боль резанула до самого предплечья и в бедро в кость, заглушая боль сердца.

Кровь потекла из ран.

— Манька! — заорал перепуганный Дьявол, метнувшись между ними, защищая то ли ее, то ли Кикимору. — У меня! У меня поместится! Я дольше живу! О, череп и кости!.. — он запнулся на полуслове, когда Кикимора с маху проскочила через него. Заметив, что Манька наставила на нее посох, закричал еще громче: — Фу! Фу! Железом ее не засучишь!

Манька выдернула шило, краем глаза уловив через Дьявола, как через потустороннее зеркало, что Кикимора изловчилась и норовит воткнуть в нее другое шило, больше первого. Через Дьявола она выглядела расплывчато, и блатная краска с нее сошла, обеспечивая превосходную видимость, где у этой болотной облезлой и подгнившей ведьмы светилась ядовитая сердцевина.

Что произошло дальше, Манька объяснить не могла.

Она развернулась, отведя руку Кикиморы одной рукой, а второй всадила шило прямо ей в лоб, где она видела зеленоватую туманность, пробив череп.

Кикимора еще стояла, и туманность дымкой вытекала из ее головы, в то время как Манька с ужасом осознавала содеянное. Если бы каким-то образом ведьма сама на свое шило не налетела, она ни за что бы не подняла на нее руку, предпочтя навечно остаться в болоте. Все-таки было в Маньке что-то такое, что постоянно обеспечивало ей выживаемость. Не в первый раз случилось, что не успела подумать, как ее руками случилось все у нее на глазах. Так красиво получилось, будто был у Маньки черный пояс по сунь-вынь-фу!

Но до убиения дело не доходило…

Маньку всю трясло от страха, что некто был убит ее рукой, а еще больше оттого, что сама она висела на волосок от смерти.

Кикимора плашмя шмякнулась на тот самый пень, на котором хвалилась причесывать волосики и рассказывать сказоньки, заглядывая в глазоньки. Дьявол все еще с поднятыми руками метался по полянке, объятый ужасом, забыв, что нематериальный, дважды запнувшись за Кикимору, павшую в бою. В пылу битвы он, очевидно, пытался их остановить, но никто, как третью сторону, его не воспринял — даже Манька, но она, по крайней мере, не влезала в Дьявольское тело, тогда как Кикимора вообще никак не отметила его в обозрении, подскочив к ней как раз через его нематериальность.

— Ну!.. — наконец, остановился Дьявол, оттирая со лба пот, растерянно разводя руками над телом убиенной, глядя на нее потрясенно. — Да-а, — протянул он, — проткнула ты ее мастерски! — и тут же добавил, обличая: — Убивица ты, Манька! Сама-то понимаешь? Вот куда завела тебя упрямая дорожка! Ладно, — тупо рассматривая Кикимору, неохотно согласился Дьявол, — свидетелем буду… Самозащитный механизм сработал. Но, если честно, был у тебя мотив, угрожала ты ей… И она тебе… Но ведь не ты — она мертва! Следовательно, следователь будет следовать традиции расследования. Эх, сколько платить придется! Мне, — он загнул палец, — судье, прокурору…

Дьявол пощупал у Кикиморы пульс, послушал сердце, поднял и отпустил безвольно поникшую руку.

— Да кто бы еще слово тебе дал! — расстроено проговорила Манька, соображая, какой от Дьявола в этом деле вред, а какая польза. Он, пожалуй, был единственным свидетелем, так что от него зависело, найдут ее или нет. И тут же вздохнула с облегчением и обеспокоено, понимая, что Дьявола видит, пожалуй, она одна — навредить он ей показаниями не мог, но и доказать, что была самозащита, тоже не сумеет. — Но я ведь и вправду не хотела ее убивать! Ну не хотела же! — выкрикнула она, почти отчаявшись найти поддержку в его лице.

— Ну, маразм у старухи… Что теперь, протыкать маразматическое тело колющими и режущими предметами? — спросил он строго, как судья, пнув Кикимору носком ноги.

— Я, значит, убивица, а она, которая людей в болоте топит, святая? То-то, я смотрю, вы спелись, кружим и кружим по болоту, — оглядываясь, произнесла Манька. Она не ошиблась, неделю назад они уже была на этой островной болотной территории, только с другого конца.

— Маня, — строго прикрикнул Дьявол. — Ты в демократическом государстве живешь! Всяк волен выбирать себе Идеал для служения, обливая пятки слезами, поливая елеем и оттирая волосами… А были бы государь с государыней не демократы — и тебя бы заставили! Повороти назад! — жалобно, с мольбой в голосе, проблеял Дьявол, утирая слезу над телом покойной. — Муку какую сеешь! Я от страха не жив, не мертв, — пристыдил он ее, топнув ногой, и сразу чертыхнулся, когда брызги из лужи под ногами полетели во все стороны, обдав его самого. — Сначала старуху прикокнула, кто следующий? Помазанница моя? Ведь подумать, Маня, не мог, какая ты грубая! Делаешь прежде, чем думаешь… А вернешься, я не скажу, скрою, что ты личико бедняжке изувечила!

Манька призадумалась.

Дьявол, может, и не скажет. Именно — не скажет! Но Благодетельница обязательно прознает. Естественно, обвинят, а у нее ни свидетеля, ни алиби… Странно, когда оборотень убил девчушку, он сам ей объяснил суть правосудия, а теперь тоже самое пытается выдать наоборот. «Комедию ломает? Вряд ли. Манька нахмурилась. Тот случай никак Помазанницы не касался, а теперь, пожалуй, в самое нутро ее… Ишь, какой двуличный… Лучшее для нее сейчас схорониться в лесах, идти себе дальше, как ни в чем не бывало, а Кикимору спрятать от постоянного места проживания подальше — пока ищут, успеет уйти далеко! Болотная ведьма изнутри давно гнила, так что по времени никто не определит, когда была убита, скажут раньше, а раньше у нее свидетели есть, которые алиби подтвердят, а если скажут, что шла она вдоль реки, то признается, но дошла до болота и повернула в обход. Кому в голову придет сомневаться? Никто бы в это болото не залез!

Манька обошла Кикимору со всех сторон, брезгливо поморщившись: ведь не человек, мертвец, и давно уже! Ведь не собиралась убивать, старуха сама накинулась, и ей повезло — осталась жива.

И один долг сам себя заплатил.

— Знаешь что, я не просила ее тащить меня в болото и шилом махаться! И оправдываться не собираюсь, — уверенная в своей невиновности, отрезала Манька — и пригрозила: — А если собрались меня останавливать, то вам только хуже будет! — и добавила, но уже не так уверенно, в основном, что бы осадить Дьявола. — И Помазаннице твоей не поздоровится!

— Я что, Маня, разве не должен научить тебя? — с заискивающей вымученной улыбкой Дьявол сделал выпад, изображая драку на шпагах. Он как-то резко вдруг переменился, будто только такой ответ и ждал. И уже спокойно, без сочувствия к Кикиморе, по-деловому предложил: — Пуф, пуф! И уносим готовенькую в болотную тину, пусть полежит пока со своим народонаселением!

— Не уносим, — сказала Манька, понимая, что нельзя старуху обратно. — Оживет еще. Хватит с нее утопленников. Не знаю, сколько их, но спасибо они за это не скажут. Сомневаюсь, что рады они ее рядышком видеть.

— Ладно, — согласился Дьявол весело, — тогда повесим на дерево, как портянку! Будем сушить на солнышке!