Я чувствовала себя выжатой как лимон, а потому отвечала вяло и неохотно, что не мешало Лекси восторженно воскликнуть:
– Какой же Марко невероятный! Он спас тебя от падения, мы все видели.
Запоздало подумалось, что Лекси, выходит, стояла с остальными внизу. А впрочем, какая разница?
– Испытание я, как видишь, не прошла. – Я обреченно ссутулилась. – Так что мы с ним вряд ли будем общаться дальше.
Лекси вздернула бровь.
– Думаешь, он бы полез на карниз спасать кого-то другого? – спросила она. Я пожала плечами, а она добавила: – Что между вами произошло?
Ну как сказать, чтобы не соврать… Впрочем, подруга же спрашивала не ради меня, а ради себя.
– Марко помогал мне с практикой, – ответила я уклончиво. – Но сейчас все, испытания закончились.
Лекси хмурилась, и я не могла понять: она мне не верила или все-таки за меня переживала. Из-за моих отношений с Марко наша дружба дала трещину. Но, может, еще не поздно все склеить?
– Что теперь будет с твоей учебой? – спросила Лекси.
При мысли о Гарольде Берге в висках болезненно стрельнуло. Я посмотрела на часы на башне. Комната связи еще должна быть открыта.
– Пока не знаю, мне нужно поговорить с мамой.
Объявлять, что у меня есть так называемый жених, мне не хотелось. Как будто это сделало бы помолвку реальностью. А так еще оставалась вероятность, что удастся отвертеться и договориться с Бергами о чем-нибудь другом.
Лекси отпустила меня, а я заторопилась в подвал главного корпуса. Воспоминания, как мы с Марко проникали в хранилище, отозвались в груди колючей болью. Такое ведь больше никогда не повторится. Я не врала, когда сказала, что вряд ли мы с Марко будем дальше общаться. Только дело было не в практике. Просто вряд ли Марко меня простит…
Я редко пользовалась комнатой связи, и потому у меня всегда был ворох талонов. Вручив несколько дежурной, я указала номер зеркала, с которым нужно было соединить. Я не знала, как связаться напрямую с Бергами, а потому снова вызвала маму.
Точнее, сначала бабушку Тильзу, сторожившую единственное зеркало в нашей деревне, которым поочередно пользовались все.
– Одри, деточка, как ты? – поинтересовалась пожилая женщина, когда ее лицо появилось в зеркале. По обыкновению, она не дожидалась ответа и продолжала щебетать. – Ходят слухи, вы с Гарольдом обручены. Я так за вас рада! Вы прекрасная пара! Мы все так считаем…
Она говорила и говорила, а я не решалась ее перебить. Только разок напомнила, что вообще-то собиралась пообщаться с мамой.
– Она как раз гостит у Бергов, – сообщила Тильза. – Ты можешь связаться с ними напрямую.
Узнав у бабушки номер зеркала, я передала его дежурной. Ждать пришлось недолго. На овальной глади появилось круглое лицо Гарольда. Увидев меня, он самодовольно оскалился, а я едва удержалась, чтобы не прервать сеанс.
– Все думал, когда ты решишь поговорить. – Он не переставал улыбаться. Если это можно было назвать улыбкой. – Я планировал завтра заехать в академию. Но безумно рад, что не придется ждать. Впрочем, я все равно заеду…
– Не нужно, – перебила его я. – Мне все равно нельзя выходить за территорию.
– Чего это? – Он вскинул брови.
Я показала ему браслет.
– Я под домашним арестом. Был пожар в ректорате, и ведется следствие.
– Уверен, ты ни при чем, – заявил Гарольд. – Ты же хорошая девочка.
Я усмехнулась себе под нос. Много он обо мне знал!
– Гарольд, я хотела поговорить с тобой о деньгах, – начала я.
Он махнул перед носом.
– Это свадебный подарок.
– Нет, я верну тебе долг. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал тверже. – Ты знаешь, что я не хочу за тебя замуж. Это не изменилось.
Он презрительно дернул верхней губой, над которой росло подобие усиков. Жидких и некрасивых.
– Твоя мать уже обо всем договорилась.
– Она сделала это без моего ведома.
– Правда? – Он ехидно скривился. – А не ты ли ей рассказала, что отменили твой грант?
– Я. – Я вздохнула. – Но я не хочу за тебя замуж.
– Что поделать, крошка, таковы условия.
От «крошки» меня передернуло. Я и раньше не любила, когда он так меня называл, а сейчас это звучало еще и издевательски.
– Гарольд. – Я все же попыталась воззвать к его разуму. – Зачем тебе жена, которая тебя не любит? Мы не будем счастливы.
Он снова оскалился.
– Будем, крошка, вот увидишь. Ты научишься меня любить.
По коже поползли холодные мурашки, но я старалась сохранять самообладание.
– Гарольд, прошу, давай договоримся как взрослые люди. Я верну тебе деньги. Буду выплачивать ежемесячно.
– И где ты возьмешь такую сумму? Будешь отрабатывать одним местом?
Гнев разлился где-то в районе живота и теперь подступал к горлу. Я вскинула голову.
– А что если и так? – Настал мой черед скалиться. – Все равно захочешь на мне жениться?
Гарольд наморщил лоб.
– Одри, не зли меня, – произнес он угрожающе. – Поверь, ты пожалеешь.
Я снова вздохнула и спросила уже без особой надежды:
– Гарольд, мы с тобой точно не договоримся? Никак?
– Почему же… Будешь себя хорошо вести, сможешь спокойно доучиться. Впрочем, поговорим об этом завтра. Я за тобой заеду.
– Гарольд, ты меня не слушал?
– До завтра, крошка.
Его лицо в зеркале сменилось серой дымкой, а затем я снова увидела свое отражение. Выглядела я бледной и растрепанной. Надо поужинать да вернуться в общежитие и отдохнуть. Если Гарольд завтра и правда заявится в академию, лучше быть готовой. Возможно, я смогу найти более убедительные аргументы, чем сегодня.
Перед глазами появилось лицо Марко. Хотелось думать о нем, а не о Берге. Тогда в ректорате он сказал, что меня больше не отчисляют. Знал ли он, что за учебу не просто заплатили, а это сделал мой так называемый жених? А впрочем, какая теперь разница… Марко все равно меня не простит.
Сердце сжалось, словно до него добралась чья-то когтистая лапа. Она царапала изнутри, и я не знала, что с ней делать. Говорят, даже в математике есть неразрешимые уравнения. И я в такое, кажется, и угодила…
Марко
– Это что такое?
– И тебе здравствовать, матушка.
– Марко, что у тебя с волосами?
Я думал, она спросит про обгоревшую форму. Но на ее лице отражался такой ужас, словно я явился без волос вовсе. Впрочем, может, на бритую голову реакция была бы мягче.
– Я теперь играю в студенческом театре, – отшутился я.
Мама перевела вопросительный взгляд на отца, и тот пожал плечами. Она снова посмотрела на меня:
– С тобой что-то происходит, чего мы не знаем?
Ох, мама, ты не представляешь!
– Он полез на карниз спасать некую девицу, – сказал за моей спиной отец. – А потом та случайно подожгла ректорат.
Мама сдвинула черные брови, такие же, как у меня. Все говорили, что я больше похож на нее.
– Кого? – сухо спросила она, не сводя с меня напряженного взгляда.
– Она из простых, – ответил отец, и лицо мамы вытянулось.
Вот так за один вечер я напугал ее дважды.
– Я всего лишь исправлял несправедливость, – возразил я, но по лицам родителей видел, что мне не верили.
Даже отец, хотя по разговору в машине и показалось, что я смог его убедить. Но похоже, что нет. И сейчас ему было любопытно, как я буду объясняться уже с мамой. Впрочем, если она и хотела что-то уточнить, то не стала делать этого в прихожей.
Со стороны кухни вышла Грета, маленькая женщина лет сорока, одна из наших горничных.
– Молодой господин будет ужинать? – поинтересовалась она.
– Куда он денется, – недовольно пробурчала мама. – Только пусть сначала приведет себя в порядок.
Грета все равно посмотрела на меня, за что я был ей благодарен.
– Да. – Я кивнул.
– Я передам на кухню. – С легким поклоном она исчезла.
На мгновение между нами снова повисла неловкая пауза. Но тут на лестнице появился Ксандр.
– Марко! – воскликнул он, слетая вниз едва ли не по перилам.
