Ремесленный квартал (СИ) - Кошовец Павел Владимирович

Худук вздрогнул от неожиданно пророкотавшего над головой голоса.

— Тьфу ты, дракон переросток! — в сердцах воскликнул гоблин, привлекая недовольные взгляды людей, с трудом унимая зачастившее сердце.

Расслабился, как есть расслабился. Если вон рыжий дылда подкрался незаметно. К нему, гоблину, народ которого считается поставщиком лучших разведчиков!

— Ты тише умеешь говорить, чудо безразмерное? — проворчал по привычке, с удовольствием лицезрея обнажённые пластины крепкого живота, нависшие над ним. Словно гранитные плиты, — подумалось в восхищении.

Пришлось задрать голову, чтобы встретиться с маленькими глазками на несимметрично небольшой рыжей голове. В них светилась забота, и Худук ощутил, как внутри растекается тепло, растапливая ледяную пружину переживаний.

— Это ра-а-зве громко-о, жрать охота? — искренне удивился Рохля. Хотя по постоянной присказке его так и следовало назвать: Жратьохота.

Действительно, он был столь прожорлив, утроба так бездонна, что даже на спор Худук не стал бы выяснять её примерные размеры, ибо была велика вероятность разориться на одних только продуктах. Что поделать: молодой растущий организм.

— Малыш, где твой шлем? — чересчур ласково поинтересовался гоблин, хватая ладонью за указательный палец тролля и подтягивая его к себе.

Неловко склоняясь к Худуку, Рохля умудрился ещё и виновато потупиться. Получив крепкий, но, честно говоря, для тролля Закатных гор едва заметный подзатыльник (не зря говорят, что кожа и кости снежного тролля могут поспорить крепостью с чёрным дубом), он выпрямился и обиженно насупился.

— Ну-ну, — усмехнулся гоблин, — не надо делать вид, будто я тебя лишил бочонка пива.

Нужно сказать, что этот напиток большой «тёмный» очень уважал и при должном настроении мог запросто разорить небольшой (по размерам подвала) трактир, зайдя в него по-дружески и без денег. И то сказать, не всякому достанет смелости такому здоровяку напомнить о том, что за всё нужно платить. К тому же внушительную стать и пудовые кулаки дополняли трёхсантиметровые клыки, нежно прижимающие верхнюю губу и… нехорошая, вполне реальная слава «тёмных».

— Мне неудобно — о, — протянул рыжий жалобно, старательно понижая голос, что выходило у него с переменным успехом.

— Не вредничай, малыш, — строго сказал Худук, уперев руки в бока, что в сползшей безразмерной кофте, выглядело скорее комично, нежели грозно. — Неудобно, это когда ты мечом получаешь по голове и тебе нарушают причёску или того хуже, отрезают ухо. И когда через раз ты станешь слышать, что тебя зовут к столу, вот тогда и поймёшь, что старших надо слушаться — они зла тебе не желают… Но будет поздно, потому что полезных советов ты будешь слышать в два раза меньше…

— Не на-а-до ухо-о, — испуганно протянул тролль.

Несколько мгновений Худук раскачивался с пяток на носки, довольный произведённым эффектом. Вот, что значит воспитательный момент! Это при том, что Рохлю напугать практически невозможно. Да он просто не знает, что такое страх!

— То-то же. Надевай свой чугунок! — рявкнул гоблин, демонстративно отворачиваясь. — Объясняйся потом перед друзьями за каждую царапину на твоём юном лице, — проворчал про себя.

И наткнулся на укоризненные взгляды мастеровых. Один из кузнецов, вроде как старший брат, Хван, проговорил сиплым голосом.

— Нельзя ли потише?

— А вы что, боитесь, что убийцы, грабители и насильники сбегутся со всего Агробара сюда? — тут же отреагировал гоблин, ловя взгляд мужчины и нахально улыбаясь.

Но тот спорить со злобным недомерком не пожелал и отвернулся, сокрушённо покачав головой.

У Худука стремительно улучшалось настроение. Он самодовольно посмотрел вслед поспешившему ретироваться в сторонку троллю, таки нахлобучившему на голову конусообразную кастрюлю, и снова примостился на раннее облюбованную колоду, используемую им в качестве табурета.

Несмотря на то, что вроде как согрелся, он вновь закутался в кофту. Было действительно как-то приятно ощущать пусть и слегка колющуюся одёжку, которую кропотливо и, возможно, что и с любовью связала человеческая женщина. Гоблинихи его рода не занимались вязанием. В их племени всё было подчинено практичности суровой жизни в горах, и одежда изготавливалась из кожи. Крепко, надёжно, удобно.

Он окинул внимательным взглядом окружающее пространство и пришёл к неприятному выводу, что их заслон на пути возможных мародёров, погромщиков и ещё невесть каких драконов сродни шёлковой заслонки на пути стихии. И количество (пожалуй, что и качество) бойцов оставляет желать лучшего. А хлипкая преграда в виде парочки скреплённых цепями телег вряд ли остановит кого-то серьёзно настроенного… М-да, да и неплохо было бы пустить дозоры вдоль канала, который при должном старании и подготовке (а в ширину он был локтей в пятнадцать и вниз, дол воды локтей шесть) можно было преодолеть. Худук зябко поёжился, представив настоящую разъярённую толпу человек этак в сто, вооружённую не дрекольем, а вполне действенным оружием. Или хотя бы полусотню пехотинцев пусть даже в лёгких доспехах, дисциплинированных и опытных — так это и штурмом будет назвать сложно, скорее уж: нож, входящий в масло.

Худук на дежурство набился не от скуки, а чтобы хоть как-то чувствовать и контролировать происходящее. А твердокаменный Гарч, на лице которого при заявленном желании гоблина не дрогнул ни мускул, но явно ощутилось недоверие к «тёмным», после недолгих раздумий согласился. Худуку показалось, что он верно угадал причину, повлиявшую на положительный ответ: чтобы он и Рохля пореже крутились под ногами у своенравного и не любящего никаких вольностей хозяина постоялого двора. Но хитрый жук Гарч выдвинул встречное условие, пожелав разделить по разным дежурным сменам неудобную парочку. Тут уж гоблин встал грудью. Пришлось взять в кулак природную язвительность и глухо ворочающуюся внутри злость (естественная реакция Худука, когда ему кажется, что хотят обидеть его рыжего), и использовать всё красноречие и недюжинный актёрский талант, чтобы переубедить собеседника в неверности его идей, объяснить, что простодушный «малыш» (в этом месте у Гарча скептически поднялась бровь) нуждается в постоянной опеке и заботе. Тут уж невозмутимость хозяина постоялого двора и негласного координатора — руководителя — командира сил обороны Ремесленного квартала таки дала трещину, и он бросил недоумённый взгляд на почти шестилоктевую в высоту и трёхлоктевую в ширину фигуру, скромно стоящую в сторонке. Затем молча развернулся и ушёл в дом. А Худук сделал однозначный вывод, что его подвижный язык в который раз одержал победу. И вот они на границе района, пока что остающегося островком спокойствия, в самом опасном его месте — мосту через канал, а он, гоблин Худук ломает глаза в надежде лицезреть в тающих сумерках фигуры возвращающихся товарищей.

«Тёмный» так вошёл в образ, так напрягал зрение, что чуть слёзы не выступили, а на улице напротив померещилось какое-то движение. Он непроизвольно моргнул — как бы он ни сверлил пространство глазами, как бы ни кичился остротой взгляда и его несомненно лучшим качеством (хоть днём, хоть ночью), нежели людское, пронзать материальные объекты или преодолевать чересчур уж большое расстояние он не мог. Тем не менее, Худук встал и прошёл вперёд, пока не упёрся в шероховатый бок транспортного средства — так сказать, желая наверняка удостовериться в своей ошибке.

Но, как выяснилось, «тёмному» ничего не почудилось, и остальные часовые, отреагировавшие на порыв гоблина вялым интересом, проследив за его взглядом, невольно крепче перехватили оружие и подобрались. К ним из серой мглы улицы напротив, не спеша, абсолютно неторопливо приближались всадники. Семеро.

Вначале проступили конские головы двух первых наездников, затем их тёмные силуэты с матово поблёскивающими конусами шлемов и едва шевелящимися (словно уставшими) полами плащей. Далее следовали фигуры мужчин рангом повыше, что можно было определить по качеству доспехов, стати жеребцов, а самое главное по что-то означающим знакам, висящим на цепочках на груди. Худук понял, что к ним залетели птицы высокого полёта. И будь на то их воля, без учёта опыта и возможностей «тёмных», преодолели бы они этот заслон, как некую досадную помеху. Замыкала эту небольшую колонну ещё тройка бойцов.