Делай Деньги - Пратчетт Терри Дэвид Джон

Анк-Морпоркский тиран склонился над работой. Мойст тупо смотрел, как Ветинари достал маленькую, но на вид тяжелую коробочку из ящика стола, вытащил из нее кусок черного воска и растопил из него маленькую лужицу на конверт, все это — с приводящей Мойста в бешенство увлеченностью занятием.

— Это все? — спросил он.

Ветинари поднял взгляд и казалось, удивился тому, что Мойст все еще здесь.

— Ну да, мистер Липовиг. Можете идти. — Он отложил кусок воска и взял из коробки черное кольцо с печатью.

— Я имею в виду, проблем ведь нет, так?

— Нет, никаких. Вы стали образцовым гражданином, мистер Липовиг, — сказал Ветинари, аккуратно впечатывая V в остывающий воск. — Каждое утро встаете в восемь, через полчаса вы уже за своим столом. Вы превратили Почтовую Службу из бедствия в четко работающий механизм. Платите налоги, а еще маленькая птичка мне на хвосте принесла, что вас рекомендуют на пост председателя Гильдии Торговцев в будущем году. Хорошая работа, мистер Липовиг!

Мойст встал было, чтобы уйти, но помедлил.

— А что плохого в должности председателя Гильдии Торговцев? — спросил он.

Медленно и нарочито терпеливо Ветинари положил кольцо обратно в коробку, а коробку — в ящик.

— Прошу прощения, мистер Липовиг?

— Просто вы так сказали, будто в этом есть что-то плохое.

— Уверен, что я этого не делал, — Ветинари взглянул на секретаря, — Было ли в моих словах что-либо унизительное, Стукпостук?

— Нет, милорд. Вы часто упоминали, что торговцы и лавочники — костяк и главная опора города, — ответил Стукпостук, передавая патрицию тонкую папку.

— У меня будет золотая цепь и все такое, — сказал Мойст.

— У него будет золотая цепь и все такое, Стукпостук, — известил Ветинари, разворачивая новое письмо.

— Так и что в этом плохого? — допытывался Мойст.

Ветинари снова посмотрел на него с искусным выражением неподдельного замешательства.

— С вами все хорошо, мистер Липовиг? Похоже, у вас что-то случилось со слухом. Бегите же, Центральное Почтовое Отделение открывается через десять минут, и я уверен, что вы рветесь, как всегда, подать хороший пример своим работникам.

Когда Мойст вышел, секретарь тихо положил на стол Ветинари еще одну папку.

Она была озаглавлена «Альберт Спэнглер/Мойст фон Липовиг».

— Спасибо, Стукпостук, но зачем?

— Приказ о казни Альберта Спэнглера все еще в силе, милорд, — пробормотал тот.

— А. Понимаю, — сказал Ветинари. — Вы думаете, что я укажу мистеру Липовигу на то, что его все еще могут повесить под его псевдонимом Альберт Спэнглер? Вы думаете, я мог бы указать ему, что мне достаточно лишь объявить газетам о своем шоке от того, что наш уважаемый мистер Липовиг — никто иной, как искусный вор, фальшивомонетчик и ловкий обманщик, который за многие годы украл много сотен тысяч долларов, взламывая банки и вынуждая честный бизнес вылетать в трубу? Вы думаете, я буду угрожать ему ревизией счетов Почтовой Службы, которая, без сомнения, обнаружит вопиющий факт присвоения чужого имущества? Вы думаете, что выявится пропажа всего пенсионного фонда Почтовый Службы? Вы думаете, я выражу всему миру свой ужас по поводу того, как негодяй Липовиг выпутался из петли с помощью неизвестных лиц? Другими словами, вы думаете, что я покажу ему, как просто скинуть человека с его положения настолько низко, что его бывшим друзьям придется наклоняться, чтобы плюнуть в него? Вы это подразумевали, Стукпостук?

Секретарь уставился в потолок. Его губы шевелились где-то около двадцати секунд, пока Лорд Ветинари разбирался с бумагами.

Затем он опустил взгляд и произнес:

— Да, милорд. Я думаю, это исчерпывающее объяснение.

— А, но ведь распялить человека можно не одним способом, Стукпостук.

— Лицом вверх и лицом вниз, милорд?

— Спасибо, Стукпостук. Вы знаете, что я ценю вашу развитую нехватку воображения.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— На самом деле, Стукпостук, позволим ему построить себе собственную дыбу и самому же крутить рычаг.

— Не уверен, что улавливаю вашу мысль, милорд.

Лорд Ветинари отложил перо.

— Необходимо учитывать психологию личности, Стукпостук. Каждого человека можно представить как замок, к которому существует ключ. У меня большие надежды на мистера Липовига в грядущей схватке. Он до сих пор сохранил инстинкты преступника.

— Откуда вы знаете, милорд?

— О, есть множество мелких признаков, Стукпостук. Но наиболее убедительным, думаю, является то, что он ушел с вашим карандашом.

Заседания. Постоянные заседания. И довольно скучные заседания, что отчасти было причиной их существования. Скука любит компанию.

Почтовые службы больше не перемещались по городу. Они обосновались на местах и теперь эти места требовали работников, и штатных расписаний, и зарплаты, и пенсий, и ремонтных служб, и ночных уборщиков, и графиков дежурств, и дисциплины, и инвестиций, и еще, и еще…

Мойст печально посмотрел на письмо от госпожи Эстрессы Партлей из Кампании Равных Ростов. Почтовая Служба, очевидно, нанимала недостаточно дварфов. Мойст написал ей, по его мнению — весьма разумно, что треть всего персонала являются дварфами. Она ответила, что не в этом дело. Дело было в том, что раз дварфы обычно высотой в две трети человеческого роста, то Почта, как ответственное полномочное лицо, должна нанимать одного целого и треть дварфа на каждого служащего-человека. Почта должна стремиться к дварфийскому обществу, говорила госпожа Партлей.

Мойст взял письмо большим и указательным пальцами и отпустил падать на пол. Оно стремится вниз, госпожа Партлей, стремится вниз.

Еще там было что-то про жизненные ценности.

Мойст вздохнул. Как все изменилось. Он стал ответственным государственным служащим, и люди могли безнаказанно обращаться к нему с такими выражениями, как «жизненные ценности».

Тем не менее, Мойст был готов поверить, что существуют люди, получающие удовольствие от созерцания колонок цифр. Он в их число не входил.

Прошло уже несколько недель с тех пор, как он в последний раз придумывал марку! И намного больше с тех пор, когда он в последний раз испытал то покалывание в пальцах, тот зуд и то чувство полета, означающие, что в его голове возник коварный замысел, призванный перехитрить того, кто надеялся перехитрить его самого.

Все было таким… Респектабельным. И от этого становилось душно.

Потом он вспомнил про сегодняшнее утро и улыбнулся. Ладно, он застрял, но теневое братство ночных лазутчиков признавало здание Почты чрезвычайно сложной задачей.

И он смог проболтать себе выход из сложной ситуации. В целом, это была победа. Были даже моменты, между минутами дикого ужаса, когда он чувствовал себя живым и парящим.

Тяжелые шаги в коридоре свидетельствовали о том, что приближалась Глэдис с его полутренним чаем. Она вошла, низко пригнув голову, чтобы не удариться о косяк, и с ухватками огромного, но обладающего невероятной координацией, существа, поставила чашку и блюдце, не вызвав никакой ряби. И сказала:

— Экипаж Лорда Ветинари Ждет Снаружи, Сэр.

Мойст был уверен, что в последнее время в голосе Глэдис стало больше высоких ноток.

— Да я с ним час назад виделся! Чего он ждет-то? — воскликнул он.

— Вас, Сэр. — Глэдис отвесила книксен, а когда голем отвешивает книксен, то это можно услышать.

Мойст выглянул из окна. Черная карета стояла возле Почты. Рядом околачивался возница и спокойно курил.

— Он сказал, что у меня встреча?

— Кучер Сказал, Что Ему Было Велено Ждать, — ответила Глэдис.

— Ха!

Прежде, чем выйти, Глэдис сделала еще один книксен.

Когда дверь за ней закрылась, Мойст вернулся к стопке бумаг на столе. Верхняя пачка была озаглавлена «Протоколы Заседания Подкомитета Подвижной Почтовой Службы», но больше это было похоже на трактаты.

Он поднял кружку с чаем. На ней было написано «Не обязательно быть психом, чтобы работать здесь но это помогает!». Он уставился на нее, потом рассеянно взял толстое черное перо и поставил запятую между «здесь» и «но». А еще вычеркнул восклицательный знак. Он ненавидел восклицательный знак, его маниакальное, отчаянное веселье. Этот знак означал: «Не обязательно быть психом, чтобы работать здесь! Мы позаботимся, чтобы ты им стал!»