Книга без переплета - Гарина Инна

За околицей пограничной деревушки их ждали оседланные лошади, которых стерег малолетний сынишка пастуха. Отказавшись от четвертой лошади и расплатившись с мальчуганом, двое мужчин и женщина вскочили в седла и стремительным галопом понеслись прочь от границы навстречу медленно занимающейся утренней заре.

Они скакали без отдыха двое суток, лишь несколько раз меняли лошадей на постоялых дворах и пользовались этими краткими минутами, чтобы немного подкрепиться. На рассвете третьего дня они прибыли в столицу Айрелойна. Подъехав к королевскому дворцу, спешились, и старик показал страже перстень, который был у него на руке. Все трое, будучи незамедлительно пропущены, поднялись по парадной лестнице и направились к королевским покоям. Они нигде не задерживались, коротко кивая в ответ на приветствия придворных, словно торопились покончить наконец с тягостной обязанностью и принять заслуженный приговор.

Король Фенвик прервал военный совет, едва только к нему подошел стражник с заветным перстнем в руке. Он велел собравшимся ждать и почти бегом вышел из зала через боковую дверь. Там, в маленьком кабинете для конфиденциальных встреч он увидел своих посланцев и, не здороваясь, спросил:

— Где?

Посланцы низко опустили головы. Затем старик выступил вперед и, не поднимая глаз, заговорил:

— Мой господин… наша миссия не увенчалась успехом. Мы выследили даморов и переловили их всех по одному. Ни при ком из них не оказалось талисмана, и никто из них не сказал нам, где они спрятали принцессу. Последний, Магид — один из торговых советников короля Дамора — смеялся над нами, умирая. Он принял яд, чтобы не достаться нам живым.

Король Айрелойна, русобородый великан богатырского сложения, зажмурился, словно от сильной боли.

— Как это может быть, — сказал он сквозь зубы. — Они не могли…

— Мой господин, — поспешно перебил его Гиб Гэлах, — мы считаем, что нам известны не все члены предательской группировки. Кто-то из них еще жив и владеет талисманом и принцессой. Ведь кто-то же должен попользоваться плодами заговора, иначе вся их затея теряет смысл!

— И что ты думаешь по этому поводу? — глухо спросил король.

— Я полагаю, что глава заговора пребывает в Даморе.

— И кто же это?

Старик развел руками.

— Нужно опять засылать в Дамор наших людей…

Король устремил на него тяжелый взгляд.

— Как ты представляешь себе это, Гиб Гэлах? Ты, провидец! Война начнется не сегодня завтра, и, боюсь, это будет последняя наша война с Дамором. Король Редрик никогда не отличался миролюбивым нравом, а сейчас к тому же право на его стороне. Мы нарушили договор, и кто, скажи на милость, сможет убедить его в том, что это не наша вина? Где у нас доказательства, что принцессу Маэлиналь и талисман похитили его же люди? Он знает одно — мы не сдержали слова. О каких лазутчиках ты говоришь? Я каждый день с ужасом жду, что он пришлет мне головы моих послов в качестве вызова. И это будет конец всему. А моя дочь…

Король вдруг осекся.

— Где Баламут? Он что… погиб?

— Нет, мой господин. Он… Вопреки очевидной безнадежности, он решил продолжать поиски в том мире. Но мы уверены, что принцессы там нет…

— Что? Он остался там?!

— Да.

— Чтоб вы провалились! — в сердцах сказал король и ударил кулаком по столу. — Единственный, кто мне нужен среди этого стада баранов… отправляйтесь за ним! Верните его! Скажите ему, что поздно уже искать мою девочку… надо спасать королевство!

— Государь, — нервно заговорил молодой блондин, — боюсь, мы уже не сможем найти его там. Этот мир… мы побывали всего лишь в одном городе, но там было страшнее, чем в самых глухих окраинных дебрях Данелойна!..

— Я ничего не хочу знать, — угрожающе сказал король. — Верните мне Доркина или сгиньте сами. Все твои песни, Лен, и все твои прорицанья, Гиб Гэлах, и все твои колдовские чары, Де Вайле, не стоят одного его мудрого совета! И если королевству айров суждена гибель в этой последней войне, я хочу, чтобы Доркин сражался рядом со мною и чтобы именно он закрыл мне глаза!

Он отвернулся и несколько секунд пытался взять себя в руки.

— Пусть так. Если не найдете Баламута, не возвращайтесь. Сберегите талисман. Пусть хотя бы Камелон не достанется врагу. Ступайте.

— Два слова, мой господин, — тихо сказала Де Вайле, державшаяся до сих пор за спинами мужчин. — До того — как Баламут изъявил желание остаться на Земле, он собирался дать вашему величеству совет. Вот он — попробуйте оттянуть начало военных действий. Начните переговоры по поводу младшей принцессы. Намекните, что во имя мира вы согласны даже расстаться с Камелоном. Если король Редрик поверит, у нас будет в запасе несколько лет. Ведь принцесса Альтиу еще мала…

Король слушал ее, светлея лицом.

— Ну, разве не умница этот Доркин! — воскликнул он. — Клянусь честью, сам бы я не додумался до такого! Несколько лет — это очень много, можно будет, по крайней мере, как следует подготовиться к войне. Помнится, ты говорил, Гиб Гэлах, что у землян есть оружие, какое нам и не снилось?.. Ступайте! Отыщите Доркина, и пусть он придумает способ приобрести у них это оружие. Идите вдвоем с Де Вайле, а ты, Лен, останешься. Раз тебе так страшно в чужом мире, я дам тебе поручение попроще. Ты поедешь послом в Дамор, да, именно ты, сладкоголосый мой птенчик, и будешь заливаться соловьем, но уговоришь короля принять принцессу Альтиу вместо Маэлиналь, и ты заставишь его поверить, что я могу отдать в приданое даже столь желанный ему Камелон! И если в случае неудачи он пришлет мне твою голову, поверь, я не расстроюсь!

Баламут Доркин, любимый советник короля айров, здорово надрался в ночь, когда остался один на Земле, и вот как это произошло.

Когда его спутники исчезли, перейдя в Данелойн, он обвел глазами молчащие темные громады каменных домов столь чужого и чуждого города, и сердце его впервые дрогнуло. Кажется, он и впрямь взвалил на себя непосильную задачу… деньги Данелойна не значили здесь ничего, опыт и знания его вряд ли были применимы в незнакомом мире, и отныне он был всего лишь нищим бродягой. Но, в конце концов, он оставался воином. И вроде как мудрецом…

Он не успел еще задуматься о дальнейших своих действиях, как откуда-то сверху донесся приглушенный голос:

— Эй… Доркин! Я правильно расслышал твое имя, мой юный друг?

Баламут задрал голову и увидел старца, сидевшего на окне в третьем этаже, свесив наружу босые ноги. Вокруг лица его облаком клубились седые локоны и борода, придавая старичку вид весьма задорный. Доркину он понравился с первого взгляда.

— Правильно, достопочтенный. Баламут Доркин, к твоим услугам.

Голос его больше не был хриплым и прозвучал в тишине спящей улицы звонко и весело.

— Я подслушивал вашу прощальную беседу, — заявил старец, — но не понял, из какого мира вы явились сюда. Не будешь ли ты так любезен назвать мне его?

Доркин приподнял бровь.

— Прежде я хотел бы узнать, кто ты такой и по какому праву задаешь мне подобный вопрос!

— Ну, если ты возьмешь на себя труд подняться в мой дом, я рад буду побеседовать с тобою, — старец поболтал босыми ногами. — Сдается мне, нынче ночью тебе ой как нужна крыша над головой. Да и фляга доброго вина не помешает…

Баламут тут же почувствовал, как у него пересохло в горле. В людях он разбирался и потому сомнений сейчас не испытывал никаких.

— Укажи мне путь, достопочтенный старец, и я с радостью поднимусь к тебе.

Тот проворно перекинул ноги через подоконник и скрылся из виду. Через секунду он снова появился и спустил Баламуту веревочную лестницу.

— Так будет быстрей, — объяснил он, — чем рассказывать про черные ходы и кодовые замки.

Доркин развеселился. Подняться по веревочной лестнице на третий этаж было делом весьма нехитрым, и вскоре он уже стоял перед забавным старичком в его обиталище и оценивал обстановку.

Комната была небольшая, но уютная, с гладко выскобленным деревянным полом, украшенная шпалерами по стенам и обставленная простой, добротной мебелью. Ничего такого, чего нельзя было бы встретить и в Данелойне. На столе все было уже как будто приготовлено к приему гостя — горел канделябр в три свечи, стояла бутылка вина с двумя бокалами почетной стражи по бокам, а блюдо со свежими фруктами словно только что сошло с натюрморта кого-нибудь из старых голландцев. Про голландцев, правда, Доркин ничего не знал, но живописность оценил.