Последний первый квест. Расставляя многоточия (СИ) - Эштон Ольмар

Из забытой всеми палатки на четвереньках выбралась одна из близняшек. Девушка, неслышимая в общем гвалте, умудрилась незаметно подобраться к белобрысому со спины.

— А н-на тебе, мудила лапотный! — взвизгнула девчонка и со всего маху приложила верзилу чем-то большим и металлически блеснувшим. Мужик владение походным котелком оценил и, закатив глаза, рухнул плашмя.

— Тимоху развяжи! — Лёха не смог разобрать, кто — Алёнка или Варя — вырубил здоровяка, не до того было.

Рыжий продолжал пятиться и отмахиваться от одному ему видимого врага. Лёха чуть присел и мощным ударом ноги в челюсть отправил противника, справившегося с одеялом, в продолжительный нокаут. Дрыноносец прекратив, наконец, вопить и пятиться, обернулся и оказался лицом к лицу с Тимохой.

— Трям, здрасьти, — недобро ухмыляясь, рявкнул освобождённый от пут парень.

Рыжий заверещал. Тимоха хлопнул ладошками — четко поставленным движением приложил противнику по ушам. Шапка слетела у рыжего с головы, взгляд его пьяно поплыл, и крестьянин, как-то удивленно всхлипнув, мешком свалился к Тимохиным ногам. "Минус три", — отметил Лёха и кинулся в кучу-малу на помощь Стасу.

— Лёха, в сторону! — раздался зычный крик друга. Тима, подхватив дрын, выроненный рыжим, подскочил к боровшейся у кострища троице и начал охаживать мужиков по спинам, по рукам и ногам. Рычащий клубок не сразу, но всё же развалился на составляющие.

Стас, всхлипывая, отполз в сторону, часто и испуганно вытирая грязной ладонью разбитую губу. Лёха подхватил добытые в схватке дубины и осторожно отбросил их подальше от палатки, где девушка неумело пыталась связать пару поверженных противников. Вывалянные в золе и пыли крестьяне, у которых отбили Стаса, сидели в сторонке, охая и жалобно стеная, но попыток отползти с поля боя почему-то не делали.

— Голицын, что за шум с утра пораньше? — раздалось из палатки. — Во что ты опять вляпался, милы…

Откинув полог палатки, Алёнка ошеломленно осматривала поляну и собравшихся на ней. Именно она, а не Варежка благополучно проспала всё сражение.

— Это что, нахрен, у вас тут случилось?!

— И тебя с добрым утром. Легкая разминка, малыш, — пробормотал Лёха. — Готовимся к съемкам. Я-я-аська! Сестру-у-унь! Выходи! Уже можно!

Алёнка выбралась из палатки и подошла к близняшке, занятой "упаковкой" пленников, и та сразу же начала шепотом посвящать сестру в подробности случившегося. Лёха обеспокоенно двинулся к кустам, сквозь которые Яська удрала в лес. Из зарослей послышался сдавленный писк, какая-то неясная возня и треск веток.

— Ясь, ты где? — Лёха, уже не на шутку встревоженный, ускорил шаг.

В кустах зашумело, и на поляну, неловко семеня, вышел плюгавенький мужичок. Левым локтем, крепко обхватив за шею, он прижимал к себе Яську, а в правой держал небольшой, но выглядевший опасно-острым, кинжал.

— Су-у-ука! — сквозь зубы взвыл Лёха, вспомнив про шестого, засевшего в кустах.

— Э-э-э, мужик! Слышь! Спокойно! — Тимоха стал медленно двигаться по дуге, заходя на плюгавого с фланга. Перемещаясь, он старался не упустить из виду заворочавшихся у кострища мужиков. — Отпусти ребенка, дядя, и спокойно всё обсудим.

— Не ребенок это, а бесовское творение! Изыйди, тьмы порождение! Тварь чужая, грозовая, рассыпься пеплом, порасти травой, утеки водой, во имя Великой! — понес плюгавый какой-то дурно зарифмованный бред.

— Хорошо, дядя, хорошо! Что ж ты так в бесовское творение вцепился! Можешь ведь и оскверниться ненароком, — подошедшая Алёнка замурлыкала с той тщательно выверенной интонацией, которую девушка использовала для охмурения. — Ты экзорцизм прочитал, мы сейчас его осознаем и обязательно рассыплемся!

— Никакие я кирцизмы не читал, демоница! Рассыпься! Именем Великой! — снова, но уже не так уверенно затараторил мужичок. — Сгинь, нечисть проклятущая, от Кровяной луны растущая, губящая живущее, порчу несущая! Время ночное, дурное, грозовое, пропади с рассветом, как роса летом!

— Да ты, дядя, прямо поэт! — таким же сладким, копирующим сестринский, голосом проворковала Варя, подойдя к Лёхе с другой стороны. — Стихи читаешь и не видишь, что рассвет-то уже наступил. Какая ж мы нечисть, раз все еще тут?

Плюгавый, поняв, что вторая девушка как две капли воды похожа на первую, испуганно попятился, выставив в сторону подростков свой кинжал. Яська сдавленно запищала.

— А-а-а! Демоны двоятся, святого слова не боятся, в чаще лесной не таятся, от солнца живого не дымятся! Всех богов заклинаю, к родившим всё сущее взываю! Великая Эйнхазад, помоги!

Тимофей шаг за шагом сдвигался к краю поляны, стараясь не привлекать внимания мужичонки. Лёха краем глаза следил за маневрами друга, ни на секунду не упуская из виду кинжал плюгавого, которым тот размахивал в такт своим завываниям.

— Мужик, а ты можешь прозой говорить, а? — притворно зевнув, попыталась отвлечь внимание плюгавого Алёнка. — Стихи у тебя какие-то дебильные получаются. Ты не пиши больше, брось это дело.

— Как это — розой говорить? Какой розой? Розы — это цветы такие, демоница! Нешто цветами говорить можно?! Сгинь! Во имя Великой Эйнхазад!

— Как? Как ты сейчас сказал? Эйнхазад? — Стас растолкал друзей и двинулся прямиком к плюгавому. — Я правильно тебя понял? Мы как раз в Её храм и идем. Паломники мы. Зарок дали — во всех храмах Великой подношение сделать. Ты где живёшь, добрый человек? Как твой город называется?

Друзья удивленно переглянулись, не понимая, что за игру затеял одноклассник. Судя по уверенному голосу и заданным вопросам, парень совершенно точно знал, что нужно делать. Крестьянин икнул и изумленно уставился на Стаса.

— Никак не называется! Нетути города тут, токма деревня, к примеру, у нас имеется, — и тут же тряхнул головой, опамятавшись. — Нешто демон без вреда для себя Богиню по имени может звать? Ну-ка! Еще раз имя Великой повтори, окаянец!

— Да не демоны мы, мил человек! Великая Эйнхазад! Великая Эйнхазад! Великая Эйнхазад! — нараспев произнес Стас. — Ну, хочешь, мы все вместе это скажем? Друзья мои, давайте успокоим доброго человека! Вместе вознесем хвалу богине!

Стас повернулся к одноклассникам, подмигнул, торопливо отёр кровь, выступившую на разбитой губе, и взмахнул руками. Нестройный хор затянул: "Великая Эйнхазад!".

— Ну вот, дяденька, мы же тебе говорили, что к нечисти никакого отношения не имеем! — подбоченилась Алёнка. — Отпусти уже ребенка.

Мужик неуверенно опустил руку, которой держал Яську. Опустил, но вдруг снова схватил готовую сбежать девочку.

— А ты почему молчала?! Ночные творенья, тьмы порожденья, даже гномами обращаться могут! А ну, воздай хвалу Великой, гномица!

— Слава Великой Эйнхазад! — пропищала Яська. — Великая слава!

Стас подошел к плюгавому и сторожко приобнял того за плечи. Девочка юрким ужиком вывернулась из-под державшей её руки и бросилась к брату.

— Ну, вот и чудно. Вот и великолепно. Вот и договорились. Как зовут тебя, мил человек? — Стас одобрительно похлопывал мужичка по плечу, увлекая его поближе к Тимохе.

— Ло́дар мне прозвище будет. А тебя вот как, к примеру, звать-величать, паломник?

— Стас… Хм… Стасиус. Да, Стасиус. А где находится твоя деревня, добрый Лодар? И почему вы приняли нас за демонов? — Стас, кажется, всерьез включился в бредовую игру нападавших.

— А как же не принять, коль Кровяная Луна нынче взошла! Да гроза-полуночница трескучая случилась! Черный Лог, почитай, весь и залило, еле пробрались! А вы вона-тка, на сухой полянке, которая аккурат посередь Лога и торчит, как прыщ на носу у бургомистра! Да одёжа на вас больно странная, да шалаш из шкуры незнакомой! Да и ты, Стасиус, уж не серчай, но шибко непонятный. Лицом тёмен да волосом чёрен как эльфы тёмные лесные, а ухи у тебя человечьи. Где ж такое уродство видано! Да еще и волшебствовать грозился!

— Да это я сгоряча, — усмехнулся Стас и поморщился, стирая кровь с разбитой губы. — Не сердись, Лодар, и друзьям своим всё хорошенько обскажи, чтобы не серчали. Вот, усаживайся. Сейчас костерок разожжём, позавтракаем, чем боги послали.