Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович

— Говори, сынок, — одобрительно улыбнулся Глаз. — Что до того, если Тайный включился в игру? На кону стоит честь одного рода и нашего Братства. Говори…

— Страж находится в Камбере. Где именно — я не знаю. Жду вестей. Но пока готовится этот ход, я поговорил еще с одним человеком. Это имя я буду держать в секрете до тех пор, пока сохраняется опасность для жизни Философа.

Егерь закончил и сел на скамью, готовый отвечать на возникшие вопросы. Он не боялся их, уверенный в том, что очень тщательно провел подготовку к операции.

Когда открылась дверь, я уже был готов. Или мне так казалось? Я старался выглядеть спокойным, но сердце все равно прыгнуло и гулко заколотилось в груди. Почему на закате? Или в Ваграме так принято казнить?

Мой знакомый стражник, который постоянно ворчал о доброте королевы, вошел в помещение и сурово посмотрел на меня. Своей широкой спиной он загораживал проем, но я чувствовал, что там кто-то находится.

— Королева Ваграма, — объявил он. — Падай на колени, проклятый!

Вот так он постоянно обзывал меня, не удосужившись даже выяснить что я за человек. Впрочем, в обиде за это я не был. Я встал на одно колено и держал голову низко, пока не услышал, как закрывается дверь. В наступившей тишине Лация негромко сказала:

— Встань, здесь очень холодный пол. В прошлый раз у меня сильно замерзли ноги.

Я поднялся и почтительно отошел в сторону, давая королеве путь к ее любимому месту. Багрово-красное солнце медленно опускалось в море, подкрашивая его золотистыми мазками, а на его фоне многочисленные корабли, стоящие на рейде, казались игрушечными, вырезанными из черной ткани. Лация повернулась ко мне. Я с сочувствием заметил, что под глазами у нее появились тени, словно она совершенно не спала по ночам.

— Какой приговор? — безразличным голосом спросил я. — Я ждал вас два дня назад.

— Я сумела уговорить Совет провести дополнительное дознание. Они уже два дня роются в бумагах, допрашивают каких-то людей, не причастных к твоему делу. Но, боюсь, что сделала еще хуже. Представляю, что творится в твоей душе.

— По мне заметно?

— Нисколько.

— Энни королева, я всегда думал, что по отношению к заключенному, идущему на эшафот, делаются послабления, выполняются все его прихоти. Здесь же я столкнулся с иной ситуацией. Назначают время казни, а потом отменяют, чтобы сказать, что надо подождать еще некоторое время. Это ведь бесчеловечно даже по отношению к шпионам, каковым меня считает весь пресловутый Совет.

— А ты не простой, каким казался на первый взгляд, — устало улыбнулась Лация. — Обучен грамоте?

— Я учился в университете, правда, так и не окончил его. Обстоятельства… Война, знаете ли…

— Чувствуется, что твоя речь не лишена стройности. В шпионы не берут неграмотных, так, Гай?

— Забавно, — пожал я плечами. — Мы говорим совершенно не о том, о чем следовало бы. Кажется, в прошлый раз я слышал, что вы желаете использовать меня в своих интересах? Каких?

— Если завтра утром за тобой не придут — ты станешь свободным человеком. Это мое слово, Гай. И тогда мы поговорим.

— Значит, все-таки завтра, — поскучнел я и сел на лавку, служившую мне кроватью. — Лация, я могу называть тебя так, несмотря на этикет и большую разницу в сословии?

Мне показалось, или действительно королева вздрогнула?

— Это твоя воля. Как ты и хотел.

— Ты сядешь рядом со мной?

Девушка нисколько не удивилась моей просьбе, спокойно подошла ко мне, и села справа от меня. Я с замиранием сердца взял ее за руки, и начал что-то говорить, не понимая смысла. А может, его и не было, смысла. Чувства, лежащие в душе тяжелым грузом, рвутся наружу, срывая замки, которые всегда держат нас в тисках молчания.

— Твое имя напоминает мне шум дождя по листве, как шорох, тихий, убаюкивающий. Ты когда-нибудь слышала шум дождя в лесу?

— Жизнь правительницы не оставляет мне времени для таких радостей, — едва слышно сказала Лация. — Но я обязательно услышу его.

— Со мной тебе было бы интереснее, — я посмотрел на нее с надеждой. — Я научу тебя петь песню дождя. Это здорово.

— А ты поэт, — улыбнулась Лация.

— Нет, я не поэт. Поэт — совсем другой человек. И он — мой друг.

Лация меня не поняла, но кивнула головой.

— Я верю тебе. Но сейчас я сама хочу спеть. Сегодня можно.

И она запела. Слов я не понимал. Это был какой-то непонятный мне язык, древний, как сама жизнь, но ритм напева разбудил тоску по детским несбывшимся мечтам, по тому, чего я не видел, не испытал, чего не смог сделать. А ведь все могло сложиться по-другому, будь у меня живы мать и отец…

Лация замолчала. Повернув голову, она пристально посмотрела на меня, протянула руку и дрожащими пальцами пригладила мои волосы. Я задержал ее руку, прижал к своей щеке.

— Я хочу, чтобы все закончилось хорошо, — едва слышно прошептала она. — Мое безрассудство погубит меня. Но это мой путь, предначертанный звездами. Сначала я не приняла во внимание твое появление, но у тебя есть отметина на теле — татуировка. Может быть, это и есть знак? Тогда ты должен быть на моей стороне.

— Короли должны быть последовательны в своих поступках, — улыбнулся я, — а не смотреть на небо.

— Все дело в глупых традициях и мертвых законах, заставляющих нас страдать, как и всех людей на свете. Над нами довлеют догмы и пресловутое мнение знати, заговоры за спиной. Может быть, я стала жертвой чьей-то игры? А может, я женщина, и поэтому готова уступить?

— В первую нашу встречу ты была настоящей правительницей, чем сейчас. Не играй с судьбой и со своей знатью. Моя смерть принесет тебе только выгоду.

Лицо королевы как-то странно дернулось, она попыталась встать, но я удержал ее и твердо произнес:

— Законы, по которым вы живете, обязывают тебя отдать чужеземца, нарушившего закон, в руки палача. Иначе хаос поглотит вас. Единожды дав слабину, ты не удержишься на троне.

— Ты говоришь так, словно действительно принадлежишь к знатному сословию, — в голосе Лации не чувствовалось удивления. — Чернь так не скажет. Низкая культура — вот источник невежества.

— Просто я влюблен в тебя, — сердце остановилось.

Лация проявила настойчивость, освобождая свои руки. Она встала и сказала куда-то в сторону:

— Как странно! Ты обречен, но не боишься сказать мне безумные, но такие удивительные слова. Играешь в смельчака? Надеешься, что размякну и заплачу?

Плакать хотелось мне. Я обманывал не раз, но эта ложь казалась мне страшнее всех. События, в которые судьба вовлекла не только меня, но и эту славную, по сути, девушку, требовали жестокости и обмана. На кону была победа, празднование которой я никогда не увижу. Я был простым исполнителем — а Лация могла потерять власть. Зачем ты встала на моем пути?

Утром она не пришла. А пришел Григ в компании с бородатым Хранителем. Лица их не предвещали ничего хорошего для меня. А я уже думал с робкой надеждой, что все дела разрешились в мою пользу.

— Чужеземец, — тусклым голосом сказал Хранитель, — согласно указу королевы Лации тебя надлежит казнить. Энн советник прочитает указ полностью. Ты выбрал эшафот, не забывай. Тебе отрубят голову. Я бы тебя просто вздернул, как проходимца…

Вот и все. Никаких надежд, никаких. Королева сделала все, что смогла. А может быть и так, что она послушалась моих слов и махнула рукой. Собственное благополучие реальнее, чем помощь чужака в каком-то сомнительном деле. Ладно, чего там. Переживем. Лучше сразу разорвать незримую нить, связавшую нас за последнее время. Это по-королевски.

Григ зачитал указ, в котором в черном свете расписывалась моя кровожадная роль в разрыве отношений с кочевниками. Я рассорил Ваграм со Степью, жаждал проникнуть в королевство с целью шпионажа и передачи тайных сведений врагам.

Я вызывающе усмехнулся. Лация сама назвала недавние события в Степи «мелочной склокой», и выразила надежду, что мои хозяева прослышали про нее. Может быть это обстоятельство поможет мне избежать топора.