Гнозис. Чужестранец (СИ) - Элейский Иван

Он поднял кубок в пафосном жесте, потом опрокинул в себя остатки.

— Так что с тобой такое в итоге? С тех пор, как мы украли бумаги, ты сама не своя. То что говорил Арриан — это правда?

— Да. — Амалзия тяжело вздохнула, оглянулась вокруг, проверяя не подслушивает ли кто. — Я правда пыталась нагреть песок так, чтобы северянин проиграл…

— Да я не о том, это понятно, — прервал её Платон. — Про всю эту магию и сумасшествие — вот это правда?

— А. — Поджала губы Знающая. — Да, отчасти. Я не слишком разбираюсь в деталях, но каждый Знающий может волей гнуть реальность, это ты уже знаешь. Но возможность это делать сильно ограничена его, собственно знаниями. Чем хуже ты понимаешь какой-то процесс, тем тяжелее на него влиять. Итог — в лучшем случае головная боль и бессонница, в худшем — безумие.

— И ты..?

— Нет, Платон, я не сошла с ума. Просто перестаралась. Не переживай, моя полезность для общего дела не уменьшится. Только ты должен понять, почему мне не очень-то весело находится рядом с Горогаром.

— Амалзия! — раздался откуда-то сзади крик. — Выпьем за нашу Знающую, которая провела нас сквозь чертову пустыню!

Несколько голосов присоединились к выкрикам, требующим выпить за ведущую каравана.

— Кажется, мне надо отойти, — пожала плечами девушка. — Не скучай тут.

Платон усмехнулся и заказал себе очередной кубок вина. В голове уже изрядно шумело, краски смазались, все вокруг начинало казаться ярким сном. Кто-то положил Платону руку на плечо, он обернулся и увидел Лаза, довольно обнимающего одну из рабынь. Глаза его немножко косили.

— Выпьем ещё, мой новый друг? — слегка заплетающимся языком сказал тот.

— О, да ты уже набрался, Лаз, — улыбнулся Платон.

— Набрался? Я-то набрался? Да я даже ещё не начинал! Всего вина мира не хватит, чтобы напоить меня, черт подери!

Неожиданно откуда-то из-за стойки раздался зычный голос Гистаспа:

— Лаз, мать твою, оставь девочек в покое! Им надо напитки носить. Иначе я тебе больше вовсе наливать не буду!

— Упс.

Лаз вытаращил глаза, отпустил рабыню и потащил Платона в сторону:

— Так, линяем отсюда побыстрее!

Платон хотел было что-то сказать на тему недобровольности приставаний к рабыням и их моральной сомнительности, но вместо этого просто погрузился в вихрь тяжелого опьянения.

***

Громкий стук каблуков дробью рассыпался по комнате. Люди, сцепившись в кольцо, плясали, распевая протяжную веселую песню.

«Может завтра в чистом поле

Кто-нибудь, друзья, из нас,

Между мертвых, полумертвых

Будет ждать последний чааас»

Платон прыгал в кругу, и громко растягивая гласные кричал песню. Слов он не знал, но это не мешало — в конце концов, все подобные песни похожи одна на другую.

«Пейте братцы, пока пьется

Пей ума не пропивай,

А в дороге так ведется, -

В жизни горе забывааай.»

Ноги горели, голова кружилась, вокруг мелькали знакомые лица. Платон успевал из всего этого потока выхватывать только смутные образы и картинки: двое караванщиков борются на руках, кто-то разбил кубок об стол и шумно ругается с Гобрием, кто-то пляшет до упаду, кто-то смеется от неизвестной шутки.

Пьяное безумие подхватило его в свой вихрь и понесло дальше.

***

— Вот я ему и говорю, что надо валить на запад, пока северяне не пришли…

— Дурак ты, Гека, на западе, думаешь, лучше? Там Нескийцы скоро всё захватят, будут всех строем водить, а слабых скармливать псам.

— Дык Нескийцы-то хоть и жесткие, но все-таки наши и по вере, и по обычаям, а северяне — варвары без культуры, им лишь бы рубить всех подряд!

Платон вяло лениво перевел взгляд в сторону, фокусируясь на другой группе пьяных караванщиков. Двигаться было катастрофически тяжело.

— Короче, мы когда под Маградом стояли, все ждали, что Знающие тут всё разнесут сейчас, только там у них было такое копье, которое, ну… в общем оно бахало.

— Бахало?

— Угу, бахало.

— Что значит бахало?

— Ну в смысле всё в сторону разлеталось, когда копье втыкалось в землю. А потом оно как бы само в руку к тому мужику возвращалось и он его снова метал, да всё так быстро, словно его вовсе не видно!

— Так это, наверное, маг был.

— Не, не, у него потом копье отобрали и оказался обычный мужик. Его еще в плен взяли, а что потом стало не знаю.

— Ну так может он только копьями хорошо владел?

— Не, я тебе говорю, это особое копье, необычное. Его тоже увезли куда-то, оно теперь в Грано у кого-то из полководцев, только никто не знает у кого, только сила в нём такая, что обычной человек становится как знающий, только с ума не сходит.

— Тебе откуда знать, сходит или не сходит? Ты ж это копье небось с дальних рядов только видел?

Сзади кто-то в три голоса несинхронно, но очень старательно горланил уже другую песню:

«Во кабацком сидя чине,

Мы не мыслим о кручине,

А печемся лишь о черни,

Чей приют у нас в таверне.»

Всё это происходило под аккомпанемент дудочки и маленького барабана, который едва ли не рвался под гулкими ударами толстого верзилы, молотящего в него.

«Что за жизнь в кабацкой келье,

Где на грош идет веселье, —

Если спросите об этом,

Удостою вас ответом.»

На лавку прям рядом с Платоном приземлился Игорь. Платон лениво повернул голову, хотел было что-то сказать, но только пошевелил пересохшими губами и жестом поманил рабыню, чтоб принесла ещё один кубок. Пьянка была в самом разгаре, а Платон уже начал терять нить событий.

— Веселишься, ага?

— Сбрасываю напряжение, — промялил Игорь.

— Это правильно. С такой жизнью это и остается.

Они оба замолчали и с полминуты сидели, вслушиваясь в чужие разговоры. На фоне продолжали распевать:

«Сто кругов обходят чаши,

И не сохнут глотки наши,

Коли пьем, не зная счету,

Позабывши всю заботу.»

— Я вот тебя уважаю, Платон, — внезапно произнес Игорь, повернувшись к парню, — ты хоть и дурак, но дурак честный и принципиальный.

— И я тебя уважаю, — сказал Платон и икнул.

— Нет, ты послушай, — проигнорировал его слова Игорь. — Я тебя уважаю. Это дорогого стоит.

— Я понимаю, — закивал головой Платон.

— Ты пойми, парень, я жизнь пожил. Я же воевал, в спецназе служил, на заводе работал, металл лить умею. Я многое знаю. Всегда брал, что хочу, всегда целей добивался своих. Я так-то людей насквозь вижу. Понимаешь?

— Понимаю. — Снова ответил Платон.

Игорь недовольно уставился на него и эмоционально продолжил:

— Ты вот мне не веришь, а я раньше серьезным человеком был. Знаешь, сколько у меня баб было?

Платон помотал головой.

— Много, Платон, я их и не считал уже даже. Русские, не русские, черные, белые, рыжие, блондинки, брюнетки, — каких только не было. Тайки даже были.

— Тайки? — в голове у Платона крутилась какая-то мысль, которую он не мог до конца осознать.

— А что такого? — Игорь слегка смутился. — Все попробовать надо, особенно пока молодой. Я вот брал всё, что хочу, и никто мне ниче против сказать не мог. И где я сейчас?

— Где? — спросил Платон.

— В ###де! — Игорь ударил кулаком по стене так, что несколько человек даже обернулись. — Сижу в этом мирке позорном. Толку тут от всего этого? На морально-волевых ты Знающих не победишь, государство не захватишь. Идею нужно иметь, понимаешь? Что-то, что людей заставит за тобой идти, ты пойми это. А чтоб в идею другие люди верили, она жестким принципом должна быть, чтоб не разогнул тебя никто.

Рабыня наконец-то принесла им по кубку. Игорь схватил и практически залпом осушил свой, Платон едва сделал несколько глотков — его изрядно мутило, к тому же пол почему-то начал вращаться и он очень опасался поднимать голову, не будучи уверенным, что и остальная реальность сейчас не начнет крутиться.

— Пойдём на воздух подышим, Игорь. — Попросил Платон. — Душно тут.

Игорь подхватил его под руку и они двинулись к выходу. Люди в таверне продолжали напиваться и плясать, были слышны песни, прерываемые яростными спорами, но было крайне трудно понять, кто и о чем спорил. Зато на улице стояла приятная ночная прохлада. Платон наконец глубоко вдохнул.