Для меня все те события первых дней после пробуждения — как вчера. Эх, что за славные были деньки!
— Д-д-да… — со стуком зубов, ответил Гундивальд.
Смотрю на его статью. О, у него их две — мультик. 141 и 174. 141— это причинение смерти по неосторожности. А вот 174 — это странно.
Насильственные действия сексуального характера, то есть не классический износ, а из разряда мужеложества, лесбиянства и так далее. Гундивальд мужского пола, а это значит…
— Ты что, пидор⁈ — резко подтянул я Гундивальда поближе к себе.
Пристально пырюсь в его испуганные глаза красными огнями из глазниц.
— Нет, господине… — замямлил тот.
— Не пизди мне, сука! — выкрикнул я ему в лицо. — Статья 174 — дают за форменное пидорство! Что ты сделал⁈ Отвечать!
Но Гундивальд лишь попытался отвести взгляд.
— В глаза мне смотри, мразь! — приказал я ему. — Какой твой генетический код⁈
— Ч-ч-что? — ещё больше испугался бывший наёмник.
— Где остальные⁈ — продолжил я опрос. — Где Никита⁈ Где Белян⁈
— Я… — сдавленно сглотнул Гундивальд. — Я ушёл из отряда… Не знаю…
— У-у-у, сука! — оттолкнул я его, после чего посмотрел на Винтика. — Этого первым.
Шпунтик, вооружившийся инъектором, начал обкалывать не сопротивляющихся смертников мощным седативным. Сейчас они окончательно успокоятся и не доставят нам никаких проблем. Как бы ни было им больно…
Дожидаюсь, пока завершатся все подготовительные процессы, после чего помещаю свою филактерию на столик посреди ритуального круга.
В отличие от большинства заклинаний и ритуалов, созданных живыми, тут говорить ничего не надо. Это создано мёртвыми для мёртвых — слова излишни.
— Дамы, поучаствуйте, помогите Винтику и Шпунтику, — приказал я. — Когда я подам сигнал, надо будет проколоть этим индивидам сердца.
Мысленно фокусируюсь на филактерии, устанавливаю с ней ментальную связь, после чего делаю взмах правой рукой.
Выплеснувшаяся витаэнергия заполонила этот небольшой зал, а я усилием воли начал концентрировать её в филактерии, попутно облучая филактерию некроэнергетическим потоком.
Тела смертников иссушались, ведь они ещё не до конца умерли, поэтому противоестественная тяга витаэнергии в филактерию «подхватила» истечение витаэнергии и стремительно потянула её.
И никакой тебе коррапченной некроэнергии — всё эко-френдли!
Тела жертв полностью иссохли, превратившись в обтянутые пергаментного цвета кожей скелеты, а филактерия наполнилась смесью из двух антагонистичных магических энергий. Центром концентрации, естественно, был кусок моего черепа.
Если всё прошло по плану, то сейчас должна произойти инкапсуляция витаэнергии в оболочке из некроэнергии, аккурат в границах кусочка черепной кости.
Пристально слежу за происходящим в филактерии. Если бы мог затаить дыхание, затаил бы.
— М-хм, — изрёк я удовлетворённо, глядя на то, как происходит плановая инкапсуляция. — И-и-и, всё!
Подхожу к филактерии и беру её в руки. Внутри неё плещется противоестественный и вынужденный союз энергий.
Если обращаться к теории, то витаэнергия в филактерии нужна, чтобы ускорять восстановление физической оболочки лича или архилича, а некроэнергия служит лишь для удержания этой витаэнергии. Ну и важно понимать, что физическая оболочка создаётся не из витаэнергии, а за счёт неё — что-то связанное с круговоротом жизни и смерти, из мёртвого в живое и наоборот, то есть глубокомысленная философская хуйня.
— Винтик, Шпунтик, — обратился я к своим ассистентам. — Приберитесь тут. Дамы — за мной.
Достаю телефон.
— Захар! Брат родной, от материнской платы другой! — воскликнул я. — Ты говорил, что у тебя есть надёжное место, чтобы прятать особо важные вещи…
Глава тринадцатая
Война, идентичная натуральной
/19 июня 2029 года, Праведная Республика, г. Душанбе/
— Сейчас я буду делать грязь, но вам нужно будет проследить, чтобы я не отключился в процессе, — сообщил я им. — Буду отключаться — пробуждать и возвращать к работе. Рассыплюсь в прах — отправляйте генерал-полковнику Леви и генерал-лейтенанту Адаму, а также Захару код «коричневый», доступными способами. Понятно?
Код «коричневый» — это значит, что я отправился в длительный отпуск без содержания, а уже это значит, что Праведная Республика в дерьме.
— Да, повелитель, — ответила за всех Катрин. — Мы не подведём тебя.
Киваю им, после чего иду за «Поцелуем морока», всё так же стоящим на подоконнике. Смертоносная отрава уже должна была дойти до кондиции — сейчас буду осторожно мазаться ею.
— Главное — не стать после этого мазохистом… — произнёс я и осторожно обмакнул ватную палочку в губительный яд.
Пурпурная жидкость пропитала белую вату. Аккуратно подношу её к своей грудине и, очень коротким движением, мажу яд на кость.
— Ох, бля-я-я-я… — сразу же завыл я.
Не знаю, каково было людям, на кожу которых попадал белый фосфор, но теперь я знаю, на что это похоже, когда речь идёт о кости…
Падаю на кафель, где не могу сдержать конвульсий. Более того, я даже не пытаюсь их сдержать, потому что мне недосуг.
Пронзительная боль постепенно охватила все мои кости, от макушки до пяточной кости. Характер её описать сложно, в основном потому, что она была не ноцицепторной (1) или нейропатической, (2) а совершенно новой для меня.
Каждая костная клетка болела, горела адским пламенем, но, при этом, я давал себе отчёт в происходящем. Я сумел восстановить концентрацию и взял себя под полный контроль. Боль от этого никуда не делась, но теперь я мог прислушаться к ней и нащупать её грани. И я понял, что она накатывает короткими волнами, с каждой волной наращивая интенсивность.
Время шло медленно, но я уже адаптировался к боли, а это нехорошо. Это значит, что концентрация яда недостаточна.
Собираюсь, поднимаюсь на ноги и беру из баночки новую ватную палочку, которую также аккуратно макаю в банку с «Поцелуем морока».
Кто вообще придумал такое странное название для яда? Почему не «Последний поцелуй»? Почему не «Смерть на пляже»?
«А почему „Смерть на пляже“?» — спрашиваю я себя.
Эх, налицо подсознательная попытка оттянуть нанесение следующей порции яда.
«Ладно, „Поцелуй морока“, окей» — подумал я и мазнул себе левую плечевую кость ватной палочкой.
Это казалось невероятным, но с фактом не поспоришь — боль может быть ещё острее.
Снова падаю на кафель. Надо, наверное, присесть на диван и мазаться там…
На этот раз примириться с болью было легче. Как только я смог вернуть контроль над своим бренным телом, сразу же встал, взял с собой банки и прошёл к дивану.
Беру ещё одну ватную палочку и макаю её в яд.
— Повелитель, остановись, — призвала меня Катрин. — Посмотри на свою руку.
Смотрю сначала на неё, обеспокоенную чем-то, а затем на левую руку. М-да, непорядок.
Левая плечевая кость пошла сеткой трещин и больше не была прозрачной. Надо завязывать.
— Катрин и Грейс — несите меня в ванную, — приказал я. — Кейт — принеси со склада ту синюю бочку, которую я тебе показывал.
Телохранительницы засуетились, а я скинул ватную палочку в мусорную урну. Хочется, конечно, побыстрее, но торопливость может привести к гибели.
Я, конечно, вернусь из отпуска быстрее, благодаря филактерии, но не хотелось бы уходить раньше времени.
Филактерия, кстати, спрятана где-то на самом дне Марианской впадины, на специальной базе, в которой стоит тридцать пусковых капсул. Вот отъехал я случайно — образуюсь у филактерии, вооружаюсь, экипируюсь и залезаю в капсулу, после чего мчусь сквозь толщи воды на поверхность. Капсула успешно преодолевает километры воды, после чего взмывает к небесам, включает реактивный двигатель и летит по выбранному мною маршруту.
Каждая моя попытка будет занимать всё больше и больше времени, но пусковые капсулы Захар сделал почти вечные, пусть и одноразовые. Буду вылетать и вступать в бой, если меня зажмут на Земле, или переходить через портал в Мир трёх лун, чтобы принимать дела.
